Как приятно осознавать, что наши руководители постоянно заботятся о том, сделать еще лучше уголовный процесс, особенно его досудебную часть. В последнее время эта забота приобрела прямо-таки маниакальный характер. Не успели мы переварить (кто на уровне теоретических аберраций, а кто и предметно-чувственным способом) плоды последней законодательной инициативы «единороссов» по реформированию предварительного расследования и прокурорского надзора, как подоспела новая новость. Оказывается, зря мы волновались по поводу некоторых неувязок в получившемся законе и деградацией предварительного расследования.
Сам Президент лично засвидетельствовал свою озабоченность состоянием предварительного расследования и желает скорейших перемен к лучшему. Поражает не только уровень, на котором обсуждалась данная проблема, но и уровень рассуждений, который продемонстрировали высокопоставленные официальные лица (имеется в виду телесюжет, показанный по всем федеральным ТВ-каналам 11 января 2007 года).
Со слов Ю. Чайки, мы узнали, что места предварительного заключения переполнены из-за неоправданно длинных сроков расследования по уголовным делам о преступлениях небольшой и средней тяжести. Оказывается, срок предварительного следствия у нас 12 месяцев, а дознания – 6 месяцев. И это, по мнению Генпрокурора, сильно влияет на переполненность мест предварительного заключения. Отсюда следует, что сроки расследования надо сократить до 3-4 недель.
Сильно, конечно, ободрило и то, что Президент наказал провести всамделишное обсуждение законопроекта в Госдуме (чтобы не было, как всегда1).
Все идет по плану и все будет хорошо. Оказывается, есть план (тайный). Как явствует из СМИ, уже проделана колоссальная подготовительная работа по разработке «законопроекта». Уже получено «одобрямс» от всех заинтересованных ведомств2.
Из более конкретных разъяснений об очередном запланированном вале изменений досудебной части уголовного процесса выясняется, что основной разработчик и идеолог этой реформы (и соответствующих законопроектов) – Генеральная прокуратура РФ, в лице генпрокурора Ю. Чайки и Е. Сидоренко – начальника правового управления этого ведомства.
Концепцию реформы можно кратко представить следующим образом. Цель - повысить эффективность следствия и дознания и одновременно, упростить досудебное производство3. Главные аргументы авторов в пользу данной концепции:
- постановление Всероссийского координационного совещания, которое прошло в ноябре 2006 года с участием В.В. Путина, и на котором глава государства высказался за совершенствование УПК;
- опыт отечественного и зарубежного судопроизводства;
- положительная оценка, данная разработанным законопроектам в МВД, ФСБ, ФСКН, ГТК4.
Основные направления реформы: а) передача практически всех уголовных дел о преступлениях небольшой и средней тяжести, из подследственности следователей в подследственность органов дознания; б) введение сокращенной, упрощенной формы дознания5. Ожидаемый положительный эффект:
- возрастет качество предварительного следствия, поскольку следователи не будут отвлекаться на “мелочевку”;
- сократятся сроки досудебного производства и производства по уголовному делу в целом;
- снизится количество следственно-арестованных; поскольку за преступления небольшой или средней тяжести предполагается не избирать меру пресечения – заключение под стражу.
Возможные негативных последствия: “перегрузка” дознавателей, которая, как предполагается, будет скомпенсирована за счет упрощенной и ускоренной формы дознания.
Ноу-хау – новый, упрощенный и ускоренный процессуальный порядок производства дознания, при реализации которого, предполагается не начинать предварительного расследования вообще, а единым актом возбудить уголовное дело и направить его в суд6.
Картина вполне идиллическая в представлении первых лиц генеральной прокуратуры, но с нашей точки зрения причины для беспокойства есть и немалые. Прежде всего вызывает недоумение совершившийся первый этап реформы, связанный с принятием известных законов № 87 и № 90 от 5 и 6 июня 2007 года, соответственно. Как известно, произошло ослабление роли прокурора как органа, осуществляющего руководство досудебным уголовным преследованием (следствием), и органа межведомственной координации. В общем, надзор сохранен. Но к дознанию и следствию теперь применяются различные средства прокурорского реагирования. Именно в виду непродуманного перераспределения контрольно-надзорных полномочий между прокуратурой и руководством органов следствия уже возникли серьезные трения между органами следствия и дознания, следствия и прокуратурой, прокуратурой и судом. Причина: отсутствие единого органа – способного оперативно снимать спорные вопросы, касающиеся подследственности, соединения, выделения уголовных дел, иных процессуальных решений. Закономерным результатом этой несогласованности стал перенос решения спорных вопросов в суды.
Например, по делу заместителя министра финансов С. Сторчака, обвиняемого в покушении на мошенничество, произошел конфликт между Генпрокуратурой и Следственным комитетом при прокуратуре РФ. Заместитель генпрокурора В. Гринь отменил постановление следствия о возбуждении второго уголовного дела в отношении С. Сторчака, признав его необоснованным. В ответ следствие заявило, что В. Гринь сам нарушил закон, подписав соответствующее решение задним числом. Генпрокуратура все материалы возвратила в следственный комитет, для производства дополнительной проверки, а Следственный комитет в ответ, обратился к генпрокурору РФ и в суд с заявлением об отмене решения В. Гриня, как незаконного. Примерно так же, как в деле Сторчака, развивались события в другом громком уголовном деле – начальника департамента ФСКН А. Бульбова. Генерал был арестован Басманным судом г.Москвы, по обвинению во взяточничестве и организации незаконных прослушек. Однако Генпрокуратура, обжаловала решение Басманного суда, назвав его незаконным и необоснованным7.
Очевидно, что на периферии подобных ситуаций значительно больше, информация попадающая в прессу – вершина айсберга, но и она весьма показательна. Эта ситуация – закономерный результат поверхностного, одностороннего отношения к реформированию уголовного процесса. На данный момент оспаривание первенства власти в досудебном производстве между двумя уважаемыми ведомствами напоминает выяснение отношений между “детьми лейтенанта Шмидта”, на тему “кто здесь главный”, когда спор оппонентов перешел на уровень “а ты кто такой”. Предложение Ю. Чайки вернуть прокуратуре право выражать свою позицию при избрании меры пресечения судом в отношении обвиняемых, вряд ли основано на убеждении в недостаточной компетенции и профессионализме следователей и судей. К тому же п. 4 постановления Пленума Верховного суда РФ № 1 от 5 марта 2004 г. “О применении судами норм уголовно-процессуального кодекса РФ” давно предписал считать заключение под стражу исключительной мерой пресечения, применяемой в случае невозможности избрать иную. Другое предложение - вообще запретить применять данную меру пресечения в отношении лиц совершивших преступления небольшой и средней степени тяжести, мы воспринимаем так же критично. Следователи и дознаватели зачастую вынуждены заключать под стражу “мелких жуликов” чтобы просто иметь возможность окончить предварительное расследование. Ибо после выхода из стен органов внутренних дел, иных правоохранительных органов, некоторые из них категорически не желают являться к следователю повторно. Не редки случаи, когда органы дознания неоднократно занимаются розыском подозреваемых, обвиняемых. Эффективность предварительного расследования от этого не возрастает. Ожидание реформаторов, что расследование значительного количества уголовных дел будет осуществляться в сокращенной форме дознания, представляется нам неоправданным. У нас нет сомнений, что дознаватели сумеют отработать методу, позволяющую формально добиться согласия подозреваемого, потерпевшего на проведение сокращенного дознания. Но что делать, если в суде один из них изменит свое решение? Возвращать дело дознавателю, следователю? Собственно, предлагаемая сокращенная форма дознания, без производства предварительного расследования, ни что иное как хорошо известная отечественному уголовному процессу “протокольная форма”, начало которой положил Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 года “Об усилении ответственности за хулиганство”8, применявшейся в 1992 г. уже по 56 составам преступлений. Так, что никакой новизны в этом предложении нет. Но возникает вопрос, в случае восстановления протокольной формы, изменится ли положение суда в уголовном процессе, да и вообще, какое уголовное судопроизводство будет функционировать: состязательное, следственное? Ответ известен: суд будет активно искать истину, доказывать, а о состязательности можно окончательно забыть9.
Предлагаемая генпрокуратурой реформа предварительного расследования не выходит за рамки доктрины “ускорение уголовного процесса”, в той ее части, что предусматривает ускорение уголовного процесса за счет усовершенствования процессуального порядка движения уголовного дела в рамках существующих обычных, особых (но традиционных) производств, а так же ускорение уголовного процесса, за счет его сокращения. Например, путем отказа от одной из стадий, либо от части стадии. Однако, авторы законопроектов совершенно не обращают внимание на достаточно перспективный, хотя и весьма малознакомый для отечественного уголовного судопроизводства, вариант сокращения уголовного процесса в виде квазитотального отказа от уголовного преследования10. Полагаем расширение ареала обитания сделки о признании уголовного иска в отечественном уголовном процессе, действительно повысит эффективность уголовного процесса11.
Наблюдая за происходящими и предполагаемыми изменениями в отечественном уголовном предварительном расследовании, трудно отделаться от ощущения, что предстоящие пертурбации просто призваны возместить прокуратуре утраченное влияние, выхолостить следствие. Хочется верить, что это не так, и очередных поспешных, непродуманных решений не последует, расплачиваться за которые, в конечном счете, придется потерпевшим, законопослушным гражданам, дознавателям и следователям.
Подведем итоги.
Принятие в 2001 году УПК РФ было обусловлено новой философией отечественного уголовного процесса12, предопределенной Конституцией РФ, общепризнанными принципами и нормами международного права, включая Всеобщую декларацию прав человека и Европейскую конвенцию о защите прав человека13. Однако, прошло немногим более 5 лет, а изменений и дополнений в УПК РФ него внесено больше, чем в УПК РСФСР, за 40 лет его применения. И ныне действующий УПК РФ весьма значительно отличается от того, что вступил в действие 1 июля 2002 года. Процесс этот не только не затухает, но наоборот, интенсифицируется. Какую же цель, сверх идею преследуют реформаторы? Общие рассуждения о необходимости оптимизации уголовного судопроизводства не являются достаточным и убедительным аргументом. Мы видим, только повторение уже пройденного и не желание реальных реформ.
«Что-то слышится родное» в «новых» строчках текста закона. Ба, да это «карячится» старая добрая, дурацкая протокольная форма (в свое время списанная в утиль либералами, как противоречащая состязательности). А за ним – «самый гуманный в мире» советский суд, прокурор – «живое напоминание закона» (вернее сказать партии), гордый, но … следователь, и дознаватель. Что это как не хорошо узнаваемая харя советского уголовного процесса. С чем боролись, на том и подорвались.
Идиотия русской уголовно-процессуальной жизни (дух которой можно передать рассказом Д. Хармса «Старухи») торжествует.
Но мы верим – наступит благодать. Узилища растворятся и облагодетельствованные россияне, томившиеся в них, по предположению Ю. Чайки, кто 6, а кто и все 12 месяцев (и все это почему-то из-за сроков следствия и дознания!), сольются со своими соотечественниками, не успев стать ко времени вынесения обвинительного приговора суда закоренелыми преступниками (они успеют ими стать потом).
Нижний Новгород
20 января 2008 года

1 Чего, впрочем, все равно не избежать.
2 На недавней конференции, посвященной памяти И.Я. Фойницкого, где были вроде не последние люди в науке уголовного процесса, никто не предполагал (во всяком случае вслух не говорил) об этой бурной деятельности проектантов и о грядущих событиях.
Кто же они эти таинственные разработчики законопроектов? Скромные труженики, в чьих головах рождаются сии нетленные шедевры юридической техники?
Страна должна знать своих героев.
3 См.: Ямшанов Б. Следствие для важных дел // Российская газета. 207. – 13 ноября. № 253 (4516). С. 1-2.
4 См.: Ямшанов Б. Следствие для важных дел // Российская газета. 207. – 13 ноября. № 253 (4516). С. 1-2.
5 См.: Там же.
6 См.: Шаров А. Смягчающие обстоятельства. // Российская газета. 2008. – 16 января. № 6 (4563). С. 1, 6.
7 См.: Рубникович О. Следствие и надзор не могут узаконить отношения. Прокуроры подписались под конфликтом. // Коммерсантъ. 2007. – 6 декабря. № 225 (№ 3801 с момента возобновления издания). С. 1, 3.
8 См.: Манова Н.С. Предварительное и судебное производство: дифференциация форм. Учебное пособие для ВУЗов. – М., Приор-издат, 2004. С. 30.
9 По мнению доктора юридических наук, профессора, судьи Верховного суда РФ в отставке Н.А. Колоколова суды в последние годы буквально заполнены делами, по которым спор о доказанности следственными органами обвинения, по сути, превращен в фикцию; а организовать состязательный процесс по УПК РФ 2001 года невозможно априори. См.: Ковтун Н.Н. Судебная власть обретает голос / Российский судья. 2006. № 4.
10 См.: Головко Л.В. Альтернативы уголовному преследованию в уголовном праве. – Спб.: Издательство “Юридический центр Пресс”, 2002. С. 37 – 42.
11 Подробнее об этом см.: Уголовно-правовые и уголовно-процессуальные аспекты сделки о признании уголовного иска / МВД РФ, Нижегор. акад.; под науч. ред. Александрова А.С. – Н.Новгород, 2007. -224 с.
12 См.: Мизулина Е. Скоро мы обнародуем доклад о готовности страны к новой философии уголовного правосудия.// Российская юстиция. №5. 2002. С.11-12.
13 См.: Крашенинников П.В., Резник Г.М., Мизулина Е.Б., Вицын С.Е., Михайловская И.Б., Кипнис Н.М., Лупинская П.А., Масленникова Л.Н., Смирнов А.В. Письмо номера: У новой России ЕСТЬ новый УПК. // Известия. 2006. – 25 сентября. № 176. С. 6.