Словосочетание «кризис наказания» в последнее время стало модным в российской криминологии. Чаще всего оно используется в новейшей криминологии, в формирующейся в ее рамках отрасли: криминологии закона[1].

«Кризис» - это тяжелое переходное состояние какого-либо процесса, со­циального института, сферы общества (например, духовный, политический, финансовый кризис)[2]; это состояние, когда существующие средства (механиз­мы) достижения целей становятся неадекватными, и в результате чего возни­кают непредсказуемые ситуации и проблемы, для преодоления которых нужны новые модели мышления и действия[3].

В условиях актуализации проблемы социальной адаптации лиц, отбывших длительные сроки лишения свободы, представляется необходимым выявление причин, породивших кризис уголовного наказания. Некоторые из причин были рассмотрены в научной литературе[4]. В настоящей работе причины, обусловившие кризис лишения свободы, рассматриваются с позиции целей уголовного наказания, перечисленных в ч. 2, ст. 43 УК РФ – восстановление социальной справедливости, исправления осужденного и предупреждение совершения новых преступлений.

В УК РСФСР перед уголовным наказанием не ставилась цель восстановления социальной справедливости, однако в уголовно-правовой науке называлась цель «удовлетворения чувства справедливости членов социалистического общества»[5]. Требование удовлетворения чувства справедливости в качестве самостоятельной цели уголовного наказания выводилась из того, что «...в некоторых случаях наказание, вынесенное с учетом его целей, указанных в УК, не может обеспечить справедливое решение дела»[6].

Идея о том, что уголовное наказание должно не только устрашать, но и восстанавливать справедливость, заглаживать вред не нова. Еще в начале ХIХ века немецким ученым Волькером была основана теория заглаживания вреда. По Волькеру цель заглаживания вреда причиненным преступлением распадалась на семь частных целей. В научной литературе советского периода об этой цели писали Б.С.Никифоров, А.Ф.Мицкевич, П.Г.Пономарев, и другие авторы[7].

В современной литературе рассматриваемая цель трактуется весьма широко и неопределенно. А.Ф.Мицкевич, полагает, что понятие «справедливость», используемое законодателем при конструировании принципа уголовного права (ст.6 УК РФ) и при конструировании цели уголовного наказания, должны пониматься одинаково[8]. Однако далее он пишет, что «... цель уголовного наказания «восстановление социальной справедливости» подразумевает воздействие уголовного наказания на представления всего общества и его граждан о справедливом и несправедливом»[9].

 Представляется наивным полагать, что общество и отдельные члены этого общества в своем отношении к категориям «добро» и «зло», «справедливость» и «несправедливость» будут ориентироваться на понимание этих категорий законодателем, или судьей, вынесшем обвинительный приговор и назначивший уголовное наказание. Понимание рассматриваемой цели как некоего средства восстановления миропорядка, существовавшего до совершения преступления, как инструмента обеспечивающего поступательное развитие общества, приводит к игнорированию интересов жертвы преступления. Виктимологический опрос показал, что 93% опрошенных жертв преступлений считают, что обвинительный приговор вынесенный в отношении виновных не был справедливым по отношению к ним (16% считали, что их интересы при вынесении приговора в отношении виновных были частично учтены). Практически все опрошенные считали, что уголовное наказание было бы справедливым, если бы оно было ориентировано на компенсацию жертвам причиненного им физического, морального вреда или материального ущерба. При этом 72% опрошенных полагали, что в обществе должен существовать и иной (внесудебный, договорной или примирительный) инструмент регулирования уголовно-правовых отношений.

От приведенных не сильно отличаются и результаты опроса самих виновных в совершении преступлений, 64% из которых согласились бы компенсировать причиненный вред в кратчайшие сроки, 24% затруднились ответить, и лишь 12% не стали бы это делать, полагая, что они осуждены справедливо (4%) или полагая, что они сами являются жертвами судебного «произвола» (8%).

Как видно вопрос о справедливости наказания находит решение исключительно из понимания этой справедливости судьей (судьями), что само по себе нельзя считать справедливым. Полагаем, что наказание должно считаться справедливым не только если оно соответствует тяжести совершенного преступления и личности виновного, но и если оно максимально учитывает интересы сторон, особенно интересы потерпевшего. Социальная справедливость может быть признанна восстановленной, если назначенное наказание считается справедливым, во-первых, самим потерпевшим, во-вторых, самим виновным, и, в-третьих, судьей (судьями). Признание такого понимания восстановления социальной справедливости означало бы признание преступления как социального конфликта, требующего разрешения посредством удовлетворения претензий потерпевшего. А это означает необходимость адресации принципа восстановления социальной справедливости ко всем отраслям права, а не только к таким как, например, гражданское право.

Как некий идеал, к которому, несомненно, должно стремиться общество, но к которому оно вряд ли когда придет, выглядит такая цель уголовного наказания как исправление осужденного.

В своей работе «Понятие и педагогические принципы исправления и перевоспитания заключенных» В.И.Куфаев писал, что исправление предполагает изменение у осужденного отдельных черт личности, отдельных свойств характера, имеющихся у него отдельных порочных привычек, взглядов, поведения[10].

И.И.Карпец полагал, что исправление достигается тогда, когда человек, понесший наказание, понимает недостойность своего поведения, недопустимость совершения новых преступлений и не совершает их, хотя бы потому, что боится наказания[11].

И.С.Ной в своих работах предлагает различать моральное и юридическое исправление. При этом он пишет, что цель исправления может считаться достигнутой лишь в том случае, если достигнуто моральное исправление человека, совершившего преступление, то есть, новое преступление он не совершит не из страха перед законом, а потому, что это противоречило бы его новым взглядам, убеждениям и привычкам[12].

Из приведенных взглядов классиков отечественной юриспруденции видно, что, по их мнению, наказание складывается из мер воспитательного воздействия и мер карательных. Конечно, наказание как один из методов воспитания в той или иной мере может влиять и на выработку мировоззрения, и на формирование нравственных качеств личности  и т.д. Однако ученые не учитывают того обстоятельства, что наказание применяется к лицам с уже формировавшими чертами характера, нравственными установками, с определенным мировоззрением и навыками поведения. Наказание далеко не на всех и далеко не всегда устрашающе воздействует на лица совершивших или совершающих преступлений. И уж тем более не оказывает воспитательного воздействия.

Опрос лиц, отбывших уголовное наказание в виде лишения свободы, показал, что лишь 18% не совершат вновь преступления, по причине боязни уголовного наказания. 76% опрошенных не боятся лишиться свободы т.к. не видят в нем «ничего страшного», однако, 42% из них не хотели бы «сесть за глупость». Почти все опрошенные испытывали значительно больше страх перед уголовным наказанием до первого суждения за совершения ими первого преступления. Потом устрашающий эффект наказания постепенно сошел на «нет», произошло привыкание к нему. Значит, отмечаемая в научной литературе эмоциональная глухота и равнодушие к угрозе наказания[13] характерны не только преступникам-рецидивистам, но и многим осужденным, в том числе и впервые осужденным. Привыкнув к наказанию человек перестал его воспринимать и больше ничто не может его удерживать от соблазна при необходимости вновь совершить преступление. Следует отметить, что устрашение как средство общего предупреждения не имеет заметного мотивирующего значения и для большинства опрошенных лиц, из числа правопослушного населения[14].

А.Ф.Мицкевич, полагает, что цель исправления осужденного можно считать достигнутой, если воспитательное воздействие наказания на нравственно-психологическую, волевую и эмоционально-чувсвтенную сферы осужденного приведет к тому, что осужденный не будет совершать новых преступлений в силу наступивших изменений в его психике в виде негативного оценочного отношения к преступным формам поведения, положительного отношения к общепринятым основным правилам поведения и готовности вести себя в соответствии с этими правилами[15].

Напрашиваются вопросы: «Какое мероприятие (комплекс мероприятий) должно привести к тому, чтобы у осужденных наступили такие изменения в психике? Что такое есть в местах лишения свободы, чего нет на свободе, чтобы лицо, попадая туда, изменяло свою психику и непременно в лучшую сторону? Это насколько жизнь в метах лишения свободы должна быть лучше организована, чем жизнь на свободе, что люди меняются и непременно в лучшую сторону?».

Наш опрос лиц, отбывающих и отбывших уголовное наказание, показал, что 94% из них не испытывают и никогда не испытывали никакого воздействия, которое бы их облагораживало, возвышало духовно и нравственно, прививало им чувства справедливости, уважения к законам и т.д. Все опрошенные считали, что наличие в УК цели исправления осужденных «глупостью». И с ними трудно не согласиться, если учитывать, что ст. 9-я УИК как основное средство исправления прямо предусматривает общественно-полезный труд. Опрос лиц, отбывших уголовное наказание в виде лишения свободы, показал, что лишь 4 % из них имели постоянную работу за последние 2 года отбывания наказания. 27 % имели временную или сезонную работу и то от случая к случаю. Значит, абсолютное большинство осужденных в период отбывания наказания не работает. Осужденные не работают не потому, что не хотят, а потому, что государство не обеспечивает их работой. При этом основная масса осужденных - физически трудоспособное население, желающее трудиться и зарабатывать деньги, содержать родных и близких на воле, что, несомненно, способствовало бы сохранению их социально-полезных связей. Если не работает основное средство исправления, значит, и речи не может быть об исправлении вообще. Соответственно цель исправления осужденных есть ни что иное, как обман законодателем общественности.

Не лучше обстоит дело и другой целью уголовного наказания – предупреждение преступлений. В науке уголовного права выделяют общее и частное предупреждение. Цель общего предупреждения заключается в том, чтобы оно под угрозой наказания удерживало людей от совершения новых преступлений. Тот факт, что преступность ежегодно растет, является убедительным аргументом, доказывающим не состоятельность общей превенции.

Так, если в России, по данным МВД в 2000г. было зарегистрировано 2 952 000 преступлений, в 2001г. – 2 968 300, 2002г. – 2 756 398, 2003г.  – 2 756 398, 2004г. – 2 883 810 2005 г. – 3 554, 700, то  в 2006 г. – 3 855 373 преступления[16]. За шесть лет рост преступности составил 24,5 %.

Цель – это тот идеальный результат, к которому стремятся. Выходит, что российское общество стремиться предупредить преступления, а в реальности приходит к противоположному результату – вовлечению в орбиту преступности все новых членов общества. И здесь уместен вопрос об эффективности уголовного закона. Затронув этот вопрос на научном семинаре Санкт-Петербургского криминологического клуба, профессор Н.А.Лопашенко предложила формулу, позволяющую определить эффективность уголовного закона и эффективность уголовно-правовой нормы[17].

Полагаем, что об эффективности лишения свободы применительно к общей превенции можно судить исключительно из ее способности предотвратить вливания в систему «преступность» все новых членов общества. Если лишение свободы как мера уголовного наказания неспособна обеспечить достижение этой цели, то, очевидно, что эта мера не только не эффективна, но и абсурдна.

Говоря о преступности и возможностях воздействия на нее нужно учитывать и следующее. Системный метод исследования позволяет увидеть противостояние двух систем – системы преступность и правоохранительной системы. Это позволяет предположить, что обе эти системы будут существовать всегда, взаимно обуславливая друг друга. Правоохранительная система сама не позволит полностью уничтожить систему «преступность», ибо существование первой напрямую зависит от существования второй. Правоохранительная система всегда найдет аргументы для обоснования необходимости своего существования для государственного дела, для чего будет намеренно создавать условия для продолжения существования системы «преступность». Из этого следует, что правоохранительная система никогда сама не изменит стиль и методы своей деятельности. Даже если она и претерпит некоторые изменения под воздействием внешних сил (принятие политических решений), то через некоторое время она восстановит свои позиции. Например, до принятия нового УПК численность лиц, находящихся в местах лишения свободы составляло в 2001г. – 980151 человека, а после вступления в силу нового УПК их численность снизилась и составляла 2002г. – 877393, 2003г. – 847004 человека. После известных изменений, внесенных в УК РФ Законом от 8.12.2003 года, численность тюремного населения снизилась в 2004 г. до 763115 человека. Однако в 2005 г. их численность возросла и составляла – 823451 человека, а в 2006 г. их уже составляло 871693 человека, то есть, численность тюремного населения стало больше чем было в 2003 году. Значит, сами по себе изменения УК не смогли снизить численность осужденных в местах лишения свободы. Полагаем, что причиной тому являются непознаваемые и незаметные внутрисистемные процессы, обеспечивающие системе «выживание». Здесь уместно заметить, что Указом Президента России № 1246 от 31 октября 2005 года предельная штатная численность органов внутренних дел Российской федерации, финансируемую за счет федерального бюджета определена 821268 единиц, то есть система «ловит» примерно столько, сколько составляет численность системы. Чтобы система не воспроизводила себя и своего антипода, нужно было принять еще ряд решений. В частности, система УИН России располагает 765 исправительными колониями, 216 следственными изоляторами 7 тюрем и 160 помещении, функционирующем в режиме следственных изоляторов и тюрем[18]. Ни одно из названных учреждений не лишилось ни одного места для осужденных, не был снижен и лимит их наполняемости. В итоге сама система организовалась таким образом, что все кто вышел из колоний в 2003-2004 гг., через полтора года вернулись, «прихватив» собой еще несколько десятков тысяч человек.

На наш взгляд, одновременно с внесением изменений в УК в 2003 году, следовало ликвидировать несколько десятков учреждений уголовно-исполнительной системы. Этот шаг не вызвал бы особых проблем тем более, что в России много учреждений УИН, несколько раз отслуживших сроки эксплуатации. В оставшихся упреждениях – снизить лимит наполняемости. В последующем жестко контролировать, чтобы не увеличить количество мест в учреждениях УИН. Полагаем, что необходимо рассчитать и волевым решением установить необходимое количество учреждений УИН с жестким лимитом наполняемости. Общее количество мест в учреждениях УИН можно было бы рассчитать в процентном отношении от численности населения России, например 0,2%, что составляет примерно 290 000 мест. А судей обеспечивать информацией о наличии «койко-мест» в конкретном учреждении УИН. Это заставит их призадуматься над тем, какой вид наказания назначить к виновному в совершении преступления.

Недостижимой является и цель частной превенции, понимаемая как предупреждение совершения новых преступлений со стороны тех лиц, которые уже совершили преступления и осуждены. Статистические данные о зарегистрированных преступлениях свидетельствуют о внешне удовлетворительной криминогенной обстановке в уголовно-исполнительной системе. Так, в учреждениях УИН, обеспечивающих изоляцию от общества зарегистрировано в 1997 г. – 2086 преступлений, в 1998 г. – 1779, в 1999г. – 1554, в 2000 г. – 1254, в 2001 г. – 1157, в 2002 г. – 1200, в 2003 г. – 1675, в 2004 г. – 1196[19].

Расчеты, основанные на данных официальной статистики количества тюремного населения в году, и количество совершенных в местах лишения свободы преступлений показывает, что изоляция от общества не является панацеей. В местах лишения свободы происходят те же самые негативные процессы, что и на свободе. Это видно при сопоставлении коэффициентов преступности совершаемых в местах лишения свободы, и преступности, в России. В частности коэффициент преступности в целом по России составил в 2002 г. – 1754,9,  2003 г. – 1742,3, 2004 – 2007,2 преступлений на 100 тыс. населения[20].

Коэффициент преступности в местах лишения свободы, рассчитанной на 100 тыс. человек тюремного населения составлял в 2002 г. – 136, 2003 г. – 197,7, 2004 г. – 156,7 преступлений. Значит, даже если исходить из данных официальной статистики изоляция от общества примерно в десять раз снижает вероятность совершения лицом, отбывающим уголовное наказание нового преступления. Следует отметить, что обобщенных данных о пенитенциарной преступности отсутствуют, что значительно усложняет задачу увидеть истинную картину о состоянии преступности в местах лишения свободы по России.  Исследователи, специально занимавшиеся этим вопросом отмечают, что криминогенная обстановка в исправительных учреждениях остается достаточно сложной. Ряд данных свидетельствует о достаточно высоком уровне латентности преступлений в местах лишения свободы. Она особенно характерна для относительно неопасных преступлений (по сравнению с убийствами, причинением тяжкого вреда здоровью), в значительной мере ставших как бы нормальными явлениями «тюремно-лагерного мира» — побои, истязания, насильственное мужеложство, хулиганство и т.д. Латентный характер этих посягательств, с одной стороны, объясняется спецификой взаимоотношений осужденных между собой (наличие криминального управления и суда, жесткая иерархичность в стратах и т.д.)[21]. Наиболее значимым фактором, влияющим на поведение осужденного, является существование норм, обычаев и традиций «криминального мира», которые прямо запрещают любое сотрудничество с представителями администрации[22].

С другой стороны основанием негативной оценки деятельности любого исправительного учреждения является наличие преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания. Поэтому очевидно, что именно данные деяния укрываются от учета, сознательно делается их неправильная уголовно-правовой оценка (отнесение к не учитываемой категории, либо к менее опасным деяниям, не входящим в систему отчетности (форма № 2 УИС) (в лучшем случае эти действия квалифицируются по ст. 112, 115, 116, 119 УК РФ.)).

Таким образом, преступность в местах лишения свободы не только достаточно велика по масштабам, но и опасна по характеру и отличается своей жестокостью, регистрируется лишь незначительная часть из них[23].

Следовательно, цель частной превенции тоже не достижима. Только один вид наказания дает сто процентную гарантию достижения цели частной превенции – смертная казнь, на которую в России существует мораторий.

Таким образом, «кризис уголовного наказания» понимается нами как не способность института уголовного наказания решить стоящие перед уголовным законом задачи (ст.2 УК РФ) и достичь его целей (ч.2 ст.43 УК РФ). Успешное решение вопроса социальной адаптации лиц отбывших длительные сроки лишения свободы возможно только совершенствовав сам институт уголовного наказания, признающего в преступлении социального конфликта и минимизации государственного вмешательства в этот конфликт. Необходимо значительно расширить и детально регламентировать институт примирения, что позволит значительно уменьшить тюремное население, снизить сроки отбывания наказания, соответственно и лиц, нуждающихся в социальной адаптации.

---

���� ����������: 15/09/2007
���������: 4508 ���
������������� �� ������ ����:

---

Барабаш А.С. Вклад Ивана Яковлевича Фойницкого в определение места состязательности в российском уголовном процессе
Зайцева Л.В. Реформирование уголовно-процессуального законодательства республики Беларусь: проблемы и перспективы
Мартышкин В.Н. Пределы судебного усмотрения и механизмы его ограничения в уголовном судопроизводстве
Панькина И.Ю. Основные элементы внесудебного способа разрешения уголовно-процессуального конфликта
Цыганенко С.С. Дифференциация как модель уголовного процесса (уголовно-процессуальная стратегия)
Калинкина Л.Д. Совершенствование норм УПК РФ о нарушениях уголовно-процессуального закона – необходимое условие обеспечения должной процедуры производства по уголовным делам
ТУЛАГАНОВА Г.З., ФАЙЗИЕВ Ш. Классификация мер процессуального принуждения по характеру воздействия
Алексеев С.Г. , Лукичев Б.А. Взгляды И.Я. Фойницкого на институт судебной экспертизы и их отражение в зеркале современности
Галюкова М.И. Реализация функции защиты в состязательном уголовном процессе
Гамбарян А.С. Реформа досудебной стадии уголовного процесса в Республике Армения