Несколько этапов реформирования прошла процедура возбуждения и производства по уголовным делам частного обвинения. На примере данной категории уголовных дел, особенностей процедуры их возбуждения, предварительного расследования, а также судебного рассмотрения можно проследить за соотношением публичного и частного начала в уголовном судопроизводстве России.

Потерпевший до недавнего времени действительно оказывался недостаточно защищенным, когда ему не были известны данные о лице, совершившем преступление, поскольку ни мировой судья, ни прокурор в таком случае не вправе были принять соответствующие решения для начала процессуальной деятельности. Такие обстоятельства стали предметом проверки Конституционного Суда РФ, который изложил свою позицию в постановлении от 27 июня 2005 г. № 7 – П по делу о проверке конституционности положений ч.ч. 2, 4 ст. 20, ч. 6 ст. 144, п. 3 ч. 1 ст. 145, ч. 3 ст. 318, ч.ч. 1, 2 ст. 319 УПК РФ в связи с запросом Законодательного Собрания Республики Карелия и Октябрьского районного суда г. Мурманска[1], постановив, что отказ в возбуждении уголовного дела и в принятии мер к установлению личности виновного фактически исключает возможность получения потерпевшим судебной защиты своих прав и законных интересов.

Процедура производства по уголовным делам частного обвинения была конкретизирована законодателем Федеральным законом РФ от 12 апреля 2007 г. № 47 – ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации»[2] и Федеральным законом РФ от 5 июня 2007 г. № 87 – ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» и Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации»[3] лишь по прошествии почти двух лет после изложения Конституционным Судом РФ своей позиции в указанном ранее постановлении от 27 июня 2005 г. № 7 – П.

В частности, законодателем был сокращен перечень дел частного обвинения: только квалификация деяния в соответствии с ч. 1 ст. 115, ч. 1 ст. 116, ч. 1 ст. 129 и ст. 130 УК РФ подпадает в настоящий момент под указанный вид уголовного преследования.

На мирового судью возложена обязанность направить заявление потерпевшего руководителю следственного органа или начальнику органа дознания для решения вопроса о возбуждении уголовного дела, если потерпевшему не известны данные о лице, совершившем преступление (ч. 2 ст. 147, ч. 11 ст. 319 УПК РФ). В свете внесенных изменений подобное можно охарактеризовать как усиление защищенности лица, потерпевшего от преступления.

Нельзя проигнорировать содержание ч. 8 ст. 318 УПК РФ, в соответствии с которой мировой судья вправе признать обязательным участие в деле законного представителя потерпевшего и прокурора, если после принятия заявления к производству будет установлено, что потерпевший в силу зависимого или беспомощного состояния либо по иным причинам не может защищать свои права и законные интересы. Таким образом, очерчивается круг лиц, участие которых в судебном разбирательстве становится обязательным (законный представитель потерпевшего и прокурор). К тому же надлежит констатировать, что законодатель отвергает идеи, высказываемые процессуалистами об участии в уголовном процессе представителя потерпевшего, частного обвинителя по назначению. Его миссия обоснованно, с учетом предназначения, предоставленных полномочий возлагается на прокурора. Однако нельзя не отметить двойственности ситуации. Бесспорными являются правила, предусматривающие именно возбуждение уголовного дела в соответствии с ч. 4 ст. 20 УПК РФ, так как потерпевший может быть не в состоянии либо адекватно оценить и охарактеризовать деяние в качестве преступного, либо, осознавая все-таки факт совершения в отношении него преступления, в силу объективных или субъективных причин не способен подать соответствующее заявление. Но факт принятия мировым судьей заявления к своему производству, то есть когда заявление составлено в полном соответствии с требованиями ч. 5 ст. 318 УПК РФ, означает начало процессуальной деятельности, реализацию потерпевшим права на судебную защиту, точнее доступа к правосудию. Поэтому не ясны причины, по которым мировому судье было предоставлено право признать обязательным одновременное участие в деле и законного представителя потерпевшего, и прокурора. Если допускается возбуждение уголовного дела частного обвинения путем подачи в суд заявления не только потерпевшим, но и его законным представителем (ч. 1 ст. 318 УПК РФ), то почему законный представитель лишается процессуальной самостоятельности в случае принятия мировым судьей к своему производству заявления потерпевшего? Причины появления в уголовном деле участника, наделенного статусом законного представителя, в любом случае означают, что лицо, интересы которого он представляет и отстаивает, не может в полном объеме защищать свои права и законные интересы. Именно для защиты прав и законных интересов потерпевших, являющихся несовершеннолетними или по своему физическому или психическому состоянию лишенных возможности самостоятельно защищать свои права и законные интересы, к обязательному участию в уголовном деле привлекаются их законные представители (ч. 2 ст. 45 УПК РФ). Представляется, что прокурора следует вывести из круга обязательных участников при рассмотрении уголовного дела мировым судьей. Участие прокурора в случаях, предусмотренных ч. 8 ст. 318 УПК РФ, должно быть с учетом мнения законного представителя потерпевшего: когда законный представитель потерпевшего не возражает против участия прокурора либо заявил ходатайство о необходимости участия прокурора в судебном разбирательстве совместно с ним. Кроме того, важно обратить внимание на то обстоятельство, что мировой судья, принимая решение в соответствии с ч. 8 ст. 318 УПК РФ, обязан его обосновать, приведя доводы, мотивы, позволяющие говорить о наличии конкретных причин, по которым потерпевший не может защищать свои права и законные интересы. Именно обоснование позволит продемонстрировать сторонам, вышестоящей судебной инстанции при обжаловании разграничение беспомощного (зависимого) состояния или иных причин от процессуальной пассивности и недобросовестности потерпевшего.

Комитет министров Совета Европы рекомендовал правительствам государств-членов пересмотреть их законодательства и практику относительно положения потерпевшего, усиления его защищенности, отметив, что принимаемые с этой целью меры необязательно должны вступать в противоречие с другими целями уголовного права и судопроизводства, например такими, как укрепление социальных норм и реабилитация правонарушителей, а могут, по сути дела, содействовать их достижению и в конечном итоге примирению между потерпевшим и правонарушителем, а также следует уделять больше внимания потребностям потерпевшего на всех этапах уголовного процесса[4]. Сегодня прекращение производства по уголовному делу частного обвинения дифференцируется. На основании ч. 5 ст. 319 УПК РФ не допускается в безусловном порядке прекращение мировым судьей производства по уголовному делу в связи с примирением сторон, если оно было возбуждено следователем или с согласия прокурора дознавателем в соответствии с ч. 4 ст. 147 УПК РФ (когда преступление совершено в отношении лица, которое в силу зависимого или беспомощного состояния либо по иным причинам не может защищать свои права и законные интересы). В данном случае прекращение в связи с примирением сторон осуществляется в порядке ст. 25 УПК РФ: если лицо, впервые совершившее преступление небольшой или средней тяжести, примирилось с потерпевшим и загладило причиненный ему ущерб. Приведенные обстоятельства говорят не столько об усилении гарантий прав потерпевшего, обеспечении его доступа к правосудию и судебной защите его прав, сколько об ограничении частного начала и монополизации государством деятельности по уголовному преследованию даже в рамках частного обвинения. Излишняя опека со стороны государства в ходе предварительного расследования и судебного производства идет в ущерб самостоятельности, автономии воли потерпевшего, а следствием такого подхода является уязвленность и лица, обвиняемого в совершении преступления.