Правовая политика как одна из форм осуществления государственной политики включает в себя комплекс идей, установок государства, специальных мер и методов, направленных на организацию развития общества посредством права. Четкие установки государственной власти, определяющие цель того или иного вида политики, есть по сути своей генеральное направление деятельности государства в соответствии с признанными приоритетами. Частью правовой политики является уголовная политика, определяющая роль и задачи государственной власти в сфере борьбы с преступностью, призванная выработать  правовой инструментарий в борьбе с преступностью, создать действенный механизм защиты человека, его прав и основных свобод. Однако сегодняшнее состояние  российской уголовной политики расценивается как кризисное. Анализируя проблему, ученые и практики называют причины этого кризиса, считая, что они «во многом определены преобладанием радикально-либерального подхода в проведении судебной реформы и последующих реформ уголовно-процессуального и уголовного законодательства».[1]

В правовой науке не существует единого понятия уголовной политики. И это объяснимо, поскольку сложность единообразного понимания кроется в разноплановости и многоаспектности этого понятия. И все же в самом общем виде под уголовной политикой понимается государственная политика в области борьбы с преступностью: «уголовная политика представляет собой стратегию и тактику этой борьбы».[2] Субъекты реализации уголовной политики – правоохранительные органы государства.

 Уголовно-процессуальная политика – одна из составляющих уголовной  политики государства, поскольку реализация норм уголовного права возможна только через правоприменительную деятельность судебной власти и правоохранительных органов государства.

Обращение к проблеме уголовно-процессуальной политики порождает ряд сложнейших вопросов. Каково предназначение уголовно-процессуального закона: только ли для того, чтобы процедурно обеспечить ход расследования и судебного разбирательства по уголовному делу? Какова роль уголовного процесса в противодействии преступности?

Средствами осуществления уголовно-процессуальной политики являются законотворчество государства, правоприменение, осуществляемое властными субъектами уголовного судопроизводства, и  общественное правосознание.

«При одинаковости задачи и основных начал уголовный процесс  представляет значительные различия в путях, им избираемых. Исторические условия народной жизни и строй государственный в этом отношении оказывают на него огромное влияние», - писал И.Я. Фойницкий.[3]

Процесс реформирования уголовно-процессуального законодательства осуществляется в рамках государственно-правовой политики, направленной на создание законодательной системы, реально обеспечивающей защиту прав и свобод человека. Любая реформа, осуществляемая государством, есть признание неблагополучия в той или иной сфере деятельности. Ломка  старого – объективный процесс освобождения от изживших себя институтов, но говорят в народе: «поспешишь, людей насмешишь». Власть, решая государственные задачи, не всегда помнит о народной мудрости.

Диалектические противоречия развития – объективность, данная нам, они, собственно, есть предпосылка к развитию. Государство ищет адекватные формы урегулирования социальных проблем, пытаясь найти соответствующие компромиссные решения. Российское право в эпоху перемен представляет собой  «лоскутное одеяло», сочлененное из собственных традиционных институтов и форм и чужеродных правовых заимствований, нередко непродуманно, наспех приспособленных к национальным правовым институтам. Пример тому - современное российское уголовно-процессуальное законодательство, нестабильность которого ставит правоприменителя порой в труднейшее положение. Судьи, оценивая ситуацию, с иронией говорят: «Приходишь утром на работу и не знаешь, как процесс вести, вдруг закон опять изменился».

Юридическая общественность всякий раз бывает нимало удивлена своеобразием «логики» законодателя.  То в ходе обсуждения различных вариантов проектов УПК РФ, мы получаем совершенно неожиданный, «сюрпризный» вариант, то в надежде на конструктивный выход в виде четкого определения функций прокурора получаем конгломерат законодательно оформленных идей, лишенных логического завершения.  Было бы наивным полагать, что законы, создаваемые людьми, - идеальная  модель поведения. Но совершенно очевидно, что система норм, образующая те или иные институты права, должна быть непротиворечивой, а эффективность  применения закона должна определяться через достижение целей, и от того, как определены эти цели, зависит многое.

Обращаясь к анализу цели уголовного процесса, одни из ученых  отторгают определение целей уголовного судопроизводства, содержащееся в ст. 6 УПК РФ, утверждая, что цели уголовной юстиции искажены.[4] Другие отождествляют назначение уголовного процесса и его задачи.[5]  Существуют  предложения, направленные на иную формулировку назначения (цели) уголовного судопроизводства.[6]

Довольно непростой поиск ответа на вопрос о цели уголовного судопроизводства и обращение к проблеме соотношения целей и задач в уголовном процессе привел автора данной статьи к выводу о том,  что целью уголовного процесса должна быть защита прав потерпевшего, защита интересов общества и государства от преступления, его последствий.[7]  Формулируя назначение (цель) уголовного судопроизводства, законодатель, имея в виду сегодняшние приоритеты, не оговорил, необходимость защиты интересов общества и государства.

 Любая поставленная цель как ожидание будущего результата достигается посредством решения конкретных задач, иначе говоря,  задачи  органов дознания, предварительного следствия, суда и прокуратуры  выступают в качестве средств достижения общей цели уголовного процесса.[8]  Задачи направляют заданное движение к намеченной цели, позволяют целенаправленно двигаться вперед: решение одной из поставленных задач дает возможность перейти к решению другой задачи и т.д. Но законодатель «забыл» сформулировать задачи органов, осуществляющих свою деятельность в сфере уголовного судопроизводства.

Реализация уголовного правоотношения всегда связывается с уголовно-процессуальным правом. Полная реализация уголовного (и вместе с тем уголовно-процессуального) правоотношения означает: все  обстоятельства  дела  исследованы  полно и всесторонне, преступление раскрыто, преступник  изобличен и наказан,  а общество  ограждено  от  личности, представлявшей угрозу его устоям. Это означает также, что полностью восстановлены  нарушенные  права  потерпевшего, что в этом случае решены задачи и уголовного права и уголовного судопроизводства, достигнуты и цели уголовного процесса: потерпевший и общество защищены. Одновременно решаются задачи частной и общей превенции. Безусловно, преступность как социальное явление поддается регулированию в определенных пределах, но превенция возможна в рамках уголовно-процессуальной деятельности применительно и к конкретному индивиду, и неопределенному кругу лиц. Представляется, что решению этих вопросов соответствует и задача органов на установление обстоятельств, способствующих совершению преступлений.

Сказанное позволяет понять, каким образом  уголовно-процессуальное право может влиять на состояние преступности. В связи с этим нельзя пройти мимо позиции ученых, справедливо отстаивающих мысль о том, что «реализация уголовной ответственности – это особая форма воздействия на криминогенные факторы личностного характера», что «через сознание конкретных индивидов уголовно-правовые, процессуальные и уголовно-исполнительные средства оказывают воздействие и на групповое сознание».[9]

Определив в качестве приоритетной цели защиту прав потерпевших, законодатель, казалось бы,  задал правоприменителю четкое направление деятельности, но практика свидетельствует: жертвы преступлений, несмотря на конституционные заверения, на новые установки уголовно-процессуального закона, остаются незащищенными.  Законодатель, как верно замечено рядом ученых, не сумел  сбалансировать интересы обвинения и защиты.[10] «На фоне гиперболизации прав обвиняемого интересы потерпевших от преступления, интересы правосудия оказались на втором плане».[11] Общеизвестно, что потерпевшие нередко становятся объектами «вторичного», посткриминального  преследования, подвергаются шантажу и угрозам, что существуют серьезные преграды доступа потерпевших к правосудию. Проблема защиты участников уголовного процесса остается неразрешенной. Обсуждение этой проблемы в рамках телевизионной программы «Специальное расследование» 15 марта 2006 г. показало всю глубину и сложность этой проблемы: под реализацию программы было запрошено более 700 млн. руб. в год, но сумма эта была сокращена вдвое. По неофициальным данным количество человек, которым были предоставлены меры безопасности с момента вступления закона в силу, составляют всего около 500 человек.[12]

Низкий авторитет органов, призванных осуществлять защиту граждан, порождает неверие в возможность этой защиты. По результатам исследования, проведенного фондом «Общественное мнение»,  53 % респондентов ответили: граждане не обращаются за судебной защитой, потому что не верят, что в суде можно добиться справедливости; 62 % респондентов не верят в беспристрастность российского суда.[13]  

Разрыв между содержанием уголовно-процессуальной политики и реальными потребностями общества порождает у граждан  соответствующее отношение к закону и деятельности правоохранительных структур. Правоприменительная деятельность  в рамках уголовной политики может и должна быть направлена на формирование позитивного отношения к праву, к закону. Однако возможно ли это, когда действующий закон не закрепил положение о равенстве всех перед законом и судом в качестве принципа уголовного судопроизводства, но включил специальный раздел «Особенности производства по уголовным делам в отношении отдельных категорий лиц». Конечно, было бы наивным полагать, что действие принципа равенства означает полный запрет на установление некоторых различий, касающихся  правового статуса отдельных категорий граждан или некоторых особых условий. Тем не менее, очевидно - названный принцип с самого начала его зарождения преследовал цель отмены привилегий: «Желание заполучить привилегию плохо сочетается со вкусом к равенству», - эти слова принадлежат Шарлю де Голлю.[14]

По данным социологического  исследования, проведенного  фондом  «Общественное мнение», 78 %  российских граждан не  верят в то, что перед законом и судом все равны.[15]

Законодатель, отторгнув понятие истины в уголовном процессе, а равно и принцип всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела, дал понять, что ни органы предварительного расследования, ни суд ныне не заинтересованы ни в установлении истины, ни в полноте и всесторонности знания обстоятельств уголовного дела. Особенностью континентальной системы уголовного процесса, важной частью его построения всегда была нацеленность на установление истины. Основным началом континентального уголовного процесса является публичность, а не обеспечение формального равенства сторон. Состязательность как способ исследования должна быть направлена в русло достижения истины. Правота должна быть обеспечена сильными аргументами. Построение процесса, направленное на установление истины по делу, обеспечит справедливость судебного решения и будет способствовать формированию позитивного отношения к уголовному судопроизводству.

Одним из сложных вопросов развития уголовно-процессуального законодательства является проблема соотношения публичного и частного начала. Законодатель не пошел на расширение перечня составов преступлений, обвинение по которым возможно в порядке частного обвинения. Между тем достаточно большая группа ученых давно ставит вопрос о необходимости ограничения репрессивной власти государства, об обязанности государства гарантировать гражданам свободу в распоряжении их правами, о расширении диспозитивного начала в сфере уголовного судопроизводства.[16]

В поиске более эффективных форм осуществления уголовного судопроизводства юридическая мысль направляется к идее так называемого восстановительного правосудия. Одной из таких процедур является прекращение уголовного дела в связи с примирением сторон (ст. 25 УПК РФ), но механизм примирения не урегулирован. Практика применения этой нормы не дает ответа на вопросы, связанные с возмещением вреда потерпевшему и его близким, а также обеспечением их безопасности. Структура и содержание этой нормы должны быть изменены, в нее должны быть включены условия, порядок примирения и правила оформления процедуры.[17]

Завершая анализ некоторых проблем уголовно-процессуальной политики, следует сказать, что верное определение ее направлений зависит от точности установок цели и задач уголовного судопроизводства. Государство, определяя основные аспекты уголовно-процессуальной политики, следуя идеалам демократии, не должно забывать, что  преступность во всех ее проявлениях представляет опасность для общества (и его демократических институтов) и государства в целом. Содержание политики должно быть направлено не только на обеспечение прав обвиняемого (подозреваемого), но должно, прежде всего, последовательно решить проблему обеспечения прав и законных интересов жертвы преступных посягательств. Механизм восстановления нарушенных прав потерпевших должен включать способы возмещения вреда как за счет преступника, так и (в случаях, когда преступление не раскрыто) за счет государственного бюджета. Немаловажно в связи с этим более четко регламентировать статус властных субъектов уголовного процесса, от решений которых зависит судьба человека. В частности, должны быть определены основы юридической ответственности должностных лиц, осуществляющих производство по уголовному делу.

[1] Алексеев А.И., Овчинский В.С., Побегайло Э.Ф. Российская уголовная политика: преодоление кризиса. М.: НОРМА, 2006. С.10.

[3] Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Т.1. СПб.: Изд.. «АЛЬФА», 1996. С. 59.

[4] Азаров В.А. Цели нового российского уголовного производства./Актуальные проблемы правотворчества и правоприменения. Омск: НОУ ВПО «Омский юридический институт». 2003. С. 7; Алексеев А.И, Овчинский В.С., Побегайло Э.Ф. Российская уголовная политика: преодоление кризиса. М.: Норма, 2006. С. 24 – 27.

[5] См., напр.: Химичева Г.П. Досудебное производство по уголовным делам: концепция совершенствования уголовно-процессуальной деятельности. М.: Изд. «Экзамен», 2003. С. 27.

[7] См.: Володина Л.М. Цели и задачи уголовного процесса.// Государство и право, 1994, № 11. С.127 - 129; Володина Л.М. Проблемы уголовного процесса: закон, теории, практика. М.: Издат. группа «Юрист», 2006. С. 21 – 59

[8] Володина Л.М. Механизм защиты прав личности в уголовном процессе. Тюмень: Изд. ТюмГУ, 1999. С.42-54 и др.

[9] Алексеев А.И, Овчинский В.С., Побегайло Э.Ф. Российская уголовная политика: преодоление кризиса. М.: Норма, 2006. С. 31 – 32.

[10] Смирнов А.А. Уголовно-процессуальные и криминалистические проблемы борьбы с преступностью в современной России./ Проблемы противодействия преступности в современных условиях. Уфа: РИО БашГУ, 2003, С. 43.

[11] Корнелюк О.В. Баланс процессуальных статусов потерпевшего и обвиняемого – как необходимое условие противодействия преступности./ Проблемы противодействия преступности в современных условиях. Уфа: РИО БашГУ, 2003. С.145; См. об этом более подробно: Бойков А.Д. Адвокатура и адвокаты. М.: Изд. «Юрлтинформ, 2006. С. 151 – 170; Володина Л.М. Проблемы уголовного процесса: закон, теории, практика. М.: Издат. группа «Юрист», 2006. С. 158 – 166, 268 – 270.

[12] Телепрограмма «Специальное расследование». 15 марта 2006 г.

[13] Симонов А. Температура гласности - 2000. М.: «Сашко», 2001. С. 87.

[14] Цит. по кн.: Франсуа Люшер. Конституционная защита прав и свобод личности.: Пер. с фр. М.: Изд. группа «Прогресс» - «Универс», 1993. С. 197.

[15] Симонов А. Температура гласности –2000. М.: «Сашко», 2001. С.87.

[16] См., напр.: Келина С.Г. Освобождение от уголовной ответственности как правовое последствие совершения пре6ступления //Уголовное право: новые идеи. М.: ИГиП РАН, 1994; Шадрин В.С. Обеспечение прав личности и предварительное расследование в уголовном процессе //Государство и право. 1994, № 4; Понятовская Т.Г. Концептуальные основы понятий и институтов уголовного и уголовно-процессуального права. Ижевск: Изд. Удм.ун-та, 1996 и др.

[17] См.: Володина Л.М. Проблемы уголовного процесса: закон, теории, практика. М.: Издат. группа «Юрист», 2006. С. 348 – 350.