Первые упоминания терминов «организованная преступность», «преступная организация» появились в российских законодательных актах в середине 90-х годов ХХ в. : в Указе Президента РФ «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности» от 14.06.1994 г., в Федеральном законе от 20.04.1995 г. «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов», а также принятом Государственной Думой РФ 22.11.1995 г. (но так и не одобренном Президентом РФ) законе «О борьбе с организованной преступностью», Уголовном кодексе РФ 1996 г., давшем понятие организованной группы и установившем ответственность за создание преступного сообщества и участие в нем. В числе организационных мер были предприняты учреждение специализированных подразделений МВД по борьбе с организованной преступностью, и соответствующая специализация следственного аппарата. Тем не менее практики и теоретики были единодушны в требованиях обеспечить процесс противодействия организованной преступности необходимой нормативной базой, фактически сформировать особый порядок производства по делам об организованной преступной деятельности.
Однако сейчас уже можно констатировать, что несмотря на кажущуюся дефицитность нормативного обеспечения, действовавший в тот период уголовный закон позволял квалифицировать организованную преступную деятельность вполне адекватно, а процессуальные нормы обеспечивали достаточный уровень оперативно-розыскной, а также следственной и судебной деятельности.
Ныне действующий закон, как материальный, так и процессуальный, содержит значительное количество норм, включенных в него с целью оптимизировать противодействие организованной преступности. Особенно бурно процесс нормотворчества в этой сфере протекал в 2000-е годы. Приняты: Уголовно-процессуальный кодекс РФ 2001 г. с нормами о мерах безопасности участников процесса, Федеральный Закон о государственной защите свидетелей 2004 г. и целая обойма сопутствующих нормативных актов (Государственная программа «Обеспечение безопасности потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства на 2006-2008 годы», Правила защиты сведений об осуществлении государственной защиты потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства, изменения в Федеральный закон «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», в Уголовно-исполнительный кодекс РФ), внесены изменения в ст.100 УПК РФ – о 30-дневном сроке для предъявления обвинения подозреваемому, в отношении которого избрана мера пресечения (2004 г.). Наконец, в 2009 г. законодательно решен вопрос о досудебном соглашении о сотрудничестве между подозреваемым (обвиняемым) и следствием. Готовятся изменения в ст.35 и 210 Уголовного кодекса РФ.
Однако повысило ли это эффективность противодействия организованной преступности? При том, что, по оценкам специалистов, чуть ли не 90% отечественной экономики контролируется организованной преступностью, в период с 2001 по 2005 г. за создание преступного сообщества (преступной организации) осуждены были 54 человека1. В 2007 г. министр внутренних дел Р.Нургалиев в интервью «Российской газете» сообщил, что в 2006 году возбуждено более 1,5 тысяч уголовных дел «в отношении почти 2 тысяч участников высокоорганизованных преступных формирований, в том числе против 780 лидеров, так называемых авторитетов и активных бандитов»2. Но эти дела либо не выдержали судебной проверки, либо вообще не дошли до суда, так как в 2007 году число лиц, признанных виновными в совершении данного преступления, составило всего 73 человека3. И органы обвинения очевидно сознают слабость своих позиций, так как не спорят с вынесением оправдательных приговоров: в структуре кассационной практики Верховного Суда РФ дела об организации преступного сообщества составляют 2,5%.
Приходится признать, что вместо повышения профессионализма специализированных следственных и оперативных подразделений, чего логично было бы ожидать по мере накопления ими опыта, а также по мере совершенствования законодательной базы и развивающегося международного сотрудничества в сфере противодействия организованной преступности, произошла деградация и, как следствие, снижение эффективности социального контроля в отношении организованной преступности до такой степени, что можно говорить – противодействие организованной преступности зашло в тупик.
В 2008 – 2009 г. мною опрошено более ста сотрудников подразделений, специализирующихся на борьбе с организованной преступностью, а также ветеранов этой борьбы, и все до единого, независимо от стажа работы, считают, что наше законодательство в этой сфере по-прежнему нуждается в совершенствовании, несмотря на обилие принимаемых практически ежегодно законов. Напрашивается вывод, что эти новеллы не только не способствуют борьбе с организованной преступностью, но и значительно усложняют ее, либо, в лучшем случае, просто оседают балластом в системе законодательства, как, например, поправка в ч. 2 ст.100 УПК РФ о праве следователя предъявить подозреваемому обвинение в 30-дневный срок со дня избрания меры пресечения. Исчерпывающий перечень преступлений, к подозреваемым в совершении которых эта норма может применяться, содержит лишь тяжкие и особо тяжкие составы, а это подразумевает заключение под стражу в качестве меры пресечения. Но если у следствия на момент избрания меры пресечения достаточно данных для обоснования подозрения в бандитизме в отношении конкретного лица, то 30-ти суток для обоснования обвинения по ст.209 УК РФ не требуется. Этот срок, возможно, нужен для получения заключения экспертизы или другого доказательства, длительно формирующегося, которые обычно собираются по делам иных категорий – экономических, например, но добросовестный следователь сначала собирает доказательства, а потом принимает решение о мерах процессуального принуждения, а не наоборот.
Анализ следственной практики, доступной автору, говорит о том, что в тех редчайших случаях, когда обвинение предъявляется в течение более 10 суток с момента избрания меры пресечения или с момента задержания, это сопровождается различными процессуальными нарушениями (обвинение предъявляется не по статье УК РФ, упомянутой в ч.2 ст.100 УПК РФ, в 30 суток не включается срок, на который лицо было задержано, и т.п.), а главное – по истечении этих 30 суток следствие располагает тем же объемом доказательств, не более, что и на момент избрания меры пресечения. И несмотря на то, что Конституционный Суд РФ не усмотрел в положениях ч.2 ст.100 УПК РФ нарушения конституционных прав граждан4, все же следует помнить общую тенденцию, заданную Европейской Конвенцией о защите прав человека и основных свобод: необходимым условием применения меры пресечения является, по общему правилу, наличие доказательств виновности, и требование ст.6 Конвенции о незамедлительности уведомления о характере обвинения, безотносительно к его тяжести, все же не вполне корреспондируется с трехкратным увеличением в национальном законодательстве срока, дающегося на подготовку обвинения.
Законопроект о внесении изменений в ст.35 и 210 УК РФ имеет целью, как сказано в Пояснительной записке к нему, четко разграничить ответственность за совершение преступлений в составе организованных форм соучастия, а также привести российское уголовное законодательство в соответствие с требованиями Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности (хотя еще в 2004 г., после ратификации Российской Федерацией названной Конвенции, специалисты утверждали, что наше законодательство отвечает требованиям международного договора5). Руководители МВД неоднократно объясняли скромные достижения в борьбе с организованной преступностью недостатками законодательства: «в существующей редакции УК крайне размыт понятийный аппарат... Основными признаками, определяющими организованность преступной группы, являются "устойчивость" и "сплоченность", что крайне трудно подкрепить результатами оперативных мероприятий», и ожидали, что вносимные в УК изменения «позволят более эффективно привлекать организаторов».6
Действительно, Верховный Суд РФ вынужден корректировать в кассационном и надзорном порядке избыточно примененную квалификацию по ст.210 УК РФ обычных групповых преступлений – хищения, мошенничества, сбыта наркотиков, не имеющих криминологических признаков организованной преступной деятельности. Более того, есть случаи исключения из обвинения лиц, привлекавшихся к уголовной ответственности по ст.210 УК РФ, не только факта участия в преступном сообществе, но и даже квалифицирующего признака «совершение преступления организованной группой»7. Можно предположить, что замена «расплывчатых», по мнению правоприменителей8, понятий «устойчивости» и «сплоченности» группы на чуждое нашему правовому языку понятие «структурированности», заимствованное из Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности, вряд ли существенно поможет оздоровить практику.
Не коренится ли причина в том, что наш Уголовный кодекс, весьма конкретный в отношении прочих преступлений, почему-то, как дело касается организованной преступности, стремится говорить об уголовно-правовых понятиях на криминологическом языке? Это, как и заметная избыточность уголовного закона, сбивает с толку правоприменителей. Пусть понятие организованной преступной деятельности как формы преступности, со свойственными ей, в отличие от прочей преступности, признаками и показателями, останется криминологической категорией. А в Уголовном кодексе РФ вполне достаточно проверенных временем норм, позволяющих квалифицировать групповую преступную деятельность и избирать соответствующее наказание. Дело в том, что мафия всеядна: нет преступлений, совершаемых только в рамках организованной преступной деятельности, криминальная активность преступного объединения может выражаться практически в любом составе Особенной части УК. Избыточность законодательства – дефект, требующий тяжеловесных и малоэффективных конструкций внутри уголовного судопроизводства, засоряющий и без того небезупречную уголовную статистику. От этого дефекта надо избавляться.




Сноски и примечания


1 См. : Скобликов П.А. Актуальные проблемы борьбы с коррупцией и организованной преступностью в современной России/ П.А.Скобликов. – М.: Норма, 2008. – с. 75.
2 Российская газета. 09.02.2007.
3 Интервью судьи Верховного Суда РФ В.Дорошкова// Газета «Юрист». - 08.07.2008. - http//www.gazeta-yurist.ru.
4 Определение Конституционного Суда РФ от 24 ноября 2005 г. № 432-О.
5 См.: Михайлов В.И. Конвенция против транснациональной организованной преступности
и законодательство Российской Федерации / В.И.Михайлов//Законодательство. – 2005. - №10. – с.18.
6 Российская газета// 07.09.2009 г.; 15.10.2009 г.
7 См., напр.: Кассационное определение СК по уголовным делам Верховного Суда РФ
от 26 июня 2006 г. N 44-О06-59; Кассационное определение СК по уголовным делам Верховного Суда РФ от 13 июня 2006 г. N 14-О06-18; Постановление Президиума Верховного Суда РФ
от 23 августа 2006 г. N 385-П06 и пр.
8 См. цитировавшиеся интервью министра ВД РФ Р.Нургалиева и начальника Департамента уголовного розыска МВД РФ И.Галимова// Российская газета. - 07.09.2009 г.; 15.10.2009 г.