Б.Г.Розовский. Писан ли закон умным?

Доктор юридических наук, профессор Борис Григорьевич Розовский (Украина, г. Луганск) в настоящее время завершает работу над рукописью свой новой книги. (Ее предварительное название – «Город Право»). С разрешения автора мы размещаем фрагмент одного из разделов рукописи, полагая, что мысли автора окажутся привлекательными и интересными гостям и пользователям сайта МАСП.


 


Если мы говорим о власти народа, то давайте
её использовать не столько при принятии закона,
там она во многом эфемерна,
сколько при его реализации.
Автор

Кто-то из мудрецов подметил, что мало кто имеет смелость жить. Большинство людей существуют так, как будто стоят в передней и ждут, когда некто вышестоящий пригласит их пройти в парадные комнаты.

С первых дней своего существования каждый человек противостоял природе, был ее завоевателем. Научно-технический прогресс, казалось, вооружил его мощными орудиями и средствами всё возрастающего обеспечения существования, должен был развить инициативу, способности к выдвижению и реализации новых задач в обладании окружающей средой. На деле все оказалось иначе: с каждым поколением удельный вес людей - завоевателей сокращается. Сегодня к их числу условно можно отнести предпринимателей всех уровней и ученых - созидателей новых знаний. Подавляющее же большинство hоmo sapiens исторически превратилось в кладоискателей. Государство создает ниши, ячейки, где человек может, если ему повезет, найти свой клад - место заработка на хлеб насущный, с маслом или без. Ещё одна категория – социальные иждивенцы. Это люди, которые в силу разных причин не нашли или не захотели искать «клад», не говоря уже о том, чтобы заняться завоевательством.

Возьмём, к примеру, хозяйственную деятельность. По своей природе она должна быть основана на инициативе, свободе предпринимательского творчества. А на деле? В ходе недолгой эволюции регулирующее ее хозяйственное право сковало предпринимателей массой предписаний и запретов. Вспомним, библейский змей внушал, что Бог подвергает человечество мучениям, дав Адаму и Еве прекрасные деревья и вкуснейшие плоды, но при этом запрещал их есть. Не делает ли это же с нынешними Адамами и Евами наше хозяйственное, как впрочем, и остальное право?

Сатирики злословят: «Десять библейских заповедей состоят из 279 слов, американская Декларация о независимости - из 300 слов, а Положение ЕС об импорте карамелек - из 25 911 слов». Поймем ли мы, наконец, что в нормальном обществе каждый гражданин должен не безоглядно, автоматически соизмерять каждый свой шаг с предписаниями существующего закона, а, наоборот, пытаться в процессе созидательной деятельности на базе сформировавшегося правосознания выявлять новые закономерности развития. Должен оценивать и, не фетишизируя в очередной раз, ставить их на службу дальнейшего прогресса общества.

Впрочем, и юридическая наука, и философия права нашли, как решить все эти вопросы: игнорировать их. Вся существующая теория права – это вынужденный свод закостенелых, во многом мёртвых догм. Без них ни теория права, ни само право, ни его воплощение в законодательстве существовать не могут. Однако когда мы, начиная дискуссию, ссылаемся на непреложный авторитет общепризнанных постулатов без анализа условий их применения в изменчивой действительности – это тупик.

Существует пословица: «Дуракам закон не писан». Но почему никто не задает необычный, но вполне правомерный, на мой взгляд, контрвопрос: «Писан ли каждый закон умным»? Конкретнее: законен ли всякий закон, принятый в установленном законом порядке? Всем и всех ли случаях он обязателен для исполнения? Не спешите возмущаться. Мы привыкли громко провозглашать о народовластии, утверждать, что все законы принимаются властью народа. Но чья это власть на деле, что такое народ? Кто может, например, убедительно доказать, что принимаемые в государстве законы выражают мнение большинства граждан? Не говорю уже о том, что если за закон проголосовали 51% участвовавших в голосовании, то это не основание говорить о всех гражданах. Да и 51% - большинство относительное, даже не вдаваясь в вопрос о компетентности голосовавших, скупке голосов, фальсификации и всего прочего, что есть в действительности. Законы принимаются депутатами соответствующих парламентов. Самих депутатов мы избираем по обещаниям, прекрасно понимая, что выполнение далеко не всегда от них зависит. Но главное в другом: программных законов единицы, а ежедневно депутаты голосуют за принятие десятков законов для решения множества отнюдь не стратегических, но жизненно важных для обывателя проблем. Спрашивает ли кто-либо мнение тех, кому адресуется закон? – В хрестоматийных случаях. Компетентны ли во всех рассматриваемых проблемах депутаты? - Далеко не всегда. Многие перед голосованием даже не удосуживаются хотя бы прочесть проект закона. Есть указание фракции, и достаточно. А считается, что закон принимает большинство граждан. - Абсурд в самом провозглашенном лозунге власти народа, на основании которого требуется безоговорочное подчинение принятым якобы от его имени законам.

Если мы говорим о власти народа, то давайте её использовать не столько при принятии закона, там она во многом эфемерна, сколько при его реализации. Проклятие человеческого рода: мы, зная, что чего-то совершать нельзя, действуем наоборот. И вряд ли во всех случаях нужно за это осуждать человека. Как говорил немецкий социолог Ульрих Бек, проблемы создаются обществом, но их решение нужно искать в одиночку. Человек должен стремиться стать хозяином своей жизни, а не мчаться по «бегущей дорожке», самостоятельно различать добро и зло, познавать истину, которую, при всех попытках это опорочить, принято в определённых пределах считать объективной. А право – во многом изощрённый тормоз на этом пути, сборище бесчисленного количества запретов: сюда нельзя, туда не ходи, это не трогай, к тому не приближайся и т.д. и т.п. Ослушался, поддался искушению – кары хоть и не божественные, земные, но достаточно суровые.

Незадолго до Первой мировой войны великий русский историк Василий Ключевский написал в своем дневнике: «История, говорят не учившиеся истории, а только философствовшие о ней и потому ею пренебрегавшие (Гегель), никого ничему не научила… Не цветы виноваты, что слепой их не видит. Но это и неправда: история учит даже тех, кто у неё не учится; она их проучивает за невежество и пренебрежение». Как-то боязно становится, когда слова В.О.Ключевского примеряешь к истории права. Давайте проанализируем, вдумаемся: общепринято считать, что все крупные конфликты, революции происходили из-за недостатков правового регулирования, бессилья права. А не наоборот? Не засилье ли права, вяжущего каждого по рукам и ногам? Не отсутствие ли возможности свободы разумного выбора толкает граждан на эксцессы разного масштаба? Может надо проанализировать уроки истории применительно к теории и практики действующего права? Оснований для этого сейчас более, чем достаточно.

Трудно даже подсчитать, сколько философов, юристов, представителей других профессий и просто заинтересованных людей пытались, и реально внесли свой вклад в приемлемое понимание права, превращение его из предмета схоластических дискуссий в движущую силу, инструмент управления обществом. Список же лиц, создававших этот инструментарий – нормативную базу всех ныне существующих отраслей права - воистину неисчерпаем. Казалось, плод совместных усилий должен отвечать всем предъявляемым наукой требованиям, быть образцом для подражания. Но только казалось.

Альберт Эйнштейн утверждал: знания – это то, что остается в нас после того, как нас закончили учить. Однако, насколько известно, нет ещё ни одного серьёзного исследования соотношения того, чему учили и что осталось. Как по стандарту учили, так и продолжаем учить, безапелляционно считая: «так надо». Но формула Эйнштейна целиком и полностью распространяется на знание права, на правосознание, если хотите. А здесь своя, чёткая специфика: у принятых законов есть своя критическая масса, превышение которой делает бесполезной дальнейшую работу законодателя. Может хоть здесь перейдем к реальным измерениям? Как бы не был хорош сам по себе закон, ему цена грош, если нет информации о его сути в нише правосознания людей. Компьютерный поисковик поможет уточнить детали закона, но преследуемые им цели должны быть в сознании, в правосознании человека. А его сегодня никто толком не учитывает.

Д.Быков в честь семидесятилетия кинорежиссера Сергея Соловьёва написал оду «Асса, Соловьёв!», в которой знаменует: «Он как бы в мир несёт добро, / А мир вокруг – какая проза! - / Похож на полное ведро / Первостатейного навоза. / И как тут жить, и как творить, / Любить людей и верить чуду? / И как над этим воспарить, / Когда оно уже повсюду? / А я скажу: романтик – тот, / Кто это ясно понимает, / Но вопреки всему живет / И вопреки всему снимает». На меня эти строки навеяли грустные мысли. Не смотря на стремление к прагматизму, мы все романтики. Без этого выжить в том ведре с неприглядным содержимым, в которое, скрывать нечего, погружены, просто невозможно. По мере сил и способностей ищем пути выхода. Каждый - свои. Может юристу, чьим инструментом преобразования неугодной действительности преимущественно является приказ, не хватает романтики? Совершенно очевидно, – праву не достает образности, способности затронуть не только ум, но и душу, чувства адресата правовой нормы. Когда-то право было искусством общения людей, ныне – это громоздкая неодушевленная механическая конструкция со всеми вытекающими последствиями. Великий Песталоцци считал, что главная задача педагога - найти для своего ученика такое дело, которое наилучшим образом соответствует его сути, его природе, его душе. Задача права – хотя бы не мешать в этом педагогу – жизни. Романтика? – Да нет, скорее трезвое понимание реальности.

Пусть простят мне очередную необычную аналогию: кулинары констатируют разительный контраст между китайской и японской кухней. Он воплощает полярное различие жизненных философий двух соседних дальневосточных народов, которое коренится в их отношении к природе и искусству. В китайской культуре мастер выступает как властелин, считающий материал своим рабом. В японской же культуре мастер видит свою задачу в том, чтобы помочь раскрыть материалу то, что заложено в нём природой. Если китайцы демонстрируют искусность, изделия японцев подкупают естественностью. Повар из Поднебесной гордится умением приготовить рыбу так, что её не отличишь от курицы. В японской кухне нет соусов, которые бы изменяли вкус кушанья. Главная приправа – «адзи-но-мото» - «корень вкуса». Её назначение – усиливать присущие каждому продукту вкусовые особенности. Если, например, бросить щепотку этого порошка в куриный бульон, он будет казаться более наваристым, то есть более «куриным».

Давайте посмотрим непредвзятым взглядом на наше право. Не кажется ли, что наш законодатель исповедует идеологию китайского повара, для которого и к «курице», и к «рыбе», попавших в жернова правосудия, применяется один рецепт, все они выходят оттуда в одной робе, кто в арестантской, кто в другой, но всё равно в робе? А в реальной жизни, помимо огосударствленного права, куда чаще общественные отношения регулируются игнорируемым исследователями правом обычным, создаваемым в большинстве по рецептам «японской кухни», где в основе - преимущественно договор, а санкции, опять-таки договорные, применяются с учетом места, времени, условий, обстоятельств, возможностей личности. Смею заверить, эти «рецепты» во многом куда эффективнее рецептов «китайской правовой кухни». Достаточно учесть, что только экономика порядка на 40% у нас успешно регулируется теневым, на деле «японским кулинарным правом». Так может надо не изобретать, не ориентироваться на применение обезличивающих китайских «правовых соусов», а подумать над расширением использования в регулировании оправдавших себя средств обычного права, добавляя к ним, при необходимости, щепотки «адзи-но-мото»?
Нынешнее право принято рассматривать как систему. На деле системность его давно и бесповоротно утрачена. Оценивая не взаимодействие, а даже просто согласованность норм разных отраслей, сразу вспоминаешь И.А. Крылова: «А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь». Наиболее достоверным подтверждением такой оценки является существующая сегодня чрезмерная нагрузка на уголовное право. В экономике, например (отечественные отраслевые юристы не заглядывают в соседний «огород» права, в другие отрасли знания - тем более), действует незыблемая зависимость (жива крылатая фраза М.Жванецкого: «У меня зарплата хорошая – только маленькая»): пока зарплаты работников низки, бизнес не станет вкладываться в модернизацию. В праве существует противоположная зависимость: пока существуют большие санкции в уголовном праве, нет заинтересованности в совершенствовании стимулирования организации правопорядка нормами позитивных отраслей права. А именно там должен создаваться бастион устойчивости общества, скелет реальных условий неуклонного соблюдения гражданами предъявляемых требований к поведению. Нашу же реальность точно выразил, рано ушедший из жизни, поэт Борис Рыжий: «В стране гуманных контролёров / Я жил – печальный безбилетник…».

Бедное право. Выкручивают ему конечности, мнут, давят, приставляют голову к совсем неподобающим местам. Чередуется смена теорий, концепций, попыток многих начинающих и солидных авторов найти хоть что-то, якобы неведомое, дабы проявить своё «Я». А оно живет, развивается, обретает в реальной действительности новые и утрачивает некоторые устаревшие нормы, дожидаясь пока теоретики спустятся с небес, или, наоборот, поднимутся из заиленных укрытий. Можно было бы не обращать внимания на частности, если бы не страдала общая стратегия конструирования современного права.

Я не устаю повторять: правовое регулирование нуждается в упрощении. В создании приоритета инициативе граждан. В поиске средств достижения поставленной цели. В расширении механизмов самосогласования интересов сторон. И не надо бояться превращения права в произвол. Иеремия Бентам писал: «Просветите людей, дайте им возможность следить за судебным производством и оценить его, и вы будете иметь узду против всех несправедливостей».

Уголовное право и уголовный процесс – наиболее косный сегмент права. А. Блок, адресуясь к художникам, писал: «Сотри случайные черты / И ты увидишь: мир прекрасен. / Познай, где свет, - поймешь, где тьма. / Пускай же всё пройдет неспешно, / Что в мире свято, что в нём грешно, / Сквозь жар души, сквозь хлад ума». «Художники» уголовного права и уголовного процесса, напротив, фотографируют все «случайные черты», и потому видят мир ужасным. Истина же, наверное, где-то по середине.

Б.Г.Розовский, Украина, г. Луганск, 28 октября 2014 г.

 

 


Умный интерпретирует закон

 Умный только интерпретирует закон, разумный в соответствии с реалиями времени, требует отмены или изменения неугодного закона. Различия отнюдь не по-одесски.

Б.Г.Розовский.

каждый, право, имеет право

 Дурак нарушает закон, умный тупо исполняет, мудрый интерпретирует. Текст закона - дар законодателя, а дальше это уже наше дело - вчитать в него право. Была бы площадка и аудитория. Печалка когда нет ни того, ни другого