Смолин А.Ю. Уголовный процесс как технология: предпосылки концепции

Одной из важнейших комплексных проблем современного уголовного судопроизводства является перманентная необъективность принимаемых процессуальных решений. Подобное положение дел обусловлено в первую очередь тем, что единственным критерием такой объективности сегодня выступает субъективное мнение правоприменителя, отчего базовое противоречие уголовного процесса – между объективностью цели и субъективностью средств – только обостряется. Предотвращению издержек, вызванных человеческим фактором, должно способствовать развитие уголовного процесса по пути технологии. Неизменное достижение цели процесса – ключевой рубеж такой эволюции.


Ключевые слова: технология, технологичность, цель уголовного процесса, усмотрение, субъективный фактор, автоматизация, уголовно-процессуальная форма, технологическая оценка доказательств, процессуальная экономия.

Смолин А.Ю. Уголовный процесс как технология: предпосылки концепции // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. – 2014.– № 3 (27). – С. 157-162.

http://vestniknamvd.ru/doc/03_27_2014.pdf 

УДК 343.1

Смолин Алексей Юрьевич

Smolin Aleksey Yuryevich

кандидат юридических наук, начальник редакционно-издательского отдела

Нижегородская академия МВД России (603950, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3)

 

candidate of sciences (law), head of the editorial and publishing department

Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoe shosse, Nizhny Novgorod, 603950)

 

E-mail: alexsedlex@yandex.ru

 

Уголовный процесс как технология: предпосылки концепции

 

Современная уголовно-процессуальная форма далека от совершенства. Подобное утверждение очевидно и вряд ли у кого-то способно вызвать обоснованные сомнения. Спектр сопутствующих уголовному судопроизводству проблем чрезвычайно обширен. При этом немалое их число спровоцировано ведущей ролью, отводимой в уголовном судопроизводстве субъективному фактору, порой граничащему с произволом. Мы не беремся утверждать, что такой произвол всегда является следствием злого умысла. У него могут быть и другие объяснения. Скромные интеллектуальные способности правоприменителя, например, или недостаточная его квалификация. Сегодня приходится констатировать, что способность к продуктивному творчеству – не главный козырь среднестатистической личности вообще и правоприменителя в частности. И от поколения к поколению эта способность все более атрофируется. Развитие данной тенденции происходит на фоне (а пожалуй, и по причине) активного проникновения во все сферы человеческой жизни передовых технологий, позволяющих человеку получать желаемое, не прибегая к рациональному мышлению, а зачастую и вовсе не прилагая никаких усилий. Что же касается уголовного судопроизводства, то утверждать, что оно сегодня является одной из таких сфер, к сожалению, явно преждевременно. Речь даже не о том, что деятельность по расследованию и разрешению уголовных дел должна стать легкой и приятной для того, кто ее осуществляет. Просто путем творческого поиска достигать цели уголовного процесса удается далеко не всегда.  

Вот лишь часть проблем современного уголовного процесса, порождаемых низкой его технологичностью.

Первая. Чрезмерное господство усмотрения правоприменителя ведет к принятию разными субъектами диаметрально противоположных решений по аналогичным вопросам как по горизонтали (речь идет о неподчиненных и неподконтрольных друг другу субъектах), так и по вертикали (это что касается отмены вышестоящим (контролирующим, надзирающим) субъектом решения нижестоящего (подконтрольного, поднадзорного)).

Вторая. Современный уголовный процесс до сих пор не перестал быть отчасти сферой искусства. Принятие судьбоносного решения нередко зависит от факторов, от которых он априори зависеть не должен. В качестве наиболее ярких иллюстраций сами собой напрашиваются институты защитника и присяжных заседателей. В первом случае судьба подзащитного (а соответственно, и всего уголовного дела) зависит далеко не только от набора фактов, которыми оперирует защитник. Не секрет, что по одному и тому же делу два адвоката, обладая одними и теми же доказательствами, могут добиться весьма разных, а порой, диаметрально противоположных результатов. Вдобавок, даже будучи абсолютно уверенным в виновности своего клиента, защитник наверняка не ограничится попыткой убедить суд в снисхождении к подсудимому, а приложит максимум усилий для склонения его к оправдательному приговору. В период предварительного расследования тот же самый адвокат всеми способами будет противодействовать (и зачастую не безуспешно) должностному лицу, осуществляющему производство по делу. Закон ему для этого предоставляет достаточно инструментов.

В случае же с судом присяжных решения и вовсе принимаются по принципу: «нравится – не нравится».

Третья (основная). Цель уголовного судопроизводства не достигается. По крайней мере, достигается далеко не всегда.

Решение этих и многих других проблем нам видится в развитии уголовного судопроизводства по пути его трансформации в технологию и дальнейшее его совершенствование в сторону большей технологичности. Главным, хоть и не единственным, итогом этой эволюции должно стать рождение такой уголовно-процессуальной формы, которая позволила бы избежать издержек, вызванных человеческим фактором.

Культурологи зачастую негативно отзываются о тотальной технологизации человеческой жизни, сетуя на планомерное истребление в ней какого бы то ни было творческого начала и на сопутствующее этому процессу культивирование духа потребительства [1]. Они, безусловно, правы. Такая тенденция сегодня прослеживается достаточно явственно. Однако в ряде сфер общественной жизни искусству не место. И сфера уголовного судопроизводства, пожалуй, одна из них. Мы живем в то время, когда перманентно увеличивающийся в геометрической прогрессии объем информации (и правовой в том числе) предъявляет все возрастающие требования к интеллектуальным способностям человека (в частности правоприменителя). Грамотно оперировать такими информационными массивами становится все труднее. Вероятность принятия неверного решения повышается. А цена иной ошибки несоизмеримо высока.

Размышления в выбранном направлении позволили нам сделать ряд нижеследующих выводов, предположений и прогнозов.

Оптимальный вектор эволюции уголовного процесса – развитие последнего по пути технологии. Именно технология должна выступить арбитром в разрешении базового противоречия уголовного процесса – между объективностью цели и субъективностью средств. Главный критерий, позволяющий охарактеризовать уголовный процесс как технологию, – неизменное достижение его цели, которая состоит в установлении объективной истины по каждому содержащему признаки преступления деянию. Технология – это и есть алгоритм или методика достижения заранее намеченной цели. Уголовно-процессуальная деятельность, не приводящая к ее достижению (и даже приводящая, но не всегда), технологией, соответственно, не является.

Подчеркнем, цель процесса полностью исчерпывается установлением истины (хотя это понятие и весьма широкое). Все иные требования и пожелания к процессу достижения цели (быстроты, минимизации ограничения прав человека и пр.) саму цель не характеризуют и связаны лишь с соответствующими ресурсами, объем затрат которых отражает большую или меньшую технологичность процесса.

Технология не имеет жесткой привязки к уровню достигаемой цели. Любая технология представляет собой совокупность алгоритмов (технологий) достижения ее подцелей, в свою очередь являясь элементом технологии более высокого порядка. Естественно, каждая из подцелей должна сообразовываться с целью генеральной и не вступать с ней в противоречие. В современном уголовном судопроизводстве можно разглядеть присутствие отдельных частных технологий, связанных с достижением соответствующих подцелей. На ум приходят: технологии досудебного и судебного производства, которые в свою очередь можно разложить, скажем, на технологии возбуждения уголовного дела, доказывания, применения мер процессуального принуждения, производства следственных действий и пр. Сразу оговоримся, что эти примеры «подтехнологий» взяты «на вскидку» для иллюстрации хода рассуждения. Однозначно утверждать, что каждая из них сама по себе действительно является технологией (вообще или в ее современной форме), а более того, представляет собой элемент технологии достижения цели процесса в целом, мы пока (по крайней мере, в рамках этой статьи) не беремся. Однако совершенно точно, совокупность этих технологий не позволяет назвать сегодняшний уголовный процесс технологией более высокого порядка. Для того чтобы он стал именно технологией, составляющие его подтехнологии в сумме должны приводить к достижению цели процесса в целом. Получается, что в современном уголовном процессе: а) каких-то подтехнологий не хватает; б) отдельные подтехнологии излишни; в) цели одной или нескольких из них противоречат цели уголовного судопроизводства в целом; г) некоторые из них (а возможно, и все) сами еще не «доросли» до уровня технологии.

Технологичность – одна из комплексных характеристик уголовного процесса, которую можно охарактеризовать как совокупность свойств процесса, определяющих его приспособленность к достижению оптимальных затрат процессуальных ресурсов для той или иной степени приближенности к достижению стоящей перед ним цели. Таким образом, даже независимо от того, является ли существующая в данный момент времени уголовно-процессуальная форма технологией, тем или иным уровнем технологичности она определенно обладает. И даже когда она (форма) достигнет такого уровня своего развития, что мы уже сможем ее охарактеризовать как технологию (в тот самый момент, когда цель процесса будет достигаться всегда), движение в сторону большей технологичности будет (по крайней мере, может) продолжаться в направлении оптимизации затрат процессуальных ресурсов.

Применяемая сегодня в той или иной области технология по определению не совершенна, но она постоянно стремится к совершенству. Задача технологии как науки как раз и состоит в выработке наиболее эффективного и экономичного алгоритма достижения определенной цели. Таким образом, нельзя говорить о технологии как о наиболее оптимальном алгоритме на все времена, а только лишь как о наиболее приемлемом на данный момент.

Нередко с появлением новой более совершенной технологии, последней еще долгое время не дает в полной мере функционировать аналогичная технология предыдущего поколения. Введение принципиально новой технологии зачастую может быть связано с существенными затратами большого количества разнообразных ресурсов, ведь «рациональное с технической (термин «технической» можно трактовать не только применительно к промышленному производству – А.С.) точки зрения не всегда означает рациональное в экономическом отношении» [2, с. 46]. Новая технология нередко действительно дороже в стоимостном выражении. Однако позволяя экономить другие ресурсы, – в целом оказывается более экономичной [3].

Развитие технологии характеризуется постоянным переходом от дискретных (прерывистых) технологических процессов к непрерывным [4]. Характеризуя же современный уголовный процесс, мы ведем речь даже не о том, что его цель достигается путем применения недостаточно эффективных и экономичных средств (тогда можно было бы говорить о несовершенстве технологии). Она просто не достигается. Во всяком случае, достигается не всегда.

Размышляя об историческом генезисе уголовно-процессуальной формы, мы приходим к выводу: независимо от отраслевой принадлежности юридический процесс эволюционирует по схеме: от максимума эмоциональности к максимуму рациональности [5, с. 13–18]. В перспективе это развитие должно продолжиться по пути дальнейшего выхолащивания из «рационального» элементов субъективного, что в итоге, видимо, приведет к замене человека (как принимающего решения субъекта) «машиной» (в самом что ни на есть широком понимании этого слова). Даже если в этой системе и найдется место «человеку», то требования к уровню его творческой квалификации не будут являться определяющими, со временем только снижаясь. Условно эту схему эволюции можно охарактеризовать как путь «от искусства к технологии». И применительно к процессу становления и развития уголовного судопроизводства эта тенденция наиболее актуальна и проявляется особенно отчетливо.

Развитие уголовного судопроизводства по пути технологии может одновременно идти по двум направлениям. Направление первое: процесс сбора исходной информации и принятия решений отдан на откуп «машине». Ярких примеров в современном уголовном процессе мы пока не наблюдаем, зато в сфере производства по делам об административных правонарушениях давно и успешно функционирует практически не требующая человеческого вмешательства схема автоматической фиксации правонарушения в области безопасности дорожного движения и автоматического же вынесения соответствующего решения.  

Направление второе связано с автоматизацией деятельности субъекта-правоприменителя. Говоря о превращении уголовного процесса в технологию, мы имеем в виду в первую очередь автоматизацию творческого процесса принятия правильного процессуального решения, а не вообще алгоритм его действий. В каком русле должно протекать развитие этого направления еще только предстоит выяснить. Сегодняшние примеры предпосылок такой автоматизации нередко имеют негативную окраску. В частности, речь идет о распространенной практике составлять процессуальные документы (в том числе содержащие судьбоносные решения) «под копирку», с использованием уже имеющихся электронных файлов-шаблонов. И плохо здесь не то, что правоприменитель каждый раз не утруждает себя набором схожего текста с клавиатуры компьютера (в этом плане наличие у него ранее созданных им (или кем-то другим) шаблонов может считаться только благом), а то, что нередко ранее набранный текст этого документа предрешает новое решение. Хотя бы отчасти.

Говоря о перспективе дальнейшего сосуществования обозначенных направлений, можно с высокой долей вероятности предположить постепенное вытеснение второго первым. Пофантазируем. Минимизации издержек человеческого фактора в уголовном судопроизводстве могли бы способствовать:

1) тотальное аудио- и видеонаблюдение (очевидно, со временем формы реализации аудио- и видеоконтроля перестанут сводиться лишь к банальным видеокамере и микрофону);

2) появление технологии, позволяющей однозначно установить правдивость показаний;

3) разработка и повсеместное внедрение технологии, позволяющей идентифицировать личность (в т. ч. трупа) и проследить маршрут ее передвижения в заданное время (пока на ум приходит только навеянное каким-то фантастическим художественным фильмом вживление в тело человека радиопередатчиков и контроль за ними при помощи соответствующей принимающей аппаратуры). 

В дальнейшем аккумулирование вышеперечисленных технологий в единую систему могло бы заложить основу для автоматизации всего процесса расследования: от фиксации факта совершения содержащего признаки преступления деяния до принятия итогового решения по делу без участия человека. А когда-нибудь и вовсе для предотвращения противоправных деяний на этапе их подготовки.

За подобные рассуждения правозащитники скорее всего захотят забросать нас камнями. Однако, во-первых, сказанное – не призыв к действию, а полуфантастический прогноз. Во-вторых, деятельность по защите отдельных прав человека сегодня уже начинает выходить даже за границы здравого смысла. И, в-третьих, если повнимательнее присмотреться к этому прогнозу, можно увидеть, что в сущности большему ограничению подвергнется только право человека на тайну частной жизни. Необходимость же в ограничении других прав личности, напротив, существенно уменьшится, если не отпадет совсем. К тому же право на тайну частной жизни связано только с субъективными переживаниями и их ограничение не причиняет никаких физических неудобств. То есть, если предположить, что субъект-правоприменитель из системы будет со временем удален (а значит, и доступа к информации о частной жизни других людей он иметь не будет), соответственно и проблема такая перестанет существовать.

Суть любой технологии – автоматизация. Но автоматизация уголовно-процессуальной деятельности, с одной стороны, не сводится к простому алгоритму действий и не обязательно предполагает замену человека «машиной». Развитие уголовного процесса по пути технологии априори не означает даже безоговорочного отрицания всего, что связано с творческим процессом принятия правоприменителем того или иного решения. Однако возможность достижения цели процесса посредством такого метода крайне сомнительна. Именно поэтому технологический уклад эволюции уголовного процесса подразумевает усиление в нем роли метода и процедуры на фоне одновременного ослабления роли субъекта. Во всяком случае, наряду с теоретической допустимостью субъективного фактора в принципе, требование технологии – абсолютное и безоговорочное искоренение такого элемента субъективного как эмоциональное. Уголовно-процессуальные институты, содержащие эмоциональное начало, должны быть упразднены или, по крайней мере, существенно трансформированы.

Нам не известно ни одно комплексное исследование проблемы автоматизации уголовного процесса в целом. Исследователи зачастую ограничиваются разработкой частных вопросов алгоритмизации деятельности субъектов, осуществляющих производство по уголовному делу. Причем объектом их внимания, как правило, становятся не процессуальные, а тактико-криминалистические вопросы, то есть не связанные напрямую с творческой интерпретацией исходной информации, алгоритмизации поддающейся с большим трудом.

Пожалуй, самым ярким примером такой интерпретации выступает провозглашенная важнейшим началом современного уголовного судопроизводства свобода оценки доказательств. Свободная оценка процессуально значимой информации, на определенном этапе эволюции уголовно-процессуальной формы пришедшая на смену системе формальной их оценки, со временем должна уступить место оценке технологической, представляющей собой особую форму формальной оценки, но с максимальным снижением в этом процессе (а в идеале – полным удалением из него) роли человека как принимающего решения субъекта. На сегодняшний момент, конечно, отсутствует адекватная альтернатива творческому процессу принятия решения на основе внутреннего убеждения. Ситуация осложняется и тем, что для установления истины необходимо оперировать исчерпывающим набором исходной информации о преступлении, часть из которой просто не попадет в поле зрения правоприменителя. Субъективность восприятия не позволит.  Но даже если предположить, что соответствующий субъект будет владеть ей в полном объеме, он вряд ли сможет её безошибочно интерпретировать. По крайней мере, результаты такой интерпретации двумя субъектами уж точно не будут идентичными.

Наблюдая сегодняшние изменения в нормативной регламентации уголовного судопроизводства, процессуалисты все чаще и явно небезосновательно обращают внимание на отчетливо наметившуюся тенденцию к регрессу состязательной формы процесса [6, с. 124–127]. О ее дискредитации звучали высказывания и много раньше. Так, например, профессор В.Т. Томин еще в конце прошлого века на конференции, посвященной 25-летию кафедры уголовного процесса и криминологии Нижегородской академии (тогда еще юридического института) МВД России полушутя–полусерьезно так охарактеризовал алгоритм развития современного уголовного процесса: "Судебный процесс стал совсем состязательным: кто больше денег истратит, тот и выигрывает". Неофициальный девиз конференции был подобающий: "Штаны через голову!".

Один из важнейших атрибутов состязательного процесса – свобода оценки доказательств и в целом ведущее место, отведенное в современном уголовном процессе усмотрению правоприменителя, таит в себе очевидную опасность перманентной необъективности принимаемых процессуальных решений со всеми вытекающими отсюда последствиями. Степень необъективности может варьироваться, но даже незначительная необъективность не перестает быть необъективностью. Очевидно, закон не может исчерпывающим образом детализировать деятельность правоприменителя во всех без исключения ситуациях. Однако наряду с нежелательностью излишней детализации, которая только мешает нормальному функционированию нормы, института или отрасли права в целом, каждая норма все-таки должна быть конкретизирована до оптимальной степени [7, с. 9–22]. Современный уголовный процесс, к сожалению, такой оптимальностью не отличается, где-то чересчур подробно регламентируя деятельность правоприменителя, не позволяя ему оперативно реагировать на быстро меняющуюся действительность, а где-то, наоборот, оставляя его в полной неопределенности, предлагая использовать в качестве критерия истинности только его совесть.

Широкие границы усмотрения правоприменителя являются причиной (а точнее, обусловливают необходимость наличия) огромного количества процедур, по мнению законодателя, призванных подтвердить объективную истинность субъективных выводов должностного лица, осуществляющего производство по уголовному делу. Речь идет о разного рода процедурах санкционирования и согласования своих решений, институтах апелляционного, кассационного и надзорного производств и т. п. С одной стороны, законодатель предоставил правоприменителю право принимать решения в соответствии со своим внутренним убеждением, но, с другой, тут же провозгласил полное недоверие последнему. А поскольку усмотрение двух субъектов редко абсолютно совпадает (да и совпасть не может), то отмена (или несанкционирование) решений вышестоящим (контролирующим, надзирающим) субъектом решений нижестоящего (подконтрольного, поднадзорного) далеко не редкость. Даже если обжалуемое решение и останется без изменений, то это произойдет не потому, что мнения двух лиц абсолютно идентичны, а только лишь по принципу: «и так сойдет». Смежная проблема наблюдается и там, где подчиненность (подконтрольность, поднадзорность) между субъектами отсутствует. Разве мало примеров принятия диаметрально противоположных процессуальных решений в схожих судебно-следственных ситуациях? Разве редко можно слышать о перспективах того или иного дела: «на какого судью (варианты – следователя, защитника и т. д.) попадешь»? Полагаем, в уголовном судопроизводстве такой подход неприемлем. Результат оценки процессуально значимой информации не должен зависеть от субъекта. Пожалуй, и оценки-то как таковой быть не должно. Необходимость в субъективной оценке возникает тогда, когда исходной информации недостаточно для принятия единственно верного решения.

Многочисленные институты обжалования, санкционирования, пересмотра (даже уже ранее пересмотренных) решений – признак перманентной уверенности законодателя в неизбежности следственной и судебной ошибки. На негативные стороны кассационного права в принципе указывали еще авторы одного нашумевшего программного документа, датируемого концом XIX века (в связи с тем, что некоторое время назад данный источник был включен в перечень экстремистской литературы, его библиографического описания мы по понятным соображениям не приводим), аргументируя призывы к его упразднению тем, что у народа не должно возникнуть и мысли о возможности принятия судом неправильного решения. А подрыв авторитета общества к системе в целом – это, пожалуй, посерьезнее неудобств (даже фатальных), причиняемых необъективным процессуальным решением отдельно взятой личности. Тем более, что технологический подход ориентирован на недопущение ни того, ни другого.

Движимый идеалами гуманизма отечественный законодатель на определенном этапе принципиально отказался от формулировки: «приговор окончательный и обжалованию не подлежит» и ей подобных. Означать она могла только одно: по данному делу истина установлена и у суда не осталось в этом никаких сомнений. Получается, что по уголовным делам, приговор по которым такой констатацией не завершался, суд, даже вынося итоговое решение, не был окончательно уверен в его справедливости, предоставляя осужденному шанс на ее восстановление путем обжалования приговора. Сегодня обжалуется огромное количество совершенно разных процессуальных решений. В том числе и тех, правильность которых, казалось бы, очевидна. Единственной целью такого обжалования нередко выступает желание подозреваемого (обвиняемого, подсудимого, осужденного и их защитника) затянуть производство по делу. Мы не призываем к отказу от института обжалования в целом или запрету на обжалование отдельных решений в каких-то исключительных случаях, однако и эта проблема, тоже полностью обусловленная засильем в уголовном судопроизводстве субъективизма, должна решаться в русле технологического подхода.

Обязанность правоприменителя санкционировать немалое количество своих процессуальных решений – проблема из той же области. Ситуации, когда то или иное решение лица, осуществляющего производство по делу, не находит поддержки вышестоящего (контролирующего, надзирающего) должностного лица, определяются только субъективным мнением последнего. Само собой, кроме случаев, когда санкционируемая инициатива заведомо незаконна. Согласование правоприменителем своих решений с иным субъектом, по замыслу законодателя, имеет целью проверку их законности и обоснованности. Однако тем самым проверка такой обоснованности ставит субъективное мнение одного лица в зависимость от субъективного мнения другого. С учетом того, что мнение первого в большинстве случаев, предположительно, должно быть объективнее (хотя бы потому, что он непосредственно осуществляет производство по делу, а второй только поверхностно с ним знакомится) возникает вопрос: не превышает ли вред от несанкционирования обоснованных решений потенциальной пользы от несанкционирования необоснованных? Тем более, что вывод о такой обоснованности изначально субъективен. Может, следует понемногу отказываться от подобных институтов, заменяя процедуры согласования уведомлением? А вместо проверки обоснованности ограничиваться только проверкой законности постфактум? Ответ и на этот вопрос еще только предстоит найти.

Подводя итог, мы констатируем: изложенными умозаключениями проблема исследования уголовного процесса с позиции технологического подхода по причине своей обширности, разумеется, не исчерпывается. Являясь альтернативным вектором эволюции уголовного судопроизводства, технологический подход предполагает преобразование всех норм и институтов соответствующей отрасли, а в перспективе – рождение принципиально новой уголовно-процессуальной формы. Именно такой путь развития процесса нам кажется не просто предпочтительным, а и наиболее вероятным. В каких конкретно законодательных и организационных инновациях он найдет свое воплощение – покажет время.



Примечания


[1]<!--[endif]--> Кутырев В.А. Культура и технология: борьба миров. М., 2001.

2 Юнгер Ф.Г. Совершенство техники. Машина и собственность. СПб., 2002.

3 О проблеме экономичности уголовного судопроизводства см.: Поляков М.П., Смолин А.Ю. Принцип процессуальной экономии в уголовном судопроизводстве: Монография. Н. Новгород, 2011.

4 Большая советская энциклопедия. DVD-box. М., 2002.

5 Смолин А.Ю. Принцип процессуальной экономии в уголовном судопроизводстве России: дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2010.

6 Александров А.С., Лапатников М.В., Терехин В.В. От полусостязательности – к полной инквизиционности: эволюция постсоветского уголовно-процессуального права // Вестник Калининградского филиала Санкт-Петербургского университета МВД России. 2014. № 2.

7 Баранов В.М. Правотворческая конкретизация: негативный ракурс // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2014. № 2 (26).

 

 


Criminal procedure as a technology: prerequisites concept


One of the major complex problems of the modern of criminal proceedings is not objectivity procedural decisions. This situation is primarily due to the fact that the sole criterion for such objectivity is subjective opinion of implementer of law, therefore basic contradiction of criminal procedure – between objectivity purpose and sub​​jectivity means – only exacerbated. To prevent overheads caused by the human factor, the criminal process must evolve towards technology. The main result of this evolution is constant achievement of the purpose of process.

Key words: technology, technological effectiveness, the purpose of the criminal procedure, discretion, subjective factor, automation, criminal procedural form, technological evaluation of evidence, procedural economy.


[1] Kutyrev V.A. Culture and technology: war of the worlds. Moscow, 2001.

2 Junger F.G. Engineering excellence. Machine and а ownership. St. Petersburg, 2002.

3 About the problem of efficiency in criminal proceedings, see Polyakov M.P., Smolin A.Y. The principle of procedural economy in criminal proceedings: Monograph. Nizhny Novgorod, 2011.

4 The Great Soviet Encyclopedia. DVD-box. Moscow, 2002.

5 Smolin A.Y. The principle of procedural economy in the criminal proceedings of Russia: dis. … candidate of sciences (law). Nizhny Novgorod, 2010.

6 Alexandrov A.S, Lapatnikov M.V., Terehin V.V. From the semi-adversarial - to inquisition: the evolution of post-soviet criminal procedure // Bulletin of the Kaliningrad branch of the St. Petersburg University of the MIA of Russia. 2014. № 2.

7 Baranov V.M. Legislative concretization: a negative perspective // Legal science and practice: Journal of Nizhny Novgorod academy of the MIA of Russia. 2014. № 2 (26).