Рецензия на «Манифест новой криминологии «Уголовная политика с опорой на данные», подготовленный ИПП при Европейском университете в Санкт-Петербурге по заказу Центра стратегических разработок (6 декабря 2016 г.) // Вестник Нижегородской академии МВД России, 2017, № 4 (40) С. 337-339.

В остатке: «Манифест» сводится по сути к двум тезисам:  (1) «да здравствует «новая криминология»!» и (2) уголовная политика должны быть с опорой на эмпирические данные – раскройте нам их! Поэтому заключаем: правильное в анализируемом«Manifesto» то, что и так было хорошо известно, а новое – неправильно. Как такового Манифеста нет. Нет изложения целей и средств, принципов  уголовной политики, программы уголовно-правового строительства.

Александров Александр Сергеевич,

профессор кафедры уголовного процесса Нижегородской академии МВД России, д.ю.н., профессор, полковник полиции

Александрова Ирина Александровна,

профессор кафедры уголовного и уголовно-исполнительного права Нижегородской академии МВД России, д.ю.н., доцент, полковник полиции.

Какой манифест уголовной политики нам нужен, а о чем не стоит манифестировать /Рецензия на «Манифест новой криминологии «Уголовная политика с опорой на данные», подготовленный ИПП при Европейском университете в Санкт-Петербурге по заказу Центра стратегических разработок (6 декабря 2016 г.) //Вестник Нижегородской академии МВД России, 2017, № 4 (40) С. 337-339

«Все это похоже на какую-то разводку»

С. Шнуров.

Надо сразу сказать о том, что мы высоко оцениваем научную деятельность ИПП при Европейском университете в Санкт-Петербурге. О чем ранее неоднократно заявляли. То, что они делают - это иная наука, не тот «совок», которым взрыхляют научную ниву отечественные правоведы. У них другие инструментарий, система аргументации, стиль изложения и даже формирование предмета исследования. Прагматизм, нацеленность на результат и конкретные выводы. Вот отличительные черты работ этого учреждения, с которыми мы ранее были знакомы.

Хотя, признаемся, иногда терзают смутные сомнения: «На кого вы работаете?». Ведь классовом обществе социальные науки не могут не быть «партийными» – обслуживать в конечном счете интересы класса, который  проводит определенную политику, для чего имеет свою партию, участвует в политической борьбе. Кто дает грант, то и заказывает науку, которая оправдывает определенную политику. Мы так думаем.

Впрочем, оставим сомнения и перейдем к тексту анализируемого Манифеста (http://test.russia2035.ru/wp-content/uploads/2017/06/new_criminology_manifesto_fin.pdf ).

Сразу скажем, он нас разочаровал. Это никакой не манифест. Ни по жанру, ни по уровню теории, ни по конкретике предлагаемых мер. Манифест (в нашем понимании) – это документ, в котором излагается некая система ценностей - в качестве желаемых целей и  программа (рабочая) действий по их достижению. Призыв к смене или наоборот - сохранению существующего порядка вещей.

В анализируемом документе этого нет. Нет ответа на вопрос: вы за сохранение существующего правового механизма противодействия преступности? Или против?

Манифест – это политический документ. А здесь кроме слова «политика» нет никакой политики, идеологии, системы ценностей. Принадлежность к политике только обозначена на словах. За какую политику авторы: либеральную, консервативную, буржуазную, общенародную, патриотическую и пр. За какую политическую партию, в чьих интересах проект продвигается? С кем вы, «с большевиками или коммунистами»? «С кем вы, мастера культуры?» Надо прямо говорить о своих убеждениях, а не вилять и не прятаться за лозунгами о научности и объективности.

Возможное оправдание, что, дескать, проект сугубо научный не принимается. Получается, манифест ради научности как таковой, за науку Криминологию. Смешно. Концептуально несостоятельно. Разве, что криминология в условиях утраты статуса официальной науки получила поддержку (перед смертью).

Так что если и  объединяться на основе данного Манифеста, то криминологам… Хотя толка все равно не будет. У них и так полно организаций: «союз», «ассоциация» и пр. На бумаге.

И концепций, моделей, доктрин и прочих проектов уголовной политики у нас с избытком: десятки. Еще больше диссертаций понаписано на эту тему. Ничего нового не сказано со времен основателя науки криминологии А. Фейербаха.

И авторы анализируемого Манифеста оказались в этом ряду. Только что источники указывают иностранные.

А «истины», провозглашаемые ими избиты давным-давно. Это показывает анализ содержания Манифеста. Означенный манифест состоит из общей части, где излагаются общие положения (страницы 1-4), и приложения в виде примера о том, как эмпирические данные (статистика убийств) позволяют выработать приоритеты уголовной политики (страницы 4-8).

Остаются для критического анализа первые четыре страницы Манифеста. Скажем, о тех положениях, что изложены на них. Одним из исходных – тезис о криминологии как основы уголовной политики.

Рассуждения о криминологии, как научной основы уголовной политики не новы[1]. Давно есть и криминологическая концепция уголовной политики (М. Бабаев, Ю. Пудовочкин)[2]. Целый ряд авторов демонстрируют верность этой концепции. Только, как верно подметили авторы Манифеста, не хватает нашим криминологам применения методов статистического анализа, работы с первичными данными, анализа текстов судебных актов[3] (стр. 1).Говорильня одна. Этот диагноз мы недавно поставили всей отечественной криминологии: исписались наши криминологи (на диссертации); полевые исследования им проводить некогда. А научного анализа состояния преступности действительно нет. Мы не знаем, с каким преступным обществом сожительствуем. Только догадываемся: «воруют». Впрочем, как всегда на протяжении истории России: в верхах воруют по-крупному и безнаказанно. По схеме: «украл-перевел-свалил». А полиции запрещают «кошмарить бизнес»: ввели частью третью в статью 299 УК РФ: до десяти лет за незаконное возбуждение уголовного дела и привлечение к уголовной ответственности бизнесменов. Уголовная репрессия в полной мере достигает представителей низов. Ну а криминологии бухтят тем временем о том, как «космические корабли бороздят просторы Большого театра»[4].

Авторы анализируемого манифеста утверждают: «В основе любой правоохранительной деятельности должна лежать внятная и явно сформулированная уголовная политика» (стр. 1). Этот лозунг затер в науке по специальности 12.00.08., что называется, до дыр.

О «логике поступательного развития» - благое пожелание. Выполнимое только при отчетливом видении целей и решимости их достижения. К сожалению, это не реально. Причина проста – нет внятной идеологии правового строительства. Она так и не состоялась по причине отсутствия восстребованности со стороны властей, и экспертного научного сообщества нет. Традиционные научные центры ( в г.г. Москва, Санкт-Петербург) деградировали. Официальная, государственная юридическая наука в академических центрах кончилась. Не мы одни это поняли[5]. И давно поставили диагноз: упадок правоведения произошла из-за непрестижности, низкой оплаты научной деятельности. Нет заказа на «научную науку» со стороны государства, нет науки[6].

«В основе уголовной политики должно лежать эмпирическое знание» - тоже правильно, все это признают. На словах. А на практике именно «под властью сиюминутных обстоятельств» проводится то, что сейчас называют уголовной политикой. Как таковой уголовной политики сейчас нет. Признание этого факта неоднократно открыто производится представителями депутатского корпуса ФЗС (Мизулина, Синельщиков), в том числе на недавних парламентских слушаниях 20 декабря 2016 года в связи с 15-летием принятия УПК РФ.

Есть политика поручений, в виде «казуального законотворения», т.е. по случаю – который взволновал того или иного руководителя страны. В режиме тушения пожара («а избы горят и горят»). Не сказать, что такая политика не результативна. Кое-кто «порешал так свои вопросы».

Например, политика защиты бизнеса принесла свои плоды (была пролоббирована как следует): в 2016 году окончательно была сформировано то, что Пленум Верховного Суда РФ назвал «организационно-правовым механизмом привлечения к уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности». Однако, нас такого рода «уголовная политика» не радует. Это политика в пользу крупных корпораций, вопреки интересам народа.

Авторы Манифеста ратуют за открытие всех данных о «деятельности правоохранительных органов», в том числе, по их мнению, должны быть открыты в дезагрегированном виде анонимизированные первичные данные с детализацией до преступления. А вот это неверно. Конечно, для исследователей такого рода данные очень полезны. А вот для спецслужб. Для полиции – вряд ли. «Первичные данные» о регистрации сообщения о преступлении, начале уголовного расследования не могут быть раскрыты. Открытыми могут быть только данные судебной статистики. Тайная деятельность правоохранительных органов по выявлению и раскрытию преступлений должна быть закрытой. Это только в нашей стране при существующем уголовно-процессуальном строе можно ставить такой вопрос. Он не уместен там, где например, вообще нет стадии возбуждения уголовного дела. Так что данное положение неконструктивно.

Вторая часть манифеста – со страницы 4. Описание примерных циклов выработки уголовных политик. Это все, на наш взгляд, не уместно в рамках жанра манифеста. Поэтому ограничимся здесь двумя замечаниями. Во-первых, убийства – это не актуальный приоритет уголовной политики. Актуальными являются: 1. терроризм-экстремизм (сепаратизм), 2. наркопреступность, 3. коррупция, 4. экономическая преступность. Если, что и представляет угрозу России, так это указанные виды преступности. Тут и без эмпирики, кстати, ясно. Почему бы не отразить это в Манифесте?

Кроме того, еще отметим крен в сторону «технологизации». Сейчас, модно в правоведении, вообще – в гуманитарной науке использовать «технологии», заимствованные из сфер управления бизнесом, маркетинга (вроде АСИ, KPI). На них возлагаются надежды на повышение эффективности социальных, правовых институтов. Забывая о старых добрых традициях организации публичной речи, институтах демократии. Очевидно, это мода идет сверху. «Руководство страны, постулирует неискоренимую порочность традиционных политических институтов, которые по возможности следует заменить институтами корпоративными. Эта религиозная вера, распространившаяся во властных кабинетах и игнорирующая весь эмпирический опыт, накопленный западной цивилизацией, не сулит нашей стране ничего хорошего»[7].

Но мода на слова проходит и уходит. Институты демократии остаются. Их или последовательно выстраивают или, напротив, подавляют. В современных условиях надо бороться за демократию - она под угрозой.

Если брать конкретно уголовную политику, то в первую очередь надо манифестировать о состязательности, как правовом устройстве справедливого судебного разбирательства. Вот конечная цель судебной реформы. Только в рамках справедливого – состязательного судопроизводства может состояться уголовная политика. Об этом надо манифестировать.

В остатке, анализируемый «Манифест» сводится по сути к двум тезисам:  (1) «да здравствует «новая криминология»!» и (2) уголовная политика должны быть с опорой на эмпирические данные – раскройте нам их!

Поэтому заключаем: правильное в анализируемом«Manifesto» то, что и так было хорошо известно, а новое – неправильно. Как такового Манифеста нет. Нет изложения целей и средств, принципов  уголовной политики, программы уголовно-правового строительства.

В качестве образца, достойного для подражания укажем на западно-европейский Manifesto on the European Criminal Policy  /http://www.crimpol.eu

Вот это достойный документ, из которого понятно какие «мостики» надлежит перекидывать странам ЕС, чтобы сформировать если не единое, то принципиально общее уголовно-правовое пространство, на котором надежно будут защищены от преступности общие ценности. Это принципы уголовного права, в которых выражается общая европейская правовая традиция[8].

С тревогой, кстати, ждем программных документов от ЦСР. Судя по всему в области правового строительства, программа сведется к набору пустых фраз.

Может, хватит уже общих слов о демократии, социальной ответственности бизнеса, независимости суда, верховенстве закона, правах человека и гражданина etc.?

Надо предлагать конкретные меры. Ну, скажем:

Запретить занимать любую государственную должность на государственной службе[9], а равно избираться на выборную должность в любом учреждении (скажем, в экспертном совете ВАКа), кроме коммерческих организаций, более чем на два срока (не подряд, а вообще - занимать этот «руководящий пост» в своей жизни[10]). Уходя – уходи.

Обязать кандидатов в президенты участвовать в прямых теледебатах во время предвыборной кампании: на равных с прочими кандидатами. С возможностью задавать друг другу любые вопросы.

Ввести статьи о перекрестном и прямом допросах в Кодекс (это, как в любого рода публичной деятельности самое главное средство состязательности).

Ликвидировать все отступления от принципа равенства всех перед законом и судом: право должно быть равным масштабом поведения. Создание системы привилегий для избранных надо запретить.

Изменить следственный порядок привлечения к уголовной к уголовной ответственности: через вынесение постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Правовой механизм привлечения к уголовной ответственности должен быть судебным.

Ликвидировать Следственный комитет РФ, как воплощение следственного уголовно-процессуального строя.

Вот такого рода меры (и  разумеется, другие[11]) изменят правовой строй, приведут к переформатированию уголовной политики. В полном соответствии с Конституцией РФ.

И последнее, честная политика – это политика в интересах всего народа. А не бизнеса, или «силовиков», или еще кого бы то ни было.

Как никогда актуальна тема о том, что уголовная политика должна быть в интересах всего общества. Вот, что заболтали уголовные политологи, не только авторы анализируемого манифеста.

«Несмотря на приверженность государственных лидеров цели решить проблему неравенства, разрыв между самыми богатыми и бедными неизбежно увеличивается», — говорится в недавно опубликованном  докладе Oxfam[12].По данным Oxfam, совокупное мировое богатство сегодня оценивается примерно в 255 трлн долларов и более половины этой суммы находится в руках 1% населения планеты. При этом доля бедных в мировом богатстве сократилась с 0,7% в 2015 году до 0,2% в 2016-м. В 2015 году, по оценке Всемирного банка, около 700 млн человек жили на 1,9 доллара в день. Такой разрыв, считают в благотворительной организации, происходит из-за того, что корпорации защищают интересы богатых, уклоняются от уплаты налогов и недоплачивают работникам и производителям. Также одна из причин лежит в самой системе кумовства и «акционерного капитализма», при которой корпорации могут влиять на формирование государственной политики в интересах компании и в первую очередь пытаются обеспечить максимальную прибыль своим акционерам.

Вот, где кроется угроза экономическому и социально-правовому строю современной России. Уголовно-правовые меры по противодействию этой угрозе и надо заложить в основу российского Манифеста уголовной политики как составной части внутренней политики.