Решняк М.Г. Современные проблемы действия уголовного законодательства России и отдельных зарубежных стран, связанные с цифровизацией преступной деятельности

   Статья посвящена исследованию актуальных проблем действия уголовного законодательства Российской Федерации и ряда других стран в пространстве с учётом цифровизации преступной деятельности. На основе проведенного исследования автор формулирует и обосновывает конкретные предложения по совершенствованию общих положений Уголовного кодекса Российской Федерации, направленные на формирование необходимых предпосылок для распространения его действия на транснациональные преступления, характеризующиеся цифровизацией механизма их осуществления и нарушаемых ими общественных отношений.

Решняк М.Г. Современные проблемы действия уголовного законодательства России и отдельных зарубежных стран, связанные с цифровизацией преступной деятельности // Безопасность бизнеса. 2020. № 6.  С.54-61 

В современном мире цифровизация является неотъемлемым свойством и долгосрочной тенденцией развития практически всех видов человеческой деятельности, не исключая и преступной, участники которой безотлагательно адаптируются к изменяющимся внешним условиям и используют их в своих криминальных целях, что, в частности, проявляется в активном включении информационно-коммуникационных технологий в процесс совершения уголовно наказуемых деяний.[1] Широкие возможности цифрового мира не только изменяют механизм совершения многих традиционных преступлений, но и создают предпосылки возникновению новых видов преступной деятельности, обусловливают увеличение ее масштабов и вовлечение в нее субъектов, ранее далеких от нарушений уголовного закона, которые приобщаются к совершению преступлений вследствие информационного воздействия и (или) упрощения их совершения с использованием сети «Интернет» или иных информационно-телекоммуникационных сетей.[2]  Если в конце XX века цифровизация преимущественно характеризовала компьютерные преступления и отдельные виды мошенничества, то в последние два десятилетия она стала «кровеносной системой» практически всей преступной деятельности.

Согласно статистическим данным МВД России, преступления, связанные с информационно-коммуникационными технологиями, занимают всё более заметное место в структуре преступности, их число неуклонно растет, а удельный вес в общем числе всех преступлений  достигает 21,7%. За 5 месяцев 2020 года число таких деяний увеличилось на 85,1%, а тяжких и особо тяжких преступлений данной группы – на 123,7%. Существенно возрастает использование данных технологий при совершении хищений денежных средств, прежде всего, в рамках мошеннический посягательств, связанных с электронными средствами платежа, предусмотренных ст. 1593 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее – УК РФ). За первые пять месяцев 2020 г. таких мошенничеств зарегистрировано больше на 103,6% по сравнению с аналогичным периодом 2020 г.[3]
Согласно исследованиям российских и зарубежных ученых, использование информационно-коммуникационных технологий стало преобладающим или одним из основных способов совершения самых различных видов преступных посягательств, особенно имеющих экономическую[4], террористическую[5] и экстремистскую[6] направленность. Ежегодно потерпевшими от преступлений, совершаемых с использованием таких технологий, становятся миллионы людей и организаций, жертвами посягательств нередко являются различные органы власти и целые государства, а совокупный ущерб соответствующих деяний давно перевалил за триллион долларов США.[7]  Данные преступления причиняют не только материальные, но и иные общественно опасные последствия, в том числе, выходящие за рамки объективной стороны их составов.[8]
В частности, последствия преступлений экстремистской направленности при реализации присущих им целей и мотивов, связанных с проявлением и (или) возбуждением ненависти либо вражды по расовым, национальным, религиозным и иным признакам, могут выражаться в  социальных конфликтах самых различных масштабов, в том числе в массовых беспорядках. При публичном способе совершения указанных преступлений, особенно в случаях использования виновными лицами сети «Интернет» или иных информационно-телекоммуникационных сетей для разжигания ненависти и вражды в обществе, вероятность таких конфликтов существенно повышается. Интернет-пространство в подобных случаях используется и для поддержания протестных настроений в обществе, а также для организации основанных на них противоправных акций, что мы видим на примере массовых беспорядков в США, начавшихся в конце мая 2020 г. после того, как в г. Миннеаполисе полицейский на глазах у прохожих причинил смерть афроамериканцу.
С течением времени все более заметным становится трансформирующий эффект цифровизации, проявляющийся не только в изменении общественных отношений, выступающих объектами уголовно-правовой охраны, и способов совершения преступлений, но и во внесении дополнений в законодательство, направленных на создание эффективных правовых средств противодействия новым формам криминальной деятельности. Несмотря на консервативность, присущую правовому регулированию уголовно-юрисдикционной деятельности, соответствующие отрасли права, пусть и с заметным отставанием от развивающихся общественных отношений, также испытывают на себе воздействие цифровизации.[9]  
Так, в Особенной части УК РФ по состоянию на 1 июля 2020 г. содержится 24 статьи, предусматривающих использование информационно-телекоммуникационных сетей в качестве конститутивного или квалифицирующего признака соответствующих составов преступлений, посягающих на различные объекты. Например, в число таких преступлений входят не только отмеченные выше деяния экономической, террористической или экстремистской направленности, но и посягательства на жизнь человека (доведение до самоубийства, склонение к самоубийству и организация связанной с этим деятельности), интересы несовершеннолетних (вовлечение несовершеннолетнего в опасную для его жизни деятельность), здоровье населения (незаконный оборот наркотических средств, психотропных и иных веществ; обращение недоброкачественных, фальсифицированных, незарегистрированных лекарственных средств), общественную нравственность (распространение, демонстрация, рекламирование порнографических материалов) и др. Постоянная модернизация уголовного законодательства заставляет задуматься о том, что в складывающихся условиях соответствующие изменения должны затрагивать нормы как Особенной, так и Общей части УК РФ, в том числе те, что посвящены действию уголовного закона в пространстве. Выполнение данной рекомендации позволит сформировать единую и эффективную систему уголовно-правовых мер противодействия преступлениям, характеризующимся цифровизацией механизма их осуществления и нарушаемых объектов, затрагивающим при их совершении территорию и (или) интересы двух или более государств. Необходимость таких законодательных изменений обусловлена особенностями и тенденциями современных общественных отношений, все участники которых испытывают на себе воздействие цифровизации, включая ее проявления в преступной деятельности, не знающей каких-либо границ.
В настоящее время подавляющее число граждан является абонентами мобильной связи, пользуется сетью «Интернет», зарегистрированы в различных социальных сетях. Такое положение создает реальные предпосылки для вовлечения в криминальные отношения множества людей, привлекая их прямо или опосредованно к совершению преступлений, либо превращая их в потерпевших.   
Стремительная цифровизация практически всех сфер общественной жизни создает условия для совершения преступлений на любом удалении от объекта посягательства, а также усложняет выявление причастных к ним лиц и доказывание обстоятельств совершения противоправных деяний, в том числе установление потерпевших и причиненных последствий. В таких условиях участники одного и того же преступления, равно как и потерпевшие от него, могут находиться в различных странах, причем само преступление в своем развитии также может затрагивать территорию двух или более государств. То есть цифровизация является одной из основных предпосылок для транснационализации преступной деятельности, эффективность противодействия которой зависит от согласованности усилий заинтересованных стран, а также от ряда других факторов, включая степень адаптированности положений национального уголовного законодательства, регламентирующих особенности его территориального и экстерриториального действия, к соответствующим новым криминальным вызовам.
В соответствии с п. 2 ст. 3 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности 2000 г.[10], преступление относится к транснациональным, если оно было совершено в двух или более государствах, либо в одном государстве, но при наличии определенных альтернативных условий: существенная часть подготовки преступления, его планирования, руководства им или контроля имела место в другом государстве, в преступлении участвовала организованная преступная группа, осуществляющая криминальную деятельность в двух или более странах, либо существенные последствия преступления наступили в другом государстве. Подобная специфика транснациональных преступлений обусловливает необходимость формирования адекватных уголовно-правовых мер противодействия как в национальном, так и в международном законодательстве.
Анализ международно-правовой характеристики транснационального преступления позволяет заключить, что его главной, сущностной особенностью является то, что его совершение затрагивает территорию двух или более государств через само общественно опасное деяние, выходящее за границы одной страны, а равно через общественно опасные последствия, наступившие в ином государстве, нежели обусловившее их деяние, либо через различающееся место осуществления приготовительной и последующей преступной деятельности, либо через трансграничную криминальную деятельность организованной преступной группы, принимавшей участие в конкретном преступлении. По нашему мнению, данная характеристика не в полной мере отвечает современным реалиям, связанным с цифровизацией преступной деятельности, а также потребностям правоохранительных органов, осуществляющих противодействие транснациональной преступности.
Во-первых, считаем, что транснациональное преступление далеко не всегда имеет организованный характер, поскольку может быть совершено одним лицом, а равно группой лиц или группой лиц по предварительному сговору (например, когда виновное лицо единолично призывает к осуществлению экстремистской деятельности, направляя соответствующие электронные сообщения жителям другой страны).
Во-вторых, на территории другого государства может быть осуществлено не только приготовление к преступлению, а равно его организация, руководство им или контроль за его совершением, но и покушение на преступление, подстрекательство к его совершению или пособничество таковому (например, при неудавшейся попытке создать террористическую организацию для последующей противоправной деятельности в границах другой страны либо при создании компьютерной программы в качестве содействия мошенничеству, непосредственно совершаемому другими лицами на территории иного государства).
В-третьих, в приведенной характеристике транснационального преступления не учтен такой обязательный признак объективной стороны преступлений с материальным составом, как причинная связь между совершенным общественно опасным деянием и его общественно опасными последствиями. Такие деяние и последствия могут иметь место на территории одного государства, тогда как причинная связь может проходить свое развитие на территории другого государства (например, при внедрении вредоносной программы в планшетный компьютер потерпевшего, которое повлекло уничтожение всей или конкретной информации в результате длительного воздействия данной программы, в том числе во время перемещения компьютера на территорию другой страны).
Наконец, в-четвёртых, в рассматриваемом международно-правовом определении не учтено, что преступление, имеющее формальный состав и совершенное на территории одного государства, хотя и не имеет в числе своих обязательных признаков общественно опасное последствие, но, тем не менее,  фактически может создавать реальную угрозу для нарушения интересов другого государства, в том числе законных интересов его граждан, в связи с чем содеянное также приобретает транснациональный характер (например, при пропаганде терроризма с использованием сети «Интернет» или при публичных призывах к осуществлению массовых беспорядков, террористической или иной экстремистской деятельности, ориентированных на пользователей из другого государства). То же относится и к покушению на преступление, направленному на причинение вреда интересам другого государства.
Полагаем, что именно в указанной выше Конвенции целесообразно закрепить общие положения об особенностях действия национального уголовного законодательства сотрудничающих стран в отношении транснациональных преступлений и лиц, их совершающих, в том числе участвующих в приготовлении таких преступлений и (или) являющихся их соучастниками.
В настоящее время не меньшее значение имеет создание необходимых предпосылок для эффективного противодействия транснациональным преступлениям на уровне внутреннего законодательства сотрудничающих государств, тем более, что процесс формирования соответствующих международно-правовых положений имеет более сложный и длительный характер. Так, в п. 17 Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017-2030 годы[11] указано, что в настоящее время не установлены необходимые международно-правовые механизмы, предназначенные для отстаивания суверенного права государств на регулирование информационного пространства, включая национальный сегмент сети «Интернет», в связи с чем многие страны пытаются «на ходу» адаптировать регулирование сферы информации и информационных технологий к складывающимся обстоятельствам. Данное положение в полной мере относится и к регламентации действия уголовного законодательства в пространстве в случаях совершения транснациональных преступлений, в том числе с использованием информационно-коммуникационных технологий.
Имеющиеся в уголовном законодательстве большинства стран положения, регламентирующие его территориальное и экстерриториальное действие, учитывают необходимость применения содержащихся в нем норм по отношению к лицам, совершившим так называемые конвенционные преступления, имеющие международный характер, вне зависимости от места их совершения. Однако не менее важной представляется детальное отражение особенностей действия национального уголовного законодательства в пространстве применительно к любым транснациональным преступлениям, включая те, что совершаются с использованием указанных технологий.
Прежде всего, речь идёт о конкретизации положений, связанных с территориальным принципом действия национального уголовного закона, основанного на суверенитете государства. При законодательном отражении содержания данного принципа необходимо принимать во внимание стадии преступления, формы и виды соучастия в его совершении, а также конструкцию объективной стороны составов отдельных видов преступлений и такую ее особенность, как  осуществление общественно опасного деяния с использованием сети «Интернет», иных электронных и информационно-телекоммуникационных сетей, при котором на территории другого государства протекает та или иная часть предварительной или последующей единоличной или совместной преступной деятельности, наступают все или часть вредных последствий либо создается опасность их наступления (например, в случае направленности посягательства на разжигание межрасовой или межнациональной розни).
Следует отметить, что в статьях 11 и 12 УК РФ при регламентации территориального и экстерриториального действия национального уголовного закона отсутствует необходимая детализация. В качестве основных критериев для применения  российского уголовного законодательства указываются место совершения преступления, место нахождения и гражданство лица, его совершившего, нарушение в результате преступления интересов Российской Федерации или ее гражданина, международный характер совершенного преступления. Однако в данных уголовно-правовых нормах не приняты во внимание ни стадии совершения преступления, ни особенности его объективной стороны, в том числе возможность осуществления деяния, развития причинной связи и наступления последствий в границах различных государств, включая случаи совершения сложных единичных преступлений, а также специфика осуществления преступного деяния в соучастии, когда действующие совместно лица, находятся в разных странах, что потенциально снижает эффективность УК РФ как средства противодействия транснациональным преступлениям, в том числе совершаемым с использованием информационно-коммуникационных технологий.
Отметим, что в частях 2 и 3 статьи 13 Модельного Уголовного кодекса для государств-участников СНГ[12] (далее – Модельный кодекс), все еще имеющем рекомендательное значение, содержатся положения, в которых выделяются некоторые особенности действия уголовного закона государства в случаях, когда преступление выходит за его границы. В частности, рекомендовано признавать, что преступление совершено в определенном государстве-участнике СНГ, если оно было начато, продолжено или окончено на его территории. Данное положение позволяет применить национальный уголовный закон к лицу, совершившему транснациональное преступление, если хотя бы часть объективной стороны последнего имела место на территории соответствующего государства, например, когда виновное лицо, использующее информационно-коммуникационные технологии, с единым умыслом поэтапно совершало хищение денежных средств с банковского счета, незаконно получая удаленный доступ к нему с территории разных государств-участников СНГ. Также рекомендовано признавать преступление совершенным на территории определенного государства-участника СНГ, если оно совершено в соучастии с лицами, которые осуществляют преступную деятельность в другом государстве. Кроме того, модельный законодатель предусмотрел и положение для разрешения вопроса о месте реализации уголовной ответственности, когда лицо совершило преступление на территории двух или более государств, участвующих в СНГ: в таких случаях в соответствии с договорами между государствами определяющее значение имеет место, где данное лицо привлечено к уголовной ответственности.
Полагаем, что приведенные положения Модельного кодекса необходимо принять во внимание в рамках совершенствования положений статьи 11 УК РФ, распространив их на случаи совершения преступления на территории различных государств, в том числе, не входящих в СНГ. Также представляется целесообразным осуществить дальнейшую конкретизацию указанных положений с учетом стадий совершения преступления, а равно включить в уголовный закон определения продолжаемого, длящегося и составного преступлений, поскольку с ними связаны одни из наиболее сложных вопросов действия уголовного закона во времени и в пространстве. Тем самым на законодательном уровне будут сформированы критерии для разграничения множественности преступлений и сложных единичных преступлений, в том числе, совершенных с использованием информационно-коммуникационных технологий. Определение начального и конечного моментов процесса осуществления объективной стороны сложных единичных преступлений сопряжено с затруднениями, препятствующими формированию единообразной правоприменительной практики, в связи с чем важно законодательно закрепить, что национальный уголовный закон применим в тех случаях, когда на территории соответствующего государства имела место хотя бы часть преступления.
Выделенные выше положения Модельного кодекса в той или иной степени уже восприняты уголовным законодательством отдельных государств-участников СНГ, например, Республикой Беларусь и Республикой Казахстан. С наибольшей полнотой данные рекомендательные положения учтены в ч. 2 ст. УК Республики Беларусь[13], согласно которой преступление считается совершенным в Беларуси, если оно начато, продолжалось, или было окончено на территории данного государства, или совершено в его границах в соучастии с лицом, которое совершило преступление на территории другой страны. В ч. 2 ст. 7 УК Республики Казахстан[14] закреплено, что уголовное правонарушение, является совершенным на территории данного государства, когда оно было начато или продолжено либо окончено на его территории, то есть казахским законодателем, несмотря на включение этого важного положения, тем не менее, не принята во внимание другая рекомендация Модельного кодекса, касающаяся действия уголовного закона при совершении преступления в соучастии с лицами, находящимися в другой стране.
Анализ национального уголовного законодательства государств-участников СНГ показал, что в нем не учтена отмеченная выше особенность преступлений, совершаемых с использованием информационно-коммуникационных технологий, заключающаяся в том, что они могут причинять иные общественно опасные последствия, кроме тех, что указаны в уголовном законе в качестве обязательного признака объективной стороны соответствующих составов, а равно не причинять обязательные или иные общественно опасные последствия на территории определенного государства, но создавать опасность их наступления. Представляется, что такие преступления целесообразно рассматривать с учетом их частичного осуществления на территории того государства, где совершены соответствующие общественно опасные действия и (или) наступили указанные общественно опасные последствия либо была создана реальная опасность наступления данных последствий.
Изучение положений уголовного законодательства других стран в части регламентации его действия в пространстве показало наличие аналогичной проблемы, снижающей эффективность противодействия преступлениям, объекты или механизм осуществления которых характеризуются особенностями, привнесенными в них цифровизацией. Несмотря на то, что в отдельных странах Западной Европы регламентация действия уголовного закона в пространстве является весьма подробной и детальной, тем не менее и оно не в полной мере отвечает сегодняшним и прогнозируемым реалиям развития информационного общества. Так, согласно §9 УК ФРГ[15] местом совершения преступления признается, в частности, то место, где лицом единолично или в соучастии с другими лицами, в том числе находящимися в другой стране, совершено действие или должны были быть выполнены возложенные на него обязанности (при бездействии), а равно то место, где наступили или по мысли виновного должны были наступить последствия совершенного им деяния. В данном случае также не учитывается, что преступление, совершаемое посредством использования информационно-коммуникационных технологий, в своем развитии способно создавать опасность наступления общественно опасных последствий на любом отдалении от точки начала осуществления общественно опасного действия, причем виновное лицо вполне может даже и не предполагать возможность наступления таких последствий, которые, кроме того, не всегда входят в число обязательных признаков объективной стороны состава данного преступления.
Автор вполне осознает, что в уголовном законе невозможно прописать все частные случаи совершения транснациональных преступлений, однако считает, что вполне достижимым является формирование таких его системных положений, которые бы отличались необходимой адаптационной емкостью, позволяющей обеспечивать его эффективное применение вне зависимости от появления и развития новых обстоятельств преступной деятельности, в том числе связанных с использованием стремительно модернизирующихся информационно-коммуникационных технологий. Считаем, что выделенная проблематика должна стать составной частью предмета самостоятельного комплексного научного исследования, посвященного актуальным вопросам действия уголовного закона в пространстве.

 


[1] Broadhurst, R., Choo, K. K. R. Cybercrime and Online Safety in Cyberspace. In C. Smith, S. Zhang, & R. Barbaret (Eds.), International Handbook of Criminology (2011), pp. 153–154.
 
[2]  Enders, W., Sandler, T. Is transnational terrorism becoming more threatening? Journal of Conflict Resolution 44, (2000), pp. 308.
[3] См.: Краткая характеристика состояния преступности в Российской Федерации за январь-май 2020 года // Сайт МВД России: URL: https://мвд.рф/reports/item/20422560/ (дата обращения: 01.07.2020).
[4] Решняк, М.Г. Современные проблемы формирования уголовно-правовой основы противодействия преступлениям в сфере цифровой экономики /М.Г. Решняк, С.В. Борисов // Безопасность бизнеса. – 2020. – № 3. С. 41-43; Moore, T., Clayton, R., Anderson, R. The Economics of Online Crime. The Journal of Economic Perspectives, 23(3), (2009), pp. 3–18.
[5] Enders, W., Sandler, T. Is transnational terrorism becoming more threatening? Journal of Conflict Resolution 44, (2000), pp. 307–308; Решняк, М.Г. Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправдание терроризма или пропаганда терроризма: проблемные особенности и пути совершенствования уголовного законодательства /М.Г. Решняк // Пробелы в российском законодательстве. – 2020. – № 1. – С. 116-117.
[6] Андрюхин, Н.Г. Предпосылки, содержание и значение новых разъяснений Пленума Верховного Суда Российской Федерации о квалификации и доказывании преступлений экстремистской направленности, совершаемых с использованием сети «Интернет» /Н.Г. Андрюхин, С.В. Борисов // Вестник Московского университета МВД России. – 2019. – № 4. – С. 67-68; Решняк, М.Г. Уголовное законодательство за преступления экстремистской направленности с использованием информационно-коммуникационных технологий: тенденции развития /М.Г. Решняк // Современное право. – 2019. – № 1. – С. 102-105.
[7] Русскевич, Е.А. Уголовно-правовое противодействие преступлениям, совершаемым с использованием информационно-коммуникационных технологий: учебное пособие. – 2-е изд., доп. – М.: ИНФРА-М, 2019. С.5.
[8]  Зателепин, О.К. Новые позиции Пленума Верховного Суда РФ по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности /О.К. Зателепин, С.В. Борисов// Уголовный процесс. – 2018. – № 11. – С. 24.
[9] Уголовно-юрисдикционная деятельность в условиях цифровизации: монография / Н.А. Голованова, А.А. Гравина, О.А. Зайцев и др. – М.: ИЗиСП, КОНТРАКТ, 2019. С.4.
[10] См.: Конвенция против транснациональной организованной преступности (принята в г. Нью-Йорке 15 ноября 2000 г. Резолюцией 55/25 на 62-ом пленарном заседании 55-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН) (с изм. от 15.11.2000) // Собрание законодательства РФ. –  2004. № 40. – Ст. 3882.
[11] См.: Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации на 2017-2030 годы (утв. Указом Президента РФ от 9 мая 2017 г. № 203) // Собрание законодательства РФ. – 2017. – № 20. Ст. 2901.
[12] См.: См.: Модельный Уголовный кодекс для государств-участников СНГ (принят постановлением Межпарламентской Ассамблеи государств- участников СНГ от 17 февраля 1996 г.) // Приложение к Информационному бюллетеню Межпарламентской Ассамблеи государств - участников СНГ. – 1997. – № 10.
[13] См.: Уголовный кодекс Республики Беларусь (принят Законом Республики Беларусь от 9 июля 1999 г. № 275-З, ред. от 11 ноября 2019 г.) // Национальный правовой Интернет-портал Республики Беларусь: URL: https://pravo.by/document/?guid=3871&p0=Hk9900275 (дата обращения: 25.08.2020).
[14] См.: Уголовный кодекс Республики Казахстан (принят Законом Республики Казахстан от 3 июля 2014 г. № 226-V, ред. от 25.05.2020) // Электронный ресурс: URL: https://online.zakon.kz/m/document?doc_id=31575252 (дата обращения: 25.08.2020).
[15] См.: Уголовный кодекс ФРГ / пер. с нем. и предисл.: Серебренникова А.В. - М.: Зерцало-М, 2001. – 200 с.