Лантух Н.В., Экономика и политика современного уголовного судопроизводства

 Лантух Н.В., доцент кафедры уголовного процесса Санкт-Петербургского университета МВД РФ, к.ю.н. доцент

 

ЭКОНОМИКА И ПОЛИТИКА СОВРЕМЕННОГО УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА

 

В последние десятилетия уголовно-процессуальное право является объектом пристального внимания со стороны ученых и практиков. В  научных исследованиях широко обсуждаются вопросы, связанные с принципиальными положениями уголовного процесса, его социальным назначением в обществе и государстве,  внутренними целями и задачами, а также положениями, касающимися организации уголовной юстиции, отдельных процессуальных стадий и процедур. Многие вопросы остаются пока трудноразрешимыми в силу того, что институционализация уголовного процесса, осуществляемая с начала 90-х годов прошлого века, совпала по времени не только с кардинальными поворотами в экономической, социальной и политической сферах в нашей стране, но и глобальными изменениями в жизни всего мирового сообщества. В большинстве  правовых систем современности устанавливается приоритет прав и свобод человека и гражданина, защиты потерпевшего в уголовном процессе, альтернатив уголовному преследованию, восстановительной функции юстиции и другие. 

Ликвидация старых институтов российского уголовно-процессуального права (например, протокольная форма досудебной подготовки материалов, возвращение дела судом на дополнительное расследование, институт народных заседателей, прокурорское уголовное преследование) и создание новых (реабилитация, ходатайства и жалобы, судебный контроль, судебное разбирательство с участием присяжных заседателей, производство у мирового судьи, особый порядок судебного разбирательства, в том числе и при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве, отказ прокурора от обвинения) было обусловлено возникновением спроса на новые институциональные формы.

Характерным является тот факт, что в качестве всех  перечисленных и иных новелл в уголовно-процессуальное право вводились не отдельные правовые нормы, а целые правовые институты, в юридическом понимании представляющие собой группу норм, регулирующих комплекс однородных общественных отношений.

В последние годы все чаще предпринимаются попытки применить экономический подход к теории права, новой ветвью которого является институциональная концепция[1].  Экономика – это наука о рациональном выборе в условиях ограниченных ресурсов, либо  наука, изучающая человеческую деятельность с точки зрения соотношения целей и средств, которые могут иметь различное применение. По свидетельству экономистов, институты - это разновидность структур, принадлежащих социальному пространству: они представляют собой содержание общественной жизни; значительная доля взаимодействий и деятельности людей структурирована в терминах явных или неявных правил. Таким образом, можно определить институты как системы устоявшихся и общепринятых социальных правил, которые структурируют социальные взаимодействия[2].

Подобные рассуждения имеют смысл тогда, когда мы рассматриваем специальный случай законодательных правил. Чтобы законы стали правилами в том смысле, о котором говорилось выше, они должны  превратиться в обычай. Существуют законы, которыми повсеместно пренебрегают и которые еще не получили статус правила, обычая. Законы, которые не соблюдают, - это не правила. Чтобы новые законы стали правилами, должен существовать принудительный механизм их соблюдения вплоть до того момента, когда поведение в соответствии с ними станет чем-то обыденным и обретет нормативный статус.

Если мы определяем институты как социально укорененные системы правил, то очевидно, что организации представляют собой особый тип института, обладающий некими дополнительными свойствами. Организации - это институты, в которых существуют, во-первых, критерии выделения их границ и отличия членов организации от всех остальных, во-вторых, принципы суверенитета в вопросе о том, кто несет ответственность, и, в-третьих, иерархия уровней управления, образуемая делегированием полномочий и ответственности внутри организации.

 Д. Норт пишет: «Институты - это «правила игры» в обществе, или, выражаясь более формально, созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми. Следовательно, они задают структуру побудительных мотивов человеческого взаимодействия - будь то в политике, экономике либо юриспруденции. С теоретической точки зрения важно четко отделить правила от игроков. Правила призваны определять то, как ведется игра. Но цель команды, которая действует по этим правилам, - выиграть игру... Моделирование стратегий и навыков, складывающихся по мере развития команды, - это совсем другой процесс, нежели моделирование создания и развития правил и последствий их применения. Правила следует четко отличать от игроков. Различие между игроками и правилами сходно с различием между агентами и структурами, которые зависят от агентов, но, тем не менее отличны, от них. Именно во взаимодействии между институтами и организациями и происходит институциональная эволюция внутри системы. Таким образом, характеристиками институционализма выступают субъекты взаимодействия – агенты и адресаты (по юридической терминологии – субъекты правоотношений, имеющие официальный или процессуальный персональный статус) и характеристика среды, в которой взаимодействуют субъекты (аналогично в юриспруденции – объект и содержание правоотношений).

Данные характеристики можно применить с некоторой долей условности к уголовному судопроизводству[3]. Цели уголовного судопроизводства  (и их иерархия) ограниченно рациональны, хотя внешне осуществляется попытка их обоснования. Фактом, порождающим уголовно-процессуальные правоотношения, является противоправное (оппортунистическое) деяние определенного субъекта. Необходимость индивидуализации ответственности, острый конфликт в уголовно-правовом споре и иные обстоятельства влекут за собой необходимость в процедуре их разрешения. Поведение «агентов» и «адресатов» является относительно стабильным  и определяется внешними факторами.

Общей базовой предпосылкой для использования экономического подхода к исследованию правовых феноменов служит допущение того, что люди, действующие в рамках правовой системы, совер­шают действия, максимизирующие их функции полезности. Тем самым предполагается, что стороны, судьи и адвокаты, лица, нарушающие уголовный закон, действуют по отношению к правовой системе как ра­зумные индивиды, стремящиеся максимизировать уровень удов­летворения своих потребностей.

Как любые потребители, они приобретают мень­ше товаров, когда цены на них растут, и покупают больше, когда цены снижаются. Единственное, что при таком подходе оказыва­ется необычным, — это характер благ и цен. Так, в качестве блага для правонарушителя может выступать преступле­ние, а цена может выражаться в длительности срока заключения, который, в частности, может быть уменьшен по ре­шению суда, в результате проведения судебного процесса.

По свидетельству экономистов, несмотря на необычность упомянутых благ и их цен, упомянутая выше стандартная зависи­мость вполне сохраняется и на подобных, формально неэкономи­ческих, рынках внутри правовой системы. Так, увеличение ожидаемых издержек наказания за соверше­ние преступления, обусловленное ростом сроков наказания, его строгости или вероятности наложения наказания, приводит в пол­ном соответствии с экономической теорией к сокращению числа преступлений[4].

Первый важный вывод из экономического анализа права зак­лючается в том, что не только индивиды, так или иначе соприка­сающиеся с правовой системой, ведут себя на ее «рынках» эконо­мически рационально, но и сама система права действует так, как действовал бы в аналогичных ситуациях рациональный максимизатор. Судебные решения, определяющие уголовную ответственность; процеду­ры пересмотра принятых решений правовых споров; методы под­счета издержек и целесообразности освобождения от ответственности — эти и другие элементы правовой системы легко могут быть поняты как инструменты обеспечения эффективного распределе­ния ограниченных ресурсов[5].

Например, с социально-экономической точки зрения в суде с участием присяжных делегирование значительной части судейских функций неспециалистам есть пример сближения рыночного и правового принятия решений. Суд присяжных распределяет ответственность принятия решений между тринадцатью людьми, из которых 12 лишь временно связаны с судебным процессом.

Суд присяжных отличается от рынка тем, что присяжных заседателей не нанимают, а призывают. Государство не оплачивает и рыночной ценности затраченного ими времени: оплата присяжных низка и не зависит от альтернативной стоимости времени конкретных лиц.

По мнению американского экономиста Р.Познера, если зарабатывающий 100 долларов в день 5 дней должен заседать в суде присяжных, получая по 6 долларов в день, причем общественная ценность его работы как присяжного составляет 50 долларов, то эта работа принесет обществу издержки в 250 долларов. Его собственные издержки составят 94 долл. x 5 = 470 долл.

Для человека, зарабатывающего 25 тыс. в год, этот убыток невелик. Рассмотрим теперь пример с посудомойкой, зарабатывающей в день 15 долларов. Общество получит от использования ее в качестве присяжной выигрыш в 30 долларов, сама же она потеряет 9 долларов x 5 = 45 долл., что для нее будет весьма болезненным, не говоря уже о риске потерять работу.

Эффекты суда присяжных смягчаются легкостью самоотвода лица, вызванного в качестве присяжного, и отсутствием санкций для тех, кто просто игнорирует вызов в суд. Однако, хотя де-факто эта система кажется добровольной, среди присяжных непропорционально мало пенсионеров и безработных, которые должны были бы преобладать. Вероятно, это объясняется тем, что участие в суде присяжных рассматривается не столько в качестве источника денежных доходов или потерь, сколько как исполнение гражданского долга[6].

Для экономики права одним из основных является тезис, который применим для любого вида деятельности физических и юридических лиц – теория выбора. Представитель экономической школы Д. Роббинсон, выразил сущность данного подхода к праву таким образом: «когда время и средства для достижения цели ограничены и возможны их альтернативные  применения, а цели могут различаться в зависимости от важности, то предполагаются различные формы выбора»[7]. Данное высказывание имеет актуальное значение и для уголовно-процессуального права, где существуют проблемы защиты прав участников, представляющих противоположные интересы в уголовном судопроизводстве, необходимость расследования и рассмотрения уголовного дела в разумные сроки и обеспечение этого положения   возможностью выбора упрощенных и, наоборот, более сложных, процессуальных форм на стадиях досудебного и судебного производств.

Таким образом, с позиций институционального, социально-экономического подхода к праву важным аспектом функционирования и эффективности институтов выступает принцип максимизирующего поведения, устойчивых предпочтений, сравнения издержек и выгоды (концепция «количество ресурсов и качество институтов»)[8]. Главными факторами процессуальной деятельности здесь являются низкие издержки производства по делу, создание устойчивых правовых институтов и, как следствие этого, практически полное отрицание процесса только как технологии[9].

Цель процессуальной системы, - пишет Р. Познер, - состоит, с экономической точки зрения, в минимизации суммы двух типов издержек. Первый из них - это издержки ошибочных судебных решений.

Второй тип издержек, в минимизации которых заинтересовано общество – это  издержки функционирования процессуальной системы. Так, в российском уголовном процессе предусмотрено апелляционное обжалование судебных решений, вынесенных мировым судьей, при  этом существует возможность дальнейшего пересмотра дела в кассационном порядке и в порядке надзора, осуществляемого инстанционно. Таким образом, законодателем заложена возможность неоднократного пересмотра судебных решений по уголовным делам, не представляющим большую степень общественной опасности и сложности. Является ли  эффективной и экономичной такая система пересмотра, если  пересмотр решения мирового судьи осуществляет федеральный судья районного суда единолично, в производстве которого находится огромное количество уголовных дел, рассматриваемых им по первой инстанции, ходатайства о применении мер принуждения и производстве следственных действий, а также дела об административных правонарушениях? В этой связи, безусловно, судья районного суда  применяет меры по проведению судебных заседаний в особом порядке.

В связи с этим урегулирование уголовно-правового спора обычно дешевле судебного разбирательства, поэтому доля урегулирования есть важная детерминанта прямых издержек разрешения правовых споров. Если трансакционные издержки внесудебных разбирательств низки, то все конфликты, казалось бы, должны разрешаться без обращения в суд. В реальной жизни действительно огромное количество правовых конфликтов решается без обращения в суд. Однако если все случаи урегулируются вне суда, судебный процесс как метод формирования информации и правил будет вытеснен, и сокращение сверх определенной степени доли урегулирований приведет в результате к резкому подъему их издержек (в условиях неопределенности).

В уголовном судопроизводстве, например, процедура заключения сделки о признании вины не оказывают большого влияния на суровость приговоров, поскольку нарушитель реально получает при этом наказание, находящееся между минимальным и максимальным наказаниями, которые мог бы дать суд. Если допустить рациональное поведение преступников и обвинителей, надо ожидать, что большинство дел будет улажено именно при помощи сделки о признании вины. Судебный процесс связан со значительными материальными издержками - и для подсудимого, и для обвинителя. Если стороны могли бы уладить дело без обращения в суд, то они бы сэкономили часть своих ресурсов. Основными факторами, определяющими поведение сторон, являются «оценки обвинителем и обвиняемым ожидаемого срока заключения, если дело дойдет до суда». В том случае, если обе стороны уверены, что обвиняемый может получить 10-летний срок заключения; тогда после «ссылки на взаимное согласие» возможна договоренность о 8 - 9-летнем сроке. Если же обе стороны считают более вероятным судебное оправдание обвиняемого, при «взаимном согласии» обе стороны согласятся на гораздо меньший срок. В суд будут попадать лишь те дела, по которым стороны сильно расходятся в своих ожиданиях по поводу вероятного приговора. Например, сделка невозможна, если обвинитель уверен в 10-летнем приговоре, а обвиняемому кажется более вероятным 2-летний приговор. На вероятность применения данной процедуры влияют и иные факторы. Она тем вероятнее, чем ниже величина ожидаемого приговора. Обвиняемые, которые накануне судебного процесса проводят время в изоляции, чаще соглашаются «уладить дело», чем обвиняемые, отпущенные под залог. При этом принятие решения не зависит от виновности (или невиновности) обвиняемого: невиновному, который с высокой степенью вероятности может быть осужден, разумнее признать вину в относительно меньшем преступлении[10].

 Первостепенное значение для процессуальных отраслей права  имеет регламентация института субъекта уголовного процесса. Заметим, что как раз в этой плоскости лежат острые проблемы организации следственного аппарата, процессуальных полномочий органов дознания и следствия (в том числе в их соотношении), процессуальной самостоятельности и независимости следователя (обеспечивающих реальную возможность осуществления эффективной деятельности в обеспечение поставленных уголовным процессом задач), объеме и характере полномочий прокурора, законодательного определения процессуального статуса некоторых участников.

Например, контроль над преступностью необходим для задержания преступников, их исправления, наказания за совершенные преступления и предупреждения новых преступлений. Управление правоохранительными органами для наиболее эффективного контроля над преступностью предполагает, прежде всего, регулирование количества ресурсов, необходимых для организации задержания преступников, расследования совершенных ими преступлений, судебного разбирательства, вынесения приговоров и исполнения наказаний. При этом деятельность системы криминальной юстиции качественно не отличается от любого другого экономического производственного процесса. Следует, однако, заметить, что, как и в других сферах по производству общественных услуг (таких, как образование или здравоохранение), довольно сложно определить эффективность этой системы. Основным ее показателем будет коэффициент осуждений, который определяет сдерживающий эффект системы криминальной юстиции[11].

Коэффициент осуждений есть отношение числа вынесенных приговоров к числу правонарушений. Он зависит как от уровня преступности, так и от ресурсов криминальной юстиции (анализ Филлипса - Воти).

Полагаем, что на сегодняшний день можно констатировать достаточно высокий авторитет суда, безусловно, играющего исключительную роль в уголовном судопроизводстве, но одновременно  крайне неудовлетворительное положение публичных органов, выполняющих довольно ответственные функции в досудебном производстве.

Также необходимо отметить, что в недавнее время реформирование законодательства было направлено на предоставление максимальных гарантий подозреваемому (обвиняемому), однако права и интересы противоположной стороны – потерпевшего – игнорировались. И только спустя десятилетие проблема защиты прав потерпевшего в уголовном судопроизводстве стала постепенно разрешаться на законодательном уровне.

Приверженцы институционализма оперируют понятием «собственность». Собственность трактуется как набор прав (право свободы), которые распределены в неодинаковых пропорциях между различными лицами - физическими (гражданами) и юридическими (организациями). Если обратиться к истории правовых систем, то разница между пониманием права собственности как единого целого и его пониманием как набора прав - это противоположность между европейско-континентальной и английской правовыми традициями. Именно английская традиция, рассматривающая право собственности как совокупность частичных правомочий, становится в настоящее время доминирующей как в собственно правовых системах, так и в экономической теории. Вследствие этого вся экономика права приобретает сильный "англосаксонский" оттенок, хотя многие ее принципы и выводы вполне правомерны для любых правовых систем.

В современных условиях следует отметить появление множества точек зрения, по-разному объясняющих сущность, причины возникновения и последствия функционирования институтов в обществе[12]. В правовой науке существует точка зрения, согласно которой в реальной жизни действи­тельным объективным элементом юридической системы является институт. Институт содержит также и субъективное начало, которое развивается в процессе персони­фикации; однако конструкция института выступает как объективный элемент, и по юридической силе гораздо значительнее, чем правовая норма. Именно институты порождают нормы права, но не нормы права — институты[13]. Потребность в объяснении различий в уровне институционального развития обуславливает необходимость применения междисциплинарного, в том числе экономического подхода, методологической основой которого выступает анализ сущности институтов, их эволюции и специфики функционирования в разных процессуальных системах[14].

Новые правовые институты могут выделяться дискретно (революционный способ) либо складываться объективно (эволюционный способ).

При эволюционном развитии институтов происходит легализация неформальных рамок, т.е. придание лежащим в их основе нормам силы закона и превращение этих рамок в формальные. Следовательно, факторами эволюционного изменения являются условия изменения неформальных институтов и наличие импульса по их легализации (например, политическая воля и изменение поведения индивидов под действием социальных факторов).

Революционные изменения в какой-то отдельной части институциональной системы имеют место в результате действия политического фактора в виде импорта правовых институтов (например, особый порядок принятия решения судом при согласии обвиняемого с предъявленным обвинением), создание совершенно новых институтов (например, досудебное соглашение о сотрудничестве), восстановление ранее действовавших институтов (производство у мирового судьи, апелляция, суд с участием присяжных заседателей), легализация неформальных институтов со значительной коррекцией (институт следственных действий – проверка показаний на месте, получение информации об абонентах и абонентских устройствах и иные, реабилитация) или создание институтов по какому-либо идеальному описанию (особый порядок в отношении отдельных категорий лиц).

В этой связи важным является рассмотрение вопросов, связанных с процессуальной интеграцией (конвергенцией), при которой соединяются в  конструкции достижения различных систем права[15]. Достаточно вспомнить примеры распространения в истории уголовного процесса таких заметных процессуальных институтов, как процедура Habeas corpus или производство с участием присяжных заседателей.  При этом следует учесть, что интеграция в уголовно-процессуальном праве должна иметь свои пределы, поскольку уголовно-процессуальное право отдельной страны – это взаимосвязанная, социально- и взаимообусловленная, комплексная система устоявшихся институтов[16]. Механическое, не соответствующее многим институциональным факторам перенесение процессуальных институтов из одной правовой системы в другую может повлечь за собой неблагоприятные юридические, экономические и социальные последствия. Так, например, введение особого порядка судебного разбирательства (сделки с правосудием) вызвало в свое время дискуссии и нарекания со стороны ученых-правоведов как не согласующееся с идеей необходимости достижения истины в уголовном судопроизводстве и как проявление несовершенства юридической системы.

Как мы уже отметили, система уголовно-процессуальной деятельности явля­ется сложной и многоуровневой институциональной системой, кото­рая включает как организационно выраженные институты (индивиды, юридические лица), так и функ­ционально оформленные регулятивные подсистемы права (правила). Тесная связь и взаимозависимость правовых и государственных механизмов позволяет говорить об уголовно-процессуальных институ­тах, в структуре которых можно различать институты организацион­ного и функционального характера, которые, в свою очередь, могут быть выражены материальными и процессуальными нормами (например, обстоятельства, подлежащие доказыванию, основания прекращения уголовного дела)[17]. 

Политика как взаимодействие социальных групп при завоевании и использовании власти в целях реализации своих интересов определяет цели и приоритеты уголовно-правового воздействия, которые должны программироваться, направляться и ограничиваться экономической составляющей.  Экономический анализ права  можно рассматривать как попытку не только охарактеризовать существующее положение вещей, но и попытаться спрогнозировать, каким это явление станет. В экономике права есть два подхода к этой проблеме.

С одной стороны, существует позиция Ричарда Познера, согласно которой существующее право по разным причинам изменяется так, чтобы постепенно становиться все более эффективным в экономическом смысле.

С другой стороны, приверженцы теории общественного выбора рассматривают законодательство, правовые нормы как продукт политического рынка, на котором заинтересованные стороны ищут способы защиты личных интересов за счет государства. При этом желание какой-либо из сторон изменить закон в свою пользу зависит не только от выгоды, приносимой законом данной стороне, но и от ее способности разрешать проблемы общественного благосостояния и способности привлекать ее членов к сотрудничеству.

Во-первых, экономисты стремятся отойти от привычных соображений по поводу справедливости, правосудия, честности, обсуждая вместо этого проблемы эффективности. Они утверждают, что при оценке того или иного закона следует обращать внимание не на то, как он будет действовать в отдельных случаях, а на то, как он повлияет на поведение людей, знающих законы и рационально планирующих свои действия.

Во-вторых, экономический анализ часто обнаруживает существование убедительных аргументов для обоснования многих устоявшихся правовых норм, исходя, однако, не из традиций правового порядка, а из соображений эффективности.

В-третьих, экономистам удается принимать во внимание те факты сложных взаимоотношений, которые могут быть не замечены другими аналитиками. Это помогает сделать анализ более глубоким и точным.

Последним и важнейшим выводом является то, что экономический подход обеспечивает единство отдельных отраслей права, которое часто отсутствует в традиционном правовом анализе.

Необходимо отметить, что институциональное развитие в целом необязательно ведёт к наиболее эффективным институтам. Возникает вопрос, какие факторы определяют направление институционального развития. Д. Норт главную роль отводит обучению (механизм взаимодействия запаса знаний, институциональной системы и организаций), объясняет дивергенцию[18] различных институтов предельной адаптацией (выбором) в ответ на изменение внешних условий в конкретной исторической ситуации[19]. Другие считают, что траекторию институционального развития изменить практически невозможно, т.к. даже революционные изменения могут лишь ускорить или замедлить движение по исходной траектории. Поэтому необходимо дополнительное изучение политического принятия решений и зависимости политического определения целей от действий конкретных субъектов права.

Можно привести рассуждения другого известного американского экономиста права Г. Беккера по поводу такой общей проблемы уголовной юстиции как резкое увеличение преступности, которое произошло в США в 1960 - 1970-е гг. По его мнению, наиболее важную роль в этом сыграли два фактора.

С одной стороны, именно в этот период стали сильно смягчаться приговоры за тяжкие преступления: суды уделяли больше внимания правам преступников и меньше - правам потерпевших; среди интеллигенции получили распространение представления, будто наказания за преступления неэффективны, поскольку преступники – нездоровые люди. Естественно, что уменьшение вероятности и тяжести наказаний вызвало, как это и следует из экономической теории преступности, ее рост.

С другой стороны, в эти же десятилетия началось ослабление семей. Хорошо известно, что к преступлениям более склонны именно дети из распавшихся и неблагополучных семей, дети родителей-наркоманов и т. д.

Если эти объяснения справедливы, то рост преступности, казалось бы, должен был продолжаться и в 1980 - 1990-е гг. Действительно, в других развитых странах, схожих с Соединенными Штатами, так и происходило: например, в Великобритании с 1980 г. до начала 1990-х гг. преступления против собственности возросли более чем на 50 %. Однако в США после 1979 г., наоборот, преступность сокращалась: преступления против собственности снизились более чем на 25%, преступления против личности - примерно на 10%.

По мнению Г. Беккера, главной причиной сокращения преступности в Соединенных Штатах стало значительное повышение вероятности осуждения и тюремного заключения. Верховный Суд стал больше обращать внимания на права жертв и меньше - на права преступников, в результате чего в 1980-е гг. количество заключенных в тюрьмах значительно возросло. Тем временем в Великобритании действовала тенденция к ослаблению наказаний; не удивительно, что преступность в Великобритании шла вверх, в то время как в США - вниз. Это доказывает большую общественную полезность использования тюремного заключения как формы наказания.

Экономический подход к преступности предполагает изучение влияния на уровень преступности не только правовых, но и иных институтов. Как подчеркивает Г. Беккер, более основательным способом сдерживания преступности, нежели ассигнования на полицию и тюрьмы, является увеличение затрат на улучшение возможностей легальной занятости для подростков, бедных и других социальных групп, наиболее склонных к совершению преступлений

По мнению Г. Беккера, высокая преступность вовсе не является неизбежной. Преступность во многом зависит от общественной политики - политики не только в сфере полиции и тюрем, но и в области образования и многих иных сфер жизни общества. Совершенствование этой политики может оказать существенное воздействие на преступность и заметно улучшить качество жизни

Таким образом, институциональный подход можно соотнести с уголовно-процессуальной деятельностью и правотворчеством. Безусловно,  многие  конкретные  вопросы должны корректироваться  с позиций системного, комплексного подхода, включающего в себя  политическую, социально-экономическую, управленческую составляющие[20]. И среди этих элементов приоритет, безусловно, имеют свойства, отражающие юридическую специфику уголовно-процессуального права.

Надо сказать, что в системе общего права законы возникают (со­здаются судами) по мере того, как свободные граждане сталкива­ются с неразрешимыми частным образом конфликтами и обраща­ются за помощью к судьям. До появления судебного решения в соответствующей сфере взаимодействий индивидов никаких пред­писаний не существует.

В системе же кодифицированного права исходным выступает решение правителя, устанавливающего нормы правильного пове­дения. Вмешательство государства (суда) происходит там и тогда, где и когда нарушено введенное законодателем правило, а не там, где возник частный конфликт, одна или обе стороны которого ре­шают прибегнуть к помощи судьи для его разрешения.

Соответственно, экономический анализ общего права — это прежде всего исследование судебных дел, в то время как экономи­ческий анализ кодифицированного права — прежде всего изуче­ние законов, принятых законодателем.

Для традиционной юриспруденции в значительной мере харак­терен так называемый «юридический позитивизм», суть которого заключается в том, что любое решение законодателя воспринима­ется как данность, фактически не подлежащая обсуждению с точ­ки зрения его социальных или экономических последствий: закон таков, каков он есть, и обсуждения и анализа достойны только проблемы его применения, включая соответствие ранее принятым законам[21].

Экономическому стилю мышления, напротив, свойственна альтернативность, стремление к сопоставлению различных вари­антов достижения целей, сравнению результатов и издержек и т.п. Тем самым закон не воспринимается как «объективная реальность», он есть не более чем один из возможных альтернативных путей достижения определенной цели, о нем можно рассуждать с точки зрения эффективности реализации соответствующей цели. Легко видеть, что такой подход к законам и законодательной дея­тельности — прямое следствие концепции функционирования по­литического рынка.

Кроме приведенного, важно упомянуть и еще один вывод из практики экономического подхода к анализу права, имеющий бо­лее технический характер, но также достаточный важный с точки зрения методологии и методики исследований. Речь идет об ином качественном уровне применения математико-статистических методов в анализе количественных правовых данных. Безусловно, статистическая обработка информации, характеризующей процес­сы правоприменения, осуществлялась задолго до возникновения экономического подхода к изучению права. Однако только эконо­мический подход дал возможность осуществлять такую обработку как часть процесса выдвижения и проверки научных гипотез: ведь именно в рамках экономической теории были созданы и создают­ся поведенческие модели, позволяющие выдвигать соответствую­щие гипотезы, объясняющие те или иные массовые действия, пред­принимаемые участниками правового процесса[22].

Поэтому вопросы законодательной регламентации процессуальных полномочий органов предварительного следствия и полиции, а также контролирующих их органов, альтернатив уголовному преследованию и наказанию, дифференциации уголовного судопроизводства на стадиях досудебного и судебного производств, возможности соглашения между участниками  уголовного процесса, создания и совершенствования важнейших институтов уголовного судопроизводства должны быть решены с учетом социальных, экономических и политических реалий.

 

 



[1] Жалинский А.Э. Об экономическом подходе к уголовному правотворчеству // Государство и право, 2007, № 10. С. 58-67; Лесников Г.Ю. Институциональные аспекты уголовной политики // Вестник Академии права и управления, 2003, № 3. С. 39.

[2] Понимание и оценка правил так или иначе являются процессом социального взаимодействия. Как указал Л. Витгенштейн, "движение человека регулируется дорожными указателями лишь постольку, поскольку существует регулярное их употребление, практика.

[3] Экономическая теория права развилась очень быстро, охватывая все новые и новые проблемные области. К настоящему времени экономисты "проинспектировали" едва ли не все сферы правоведения, сделав при этом много ценных и нетривиальных наблюдений. Об авторитете этого направления среди юристов говорит, например, тот факт, что в США во многих судебных постановлениях (вплоть до Верховного Суда) прямо даются отсылки на теорему Коуза. Не случайно лидерами экономической теории права стали американские экономисты из Чикагской школы права (Р. Познер и др.), имеющие постоянные контакты со своими коллегами-юристами. Конечно, при этом экономическая и юридическая науки сохраняют обособленность друг от друга, однако их сближение несомненно, и их творческие взаимоотношения равно полезны обеим наукам.

[4] Рубин П. Экономическая теория преступности // Экономическая теория преступлений и наказаний. Выпуск 1. 1999. С. 21-22.

 

[5] Беккер Г.С.  Экономическая теория преступной и правоохранительной деятельности //  Экономическая теория преступлений и наказаний. Выпуск 1. 1999. С.34-36.

[6] Познер Р. Экономический анализ гражданского процесса и судопроизводства // Экономическая теория преступлений и наказаний. Выпуск 6. 2002. С. 43.

[7] Цит по кн.: Берроуз Р., Вельяновский Ц. Экономический подход к праву // Экономическая теория преступлений и наказаний, № 6. С. 14.

[8] Данный тезис, на наш взгляд, удачно проиллюстрирован следующей работой: Баев О.Я. Уголовно-процессуальное исследование преступлений: система и качество. – М., «Юрлитинформ», 2007.

[9] Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. - М, 1997.

[10] Берроуз Р., Вельяновский Ц. Экономический подход к праву // Экономическая теория преступлений и наказаний, № 6. С. 16.

[11] Андерсон Р. Экономическая теория преступности // Экономическая теория преступлений и наказаний. Вып. 4. 2002; Филлипс Л., Воти-младший Х.Л. Экономическая теория контроля над преступностью // Экономическая теория преступлений и наказаний. Вып. 1. 1999.

 

[12] Алексеев С.С. Право на пороге нового тысячелетия. – М., 1999. С. 124; Автономов А.С. Системность категорий конституционного права: Автореф.дисс…д.ю.н. М., 1999; Нерсесянц В.С. Философия права. Учебник для вузов – М.,1997 и др. 

[13] Воротилин Е. А.Онтология права в теории институционализма // Правоведение. 1990. № 5.  С. 43.

[14] Уайт М. Юридическая практика и экономическая адаптация: сравнение практики общего права и римского права; Лярская Н.С. Правовые системы и экономика: сравнение англосаксонского и Романо-германского права //  Экономическая теория преступлений и наказаний. Вып. 6. 2002. С. 83, 91.

[15] Алексеев С.С. Право на пороге нового тысячелетия. – М., 1999. С.225; Головко Л.В. Альтернативы уголовному преследованию в современном праве. – СПб, 2002; Стойко Н.Г. Уголовный процесс западных государств и России. – СПб, 2006; Шестакова С.Д. Генезис метода российского уголовно-процессуального права в условиях конвергенции и дивергенции англосаксонской и континентальной правовых систем. – СПб, 2004

[16] Бошно С.В. Прецедент, закон и доктрина (опыт социолого-юридического исследования) // Государство и право, 2007, № 4. С. 72-78.

[17] Ориу М. Основы публичного права. – М., 1929. С. 214; Воротилин Е. А.Онтология права в теории институционализма // Правоведение. 1990. № 5.  С. 43.

 

[18] Дивергенция - общая закономерность эволюции, приводящая к образованию новых систематических категорий.

[19] Норт Д. Институциональные изменения: рамки анализа // Вопросы экономики. 1997. № 3.  С. 6-17.

[20] См.: Тимошенко А.А. Юридико-технические проблемы совершенствования уголовно-процессуального законодательства // Юридическая техника, 2007, № 1. С.80-87.

[21] Институциональная экономика: новая институциональная экономическая теория: Учебник / Под общ. ред. д.э.н., проф. А.А.Аузана. – М.: ИНФРА-М, 2007. С. 351.

 

[22] На необходимость математического подхода к рассматриваемым проблемам указывает, в частности, В.В. Лунеев: Лунев В.В.  Проблемы юридических наук криминального цикла // Государство и право. 2007. № 5. С. 39-58.