А. С.Александров, к.ю.н., доцент кафедры уголовного процесса Нижегородской академии МВД РФ.
Судебная реформа априори исходила из предположения, что предварительному следствию быть
[1]. Между тем истинность этой посылки отнюдь не бесспорна. В этом убеждают аргументы как теории, так и практики.
Из конституционных принципов состязательности, презумпции невиновности, независимости судебной власти, осуществления уголовного правосудия только судом, равноправия сторон, судебной защиты прав и свобод человека и гражданина при производстве по уголовным делам можно вывести два альтернативных вывода относительно предварительного следствия:
1) Ликвидация предварительного следствия и организация вместо него полицейского дознания под руководством прокурора и контролем суда.
2) Сохранение предварительного следствия, но при условии введения в него широкой состязательности.
Российский законодатель последние 10 лет шел именно по второму пути. Произошло расширение прав обвиняемого и его защитника, введен судебный контроль за действиями следователя и прокурора. В то же время основы предварительного следствия остались прежними.
В результате можно констатировать, что процессуальная сторона защиты на досудебной подготовке дела вполне сформирована. Есть судебная власть, готовая выступить посредником в правовом споре по любому вопросу, возникающему в ходе досудебной подготовки материалов уголовного дела. А вот стороны обвинения формально на стадии предварительного расследования как бы и не существует вовсе, хотя она и является адресатом исковых притязаний защиты.
Можно ли считать прокурора - представителем обвинительной власти, органом, осуществляющим уголовное преследование? Нельзя. Прокурор надзирает за исполнением законов органами, осуществляющими дознание, предварительное следствие и оперативно-розыскную деятельность. Официальная доктрина прокурорского надзора отрицает за прокурором роль руководителя досудебной деятельности по подготовке уголовного иска - обвинения. По действующему законодательству прокурор не сторона, не обвинительная власть, не хозяин и даже не руководитель уголовного преследования, как этого требуют начала состязательности. Прокурор - это беспристрастный блюститель законности и справедливости, охранитель прав и свобод человека и гражданина. Он озабочен исключительно выяснением объективной истины и следованию буквы закона
[2].
Еще в меньшей степени органом уголовного преследования следует считать следователя. По закону на нем лежит обязанность всесторонне, полно и объективно исследовать обстоятельства дела, как смягчающие, так и отягчающие его ответственность; собирать как обвинительные, так и оправдательные доказательства. Иными словами закон запрещает ему быть обвинителем
[3].
Запрет, кстати, столь же похвальный, сколь малоосуществимый на практике. Давно замечено, что “созданное законом положение следователя психически фальшиво... Трудно на деле... одновременно сосредоточить внимание, равномерно напряженное на двух различных сторонах дела... Если предварительное следствие все же существует и приводит к цели, то это объясняется тем, что следователь давно отрешился от этой двойственности и определенно занял сторону обвинительной власти. К этому привело его все построение предварительного следствия”
[4].
Тем не менее могущие проистекать из двойственности положения следователя затруднения к производству по делу следует считать только следствиям более фундаментальной причины. Она состоит в том, что следователь - это деятель инквизиционного процесса. Он потомок старого доброго судьи-инквирента.
В историческом развитии уголовной судопроизводственной формы появление следственной власти было вызвано отсутствием достаточного числа обвинителей среди частных лиц, необходимостью вести следствие с энергией и затратой значительного принуждения на добытие доказательств и привлечение нужных для правосудия лиц к суду
[5].
В смешанном уголовном процессе наиболее резкие черты следственной власти смягчились. Были ограничены приемы расследования: отпала пытка, обманы, ухищрения, применяемые к допрашиваемым, отнято право допроса под присягой, ограничены цели, по которым обвиняемый мог быть арестован. Затем следователь был поставлен под больший контроль суда и наряду с обвинительными задачами на него была возложена задача собирания оправдательных доказательств. Наконец, следователь стал одним из судей, на которого возложено предварительное собирание доказательств по делу, но который сам не участвует в окончательном разрешении дела.
Следственный судья - это ведущий участник романского (старофранцузского) предварительного следствия. Со времен наполеоновского УПК Франции (1808 г.) он оказал исключительное влияние на организацию предварительного расследования в других континентальных странах, включая Германию и Россию
[6]. Как известно, в русский уголовный процесс учреждение судебных следователей было введено императорским указом от 08 июня 1860 г. В Уставе уголовного судопроизводства этот институт был воспроизведен почти без изменений. Современный российский следователь представляет собой модифицированный образец данного следственного судьи/судебного следователя.
Следственный судья определяет следственный/розыскной характер досудебной подготовки материалов уголовного дела, поскольку является хозяином предварительного следствия. Это проявляется в следующем:
1. Следственный судья, производящий предварительное следствие - это орган судебной власти. Предварительное следствие поэтому является стадией судопроизводства.
2. Следственный судья осуществляет судебный контроль за деятельностью полиции и прокурора. Он призван охранять права личности, вовлекаемой в уголовный процесс в том или ином качестве.
3. Отсутствие стороны защиты на предварительном следствии. Как вариант, защита может быть допущена, и тогда следственный судья выступает как бы вершиной треугольника процессуальных отношений, в основании которого лежит отношение между обвинителем и обвиняемым.
4. Предварительное следствие имеет те же пределы, что и судебное следствие, выясняются все доказательства, могущие иметь значение для дела. Следственный судья должен стремиться к той же полноте и всесторонности на предварительном следствии, какие существуют в самом судебном разбирательстве.
5. Предварительное следствие является письменным, тайным.
6. Составляемые следственным судьей протоколы пользуются на судебном следствии трудно колебимой доказательственной силой.
7. Следственный судья уполномочен применять любые меры процессуального принуждения как по собственному усмотрению, так и по требованию прокурора.
8. Следственный судья имеет полномочия прекратить уголовное дело. И подобное решение имеет законную силу судебного решения.
9. Возбуждение и ход предварительного следствия производятся согласно безличной воле закона. Поэтому предусмотренный в законе повод к возбуждению уголовного дела создает обязанность для следователя (позднее смягченную юридической конструкцией “основание”) возбудить предварительное следствие
[7].
10. Имеется граница между предварительным следствием и полицейским дознанием. Последнее носит непроцессуальный характер и результаты его силой судебных доказательств не обладают
[8].
Таким образом, в судебном следователе слиты две функции - судьи и административного органа. С одной стороны, он производит предварительное следствие и заботится о его полноте, а с другой, постановляет решения о различных следственных действиях и правах сторон. Словом, он решает не как судья относительно чужих действий и чужих интересов, а как административный орган относительно предстоящих ему действий и относительно интересов лиц, представителем которых является он сам. Еще более подчеркивает административный характер деятельности следователя необходимость для него часто являться исполнителем собственных решений о производстве следственных действий.
Между тем судебная власть, представляемая следователю огромна. Он самостоятельно оценивает доказательства при возбуждении и направлении следствия. Он может привлекать людей в качестве обвиняемых и ограничивать их в пользовании рядом гражданских прав, в том числе заключать под стражу и држать в заключении столько времени, сколько ему понадобится для производства следствия. По справедливому замечанию О. де Бальзака : “Во Франции есть человек более могущественный, чем король, чем министр юстиции, более могущественный, чем парламент. Это - следственный судья”
[9].
Без сомнения, следователь - это орган опеки государства над гражданами. Эта должность покоится на предположении, что граждане сами еще слабы, чтобы самостоятельно защищать свои интересы и права; поставленные перед лицом обвинительной власти они не смогут с достаточным искусством собрать оправдательные доказательства и поэтому нуждаются во вспомоществовании государственного органа.
Однако гарантии прав личности, отданные на откуп попечительской власти следователя, призрачны. Как показывает опыт, в том числе и российский, обвинительная точка зрения находит преобладающее признание у следователя. Несмотря на перманентную борьбу против “обвинительного уклона” в следственной работе, сама логика уголовного преследования заставляет следователя выполнять функцию обвинения. На практике судебный следователь так никогда и не стал подлинным органом судебной власти в период досудебной подготовки уголовного дела.
Многочисленные “конструктивные” пороки предварительного следствия стали очевидными для русских процессуалистов уже с момента учреждения института судебных следователей
[10]. Критически относились к этому институту и их западноевропейские коллеги на континенте. Потуги придать состязательное выражение инквизиционной физиономии следователя предпринимались во многих странах с континентальной правовой системой. Однако попытки внести в виде корректива защиту на предварительном следствии и расширить права обвиняемого, которые делались в Германии в 1908 и в 1920 годах, во Франции в 1897, 1933 и 1935 годах привели к выводу, что при таких условиях производство предварительного следствия будет настолько затруднительно, что вся практическая польза от него утратится
[11].
После долгих исканий создать предварительное следствие, построенное на началах состязательности, германские процессуалисты пришли к убеждению о необходимости совсем упразднить предварительное следствие, как особую стадию уголовного судопроизводства, и ограничиться прокурорским дознанием
[12].
Так называемая концепция прокурорского дознания (или дознания судебной полиции, руководимого прокурором), которая получила распространение в германской науке, включает в себя следующие моменты:
1. Прокурор является органом, возбуждающим дознание и производящим его. Он осуществляет процессуальное руководство деятельностью полиции и юридически несет ответственность за производство дознания.
2. При осуществлении прокурорского дознания обвиняемый по общему правилу сам должен собирать оправдательные доказательства (это положение в позитивном праве так и не нашло закрепления и было частично реализовано в положениях, указанных нами в п.п. 3, 4, 5).
3. Защитник допускается в дело по первому требованию обвиняемого.
4. Сторона защиты может ходатайствовать перед прокурором о собирании дополнительных доказательств.
5. Сторона защиты вправе участвовать в производстве следственных действий.
6. Дознание ограничивается собиранием таких доказательств, которые позволяли бы с достаточной основательностью решить вопрос о предании обвиняемого суду.
4. Предъявление обвинения производится перед судебным органом.
5. Судебный орган дает разрешение или в иной форме осуществляет обязательный контроль за применением мер процессуального принуждения.
6. Судебный орган удостоверяет важнейшие доказательства, которые могут исчезнуть до судебного разбирательства, как по инициативе прокурора, так и по просьбе обвиняемого.
7. Доказательствами являются любые данные об обстоятельствах дела, получаемые из предметов или от лиц, которые представляются сторонами. Беспристрастный и независимый судебный орган решает вопрос о допустимости доказательства.
Эти идеи оказали значительное влияние на советского законодателя
[13]. УПК РСФСР (1922 г.) не отказался от модели предварительного следствия, существовавшего по У.У.С., однако значительно преобразовал ее. Прежде всего следователь во многом лишился своих судебных полномочий, что отразилось в самом его названии. Главные идеи, на которых покоилось учреждение следователей в то время, состояли в следующем:
1) Следователь является помощником прокурора; последний сосредотачивает в своих руках предварительное следствие и руководит им. Н.В. Крыленко так сформулировал взаимоотношение следователя и прокурора: “Прокурор и следователь есть, в сущности говоря, две ипостаси одного и того же лица, и мы превращаем следователя в помощника прокурора”
[14].
2) Стирание различия между дознанием и следствием
[15].
3) Отрицание независимой судебной власти
[16].
Общий модус советской реформы предварительного следствия Н. В. Крыленко выразил так: “Кем должен быть следователь - агентом прокурора, или независимым арбитром, следователем-судьей в стадии до суда? В этих точках зрения отразились те две тенденции, которые выявляются все время в истории нашей судебной организации: точка зрения охраны интересов личности и охраны интересов государства. Мы ни на одну минуту не ошибемся, если скажем, что первая точка зрения стоит у нас на втором плане. Точка зрения о следователе-судье ни в нашей действительности, ни вообще в действительности критики не выдерживает”
[17].
Вскоре последовавшие изменения и дополнения советского уголовно-процессуального закона имели целью дальнейшее превращение следователя во вспомогательный орган при прокуроре. Дознание и предварительное следствие сводились к единому уголовному розыску, производимому по менее сложным делам органами дознания под наблюдением следователя, а по более важным - следователем под надзором прокурора. Защитник при этом допускался только по окончанию предварительного следствия. Кроме того, в сфере охраны прав обвиняемого закрепилась тенденция к отстранению на задний план контроля суда во время предварительного следствия.
Комментируя УПК РСФСР (в редакции 1924 г.), Н.Н.Полянский отмечает, что новеллы продолжили тенденцию на приравнивание дознания к следствию и к установлению единства работы следственно-розыскных органов
[18].
Однако советский законодатель в отличие от своего германского коллеги не проявил последовательности в превращении предварительного следствия в уголовное преследование, т.е. уголовный розыск в широком смысле
[19]. Первая советская реформа предварительного следствия, будучи проникнутой публично-правовой идеологией, заключалась в подчинении следователя прокурору, превращение его в один из винтиков репрессивного механизма, до предела отмобилизованного и централизованного.
Пренебрежение частным интересом было слишком явным, поэтому последующие изменения предварительного следствия проходили под знаком реакции на негативный опыт подавления личности. Новый этап в реформировании советского предварительного следствия связан с принятием Основ уголовного судопроизводства Союза ССР (1958 г.) и уголовно-процессуальных кодексов.
УПК РСФСР 1960 г. разрабатывался не без влияния УПК Франции (вступил в силу 02.03.59 г.), основным достижением которого в сфере предварительного следствия явилась очередная попытка поставить следственного судью под контроль коллегиального судебного органа (обвинительной камеры апелляционного суда). Это влияние проявилось, между прочим, в реанимации представлений о процессуальной самостоятельности следователя по отношению к прокурору (ч.2 ст. 127 УПК).
К этому добавились еще следующие новые моменты, характеризующие советское предварительное следствие:
- дальнейшая формализация доказывания в контексте бурного развития советской теории доказательственного права, основанной на марксистско-ленинской концепции объективной истины.
- вполне оформившееся отделение оперативно-розыскной деятельности от уголовного процесса, увенчавшееся созданием “теории оперативно-розыскной деятельности”.
- понимание роли прокурора как высшего независимого и беспристрастного органа надзора за законностью предварительного расследования.
-”дифференциация” форм досудебной подготовки материалов уголовного дела, основным моментом которой явилось появление и развитие протокольной формы.
Этот пучок идей и практик, в той или иной мере усвоенный законодательством, в контексте все усиливавшейся в поздний советский период тенденции к обеспечению прав личности, создал в целом неблагоприятный интеллектуальный пейзаж для радикального реформирования предварительного следствия. Новое вино вливали в старые меха.
На традиционные процессуальные представления о том, каким должно быть предварительное следствие наложился правозащитный дискурс. Общий вектор изменений предварительного следствия, заданный еще в 70-80 годы, оставался определяющим для законодателя все 90-е годы. Он состоял в защите интересов личности и сводился к расширению прав защиты. Однако, ни новая теория доказательств, ни теория искового производства не были созданы в теории и не нашли воплощения в законодательстве. В итоге судебной реформы 90-х годов “классическое” предварительное следствие в России оказалось разрушенным.
В то же время главная правовая предпосылка для радикальной смены способа досудебного собирания и проверки материалов обвинения созданы. Ведь с того времени как начала формироваться независимая судебная власть фактически начался процесс превращения следователя в административный орган. Судебная власть, по мере своего укрепления отбирала у следственной власти и у прокурора свои полномочия. Был установлен судебный контроль за законностью и обоснованностью ареста и задержания, прослушиванием телефонных и иных переговоров (как следственным действием (ст. 35-1 Основ уголовного судопроизводства), так и оперативно-розыскным мероприятием), арестом и выемкой почтово-телеграфной корреспонденции, прекращением уголовных дел. Практика Верховного Суда РФ и Конституционного Суда РФ сформировала совершенно новую правовую реальность на досудебной стадии подготовки уголовного обвинения
[20]:
-суды полностью лишены обвинительной функции;
-право на защиту гражданина гарантировано с момента возбуждения против него уголовного преследования;
- суд вправе (уже только теоретически, но и практически) рассмотреть жалобу стороны защиты на любое решение и действие должностного лица предварительного расследования и прокурора (включая постановление о продлении срока следствия, постановление о применении любой меры процессуального принуждения и пр.);
- привлечение в качестве обвиняемого на предварительном расследовании не признается актом привлечением к уголовной ответственности
[21].
Современный российский следователь не обладает теми широкими полномочиями, которые есть, скажем, у его французского коллеги, или были у русского судебного следователя по Уставу уголовного судопроизводства. Он опутан формальными ограничениями по собиранию доказательств. Мертвые нормы, обязывающие его вести всестороннее, полное и объективное расследование, протколировать каждое свое следственное действие и пр., мешают превратиться ему в орган уголовного преследования, осуществлять свободное доказывание с целью раскрытия преступления, изобличения лиц, виновных в его совершении.
То, что произошло усиление контроля судебной власти за деятельностью органов предварительного следствия, дознания и прокуроров можно только приветствовать. Однако, в ряде случаев, о которых речь пойдет ниже, следует говорить уже об ограничении свободы органов предварительного расследования по распоряжению своими процессуальными правами по ведению дела. И с этим уже согласиться нельзя.
С кем можно сравнить положение современного следователя? Более 100 лет тому назад о судебном следователе, который, кстати, формально был приравнен к члену окружного суда, было сказано: “Чиновник министерства юстиции, командированный к исполнению обязанностей судебного следователя, порою неполучивший юридического образования, порою недавно оставивший школьную скамью, вполне зависимый от министерства, в каких-то ненормальных полуподчиненных отношениях к прокурорскому надзору, не признанный за члена суда ни судом, ни обществом, мелкий судебный чиновник в глазах администрации, сам тяготящийся своим положением, смотрящий на службу судебного следователя как на переходную ступень, на более или менее длительный и неприятный искус, борющийся в деятельности своей с многообразными препятствиями, законом непредусмотренными, при недостаточности или неумелой помощи полиции и при нецелесообразном содействии прокурорского надзора - вот судебный следователь в действительности”
[22].
Если что в положении современного следователя изменилось, то в худшую сторону. Укажем основные затруднения, с которыми встречается следователь в настоящее время.
Психологически невозможно с одинаковой беспристратсностью и одинаковой энергией собирать одновременно и доказательства обвиняющие и доказательства оправдывающие.
Весьма трудно производить следственные действия по принципу наибольшей быстроты и вместе с тем решать вопросы о процессуальных правах обвиняемого, потерпевшего и прочих участников, имеющих признаваемый законом интерес в деле.
Еще труднее совмещать следственную деятельность с профилактикой преступлений.
Требуется большая гибкость, чтобы одновременно исполнять обязательные письменные указания прокурора, которому принадлежит надзор за действиями следователя, и, с другой стороны, постановления суда, осуществляющему высшей контроль за законностью его действий и решений. Добавьте к этому начальника следственного отдела, осуществляющего ведомственный контроль и также могущий давать указания.
Далее, процессуальные сроки. В ст. 295 У.У.С. содержалось правило о том, что предварительное следствие должно производиться со всевозможной быстротой. Советский законодатель создал мировой прецедент - установил сроки предварительного следствия. В наше время зто повлекло за собой появление таких новостей в процессуальном праве как институт приостановления предварительного следствия, институт продления сроков предварительного следствия и, наконец, прекращение дела в связи с признанием судом незаконности продления срока предварительного следствия.
Судебная практика создает прецеденты, когда обвиняемые посредством жалоб в суды могут оказывать постоянное давление на следствие. Когда речь идет об ущемлении конституционных прав и свобод, это оправданно, Но какое дело суду до того как долго обвинитель будет готовить свой уголовный иск? Орган уголовного преследования должен быть абсолютно свободен в своей деятельности, если она не ограничивает конституционных прав и свобод граждан. Обвинительная власть должна быть независима в этом вопросе от судебной власти и от какого бы то ни было еще.
Решена ли проблема быстроты следствия в настоящее время? Нет. Достаточно обратиться к соответствующим приказам Генерального прокурора, приказам МВД - в них содержится констатация вечно актуальных фактов: волокита, большой процент прекращенных дел и пр.
Наконец, главное - изобличение преступника, доказывание его вины, раскрытие преступления
[23]. Современное предварительное расследование по делам о наиболее опасных преступлениях демонстрирует в этом свое бессилие. Да и вообще, еще вопрос: “Кто раскрывает преступления?” Полагаем, что не следователь. Он занят другим - оформлением процессуальных документов. Вся задача следователя сводится в основном к тому, чтобы по возможности юридически грамотно оформить добытые розыском данные. По тем делам, где активно действует защита, это удается далеко не всегда.
Но зачем тогда обществу и государству эта бумажная, лишенная самостоятельности, по большей части заимствованная из чужого (иногда также официального) труда, работа следователя, облеченная в письменную форму? До чего у нас развито унаследованное от инквизиционного следствия обожание пустой письменной формы. До тех пор пока закон будет требовать от следователя стенографической деятельности трудно ожидать от него оперативности. Если законодатель видит целью учреждения следователей в составлении процессуальных документов, то им следует и дать соответствующее название - “протоколистов”, стенографистов, т.е. канцелярских чиновников, а не юристов
[24].
С другой стороны, мы видим проблему легализации данных, добытых оперативно-розыскным путем. Многочисленные оперативные органы “контролируют” преступников, “владеют информацией” о преступлениях, но “задокументировать” факты преступной деятельности чаще всего не могут. В общем, все знают, а сказать не могут... в суде. Особенно когда встречаются с активным противодействием со стороны защиты.
Искусственность сегодняшнего разграничения между оперативно-розыскными мероприятиями и следственными действиями в ряде случаев бросается в глаза. В чем принципиальная разница между прослушиванием телефонных и иных переговоров как следственного действия и оперативно-розыскного мероприятия на доследственной проверке? Да ни в чем
[25]. Нигде такого различия не проводят. Да и у нас на практике прослушивание осуществляется только как оперативно-розыскное мероприятие
[26].
Проблема взаимодействия следственного и оперативно-розыскного аппаратов остается острой на протяжении десятилетий. Она не решается, так как у этих органов разные ведомственные интересы.
О неэффективности современного уголовного преследования свидетельствует образование в обществе слоя “неприкасаемых”
[27]. Они считают себя вне досягаемости уголовного закона. Разве это следует считать достижением “правозащитной” реформы предварительного следствия? Если и дальше подобное реформирование будет осуществляться, то следователю надо будет запастись защитником при возбуждении дела (чтобы в суде защищал его интересы от исков и жалоб подследственных), а апологетам прав личности обосновать новую легальную презумпцию - презумпцию виновности следователя. Можно также законодательно закрепить право обвиняемого на предъявление следователю встречного уголовного иска.
Однако зададимся вопросами: нужно ли вообще такое предварительное следствие, которое демонстрирует свою несостоятельность в подготовке обвинительного материала, пригодного для состязательного суда? Нужна ли эта деятельность, имитирующая борьбу с преступностью?
[28] Реформа досудебного производства необходима. Не разделяя вцелом взглядов Н.В. Крыленко, в одном не могу не согласиться с ним: от того, как будет поставлено уголовное преследование, зависит в целом судебная политика
[29].
Уверен, что мы никогда не решим проблему быстрого, эффективного и дешевого уголовного преследования при неукоснительном соблюдении прав человека и гражданина, если будем придерживаться старых следственных форм. Дело в том, что реформировать предварительное следствие - инквизиционную по своему существу форму, нельзя. Чем раньше будет осознан этот факт, тем лучше. Создав судебную власть и предоставив только ей решать основные вопросы уголовного дела, следует ликвидировать власть следственную.
Поэтому следует отказаться от модели предварительного следствия, в модифицированном виде представленную в проекте УПК РФ (главы 19, 21, 31), а, наоборот, “обесформить” досудебную подготовку материалов уголовного дела. Ликвидировать сами стадии возбуждения уголовного дела и предварительного расследования. Ликвидировать формальное разграничение между оперативно-розыскной деятельностью и предварительным расследованием, прежде всего в части собирания доказательственного материала.
Предварительное следствие должно быть заменено уголовным розыском в широком смысле, т.е. административной деятельностью, в которой слиты оперативно-розыскная и процессуальная следственная деятельность. Таким образом, предварительное расследование должно стать уголовным преследованием - обвинительной деятельностью прокурора и подчиненных ему в процессуальном отношении органов по доказыванию оснований уголовного иска. Судебная власть при этом должна контролировать все действия органов уголовного преследования, связанные с ограничением конституционных прав и свобод человека и гражданина.
Радикальная реформа досудебного производства по уголовным делам, на наш взгляд, должна опираться на понятия: “обвинительная власть”, “уголовный иск” и “уголовное преследование”
[30].
Обвинительная власть
[31] - это система государственных органов, возглавляемых прокуратурой, наделенных соответствующими процессуальными, а также иными властными полномочиями, и их деятельность по осуществлению уголовного преследования в уголовном судопроизводстве и в ходе предварительной проверки оснований для обвинения. Она распространяется исключительно на сферу уголовного процесса и в этих пределах ей должно быть законодательным путем обеспечена полная независимость от других ветвей власти.
Обвинительная власть находит свое организационное и формальное выражение в прокуратуре. Уполномоченными обвинительной властью являются остальные органы уголовного преследования; их полномочия следует рассматривать в качестве производных от власти прокурора. Органов уголовного преследования может много. Обвинительная власть должна быть одна.
Прокуратура должна рассматриваться как номинальный носитель обвинительной власти. Из этого вытекает ее полномочие на распоряжение уголовным преследованием. Прокурор является субъектом права на уголовный иск. Состязательная форма уголовного процесса, единственно разумная и справедливая, сводится к юридическому спору в суде обвинительной власти, официальным представителем которой призван быть прокурор, с обвиняемым, свободно защищающим себя по вопросам виновности и наказания. В этом споре прокуратуре должно быть предоставлено полномочие от имени государства доказать виновность и требовать наказания преступника. Прокурору же принадлежит право отказаться от обвинения, в том числе по мотивам целесообразности (например, заключив сделку о признании со стороной защиты
[32], отказать от уголовного преследования в суде или на досудебной стадии подготовки уголовного иска).
Обвинение в материальном смысле (материальное обвинение) есть уголовный иск, поскольку речь идет о требовании представителя обвинительной власти признать наличие материального уголовно-правового отношения между государством и лицом, предположительно совершившим преступление.
В процессуальном смысле обвинение предстает как уголовное преследование. Процессуальное обвинение или уголовное преследование - это деятельность, осуществляемая прокурором и другими субъектами с целью изобличения на основе собранных доказательств обвиняемого в совершении преступления либо запрещенного уголовным законом общественно-опасного деяния в состоянии невменяемости как в суде, так и в досудебный период.
Уголовное преследование в досудебный период деятельность, направленная на подготовку, обоснование процессуально- и материально-правовых притязаний обвинительной власти. В суде уголовное преследование имеет форму поддержания обвинения обвинителем.
Субъекты уголовного преследования собирают любыми способами, незапрещенными законом, данные о признаках преступлениях и вине обвиняемого. Свободное доказывание оснований уголовного иска не должно быть ограничено ни временем, ни письменной формой, ни формальными требованиями по удостоверению установленных фактов со стороны защиты и других лиц. При этом сторона защиты обязана доказывать каждое свое утверждение в суде и должна иметь одинаковые со стороной обвинения права по доказыванию.
На наш взгляд, независимо от того, как будет в новом УПК РФ регламентировано предварительное следствие, проблемы с его реформированием возникнут сразу же. Так это было на протяжении всей предыдущей истории его существования. Чтобы не повторять прошлых ошибок, необходима дискуссия о возможности ликвидации данной уголовно-процессуальной формы. Может быть законодатель прислушается и к нашему мнению.
25 июля 2000 г. (08. 11.2000г.) Н. Новгород А. Александров.
