:  
 
You are on the old site. Go to the new website linknew website link
Вы находитесь на старом сайте. Перейдите на новый по ссылке.

 
 Архив новостей
 Новости сайта
 Поиск
 Проекты
 Статьи






. .

? !



Стратегии уголовного судопроизводства
Материалы международной конференции, посвященной посвященной  160-летней годовщине со дня рождения проф. И.Я. Фойницкого 11-12 октября 2007 г. (Санкт-Петербург)

Ветрова Г.Н. Уголовно-процессуальная форма в российской правовой традиции

Материалы международной научной конференции
посвященной  160-летней годовщине со дня рождения
проф. И.Я. Фойницкого
«СТРАТЕГИИ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА»
11-12 октября 2007 г. (Санкт-Петербург)


оглавление




, , , , Ветрова Галина Николаевна, 
Ветрова Галина Николаевна, доцент кафедры уголовного процесса и прокурорского надзора Московского государственного университета им. Ломоносова, кандидат юридических наук, доцент

 

УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНАЯ ФОРМА В РОССИЙСКОЙ ПРАВОВОЙ ТРАДИЦИИ
 

Каждая процессуальная реформа оценивается с точки зрения влияния её на защиту личных прав.

П.И.Люблинский.

 

 

1. В развитии процессуальной формы  возникновение либеральных  тенденций можно отметить ещё в период существования инквизиционных форм уголовного судопроизводства. Такие тенденции связаны с идеей личности в праве, с возможностями защиты личного интереса правом.

Сразу следует оговориться, что этот вопрос можно рассматривать с позиций законодательного регулирования, а также с позиций воплощения законодательных положений в практической юриспруденции. При этом ситуация будет выглядеть несколько различно.

На протяжении длительного исторического периода в развитии законодательства доминировала идея опеки государства над личностью. Но при этом не отрицалась необходимость защищать личность и её права. Так, например, в  Наказе Екатерины II, написанном под влиянием идей французских просветителей, можно было прочесть:  «Отправление правосудия, от приговоров которого не только жизнь и имение, но и честь зависит, много трудных требует испытаний. Вот почему нельзя ставить в образец, как это многие делают, турецкое правосудие, отличающееся своей скоростью. Напротив, во всяком государстве, в котором уважаются честь, имение, жизнь и свобода граждан, необходимо умножение судебных обрядов, так как лишение всех этих благ может произойти не иначе как после долгого и строгого изыскания истины. С другой стороны, вышеназванные обряды должны быть так определены законами, чтобы никогда не могли служить к пагубе невинности»[1].

Выраженная таким образом мысль достаточно ясно обрисовывала значение процессуальной формы, её социальную роль. В один ряд поставлены две задачи: наказание виновного в преступлении и ограждение невиновного. Это, как говорится, две стороны одной медали, но при условии, что обрядовость судебных процедур направлена к установлению истины относительно обстоятельств совершённого преступления.

Например, в Своде законов Российской империи имелось достаточно статей, которые были проникнуты заботой об ограждении обвиняемого от необоснованных мер уголовной репрессии. Однако, идея свободной личности, личности как социального субъекта, не находила своего отражения в законодательстве того времени, которое тем не менее содержало нормы, направленные к защите обвиняемого. Лишь при подготовке судебных Уставов было сделана попытка взглянуть на личность как на самостоятельный субъект уголовно-процессуальных отношений. Тем не менее, идея опеки государства над гражданином оставалась доминирующей.

Положение личности в уголовном судопроизводстве во многом является определяющим моментом в характеристике уголовно-процессуальной формы. Речь идёт не просто о комплексе прав, предоставленных личности, а в целом о механизме защиты личности от произвола и необоснованного ограничения личной свободы. Важное место в этом механизме занимает судебный контроль за следствием.

 Представление о личности как о субъекте прав, а не объекте заботы должностного лица, изменило российское процессуальное законодательство.

Величие судебной реформы второй половины XIX века состоит в том, что личность получила защиту в лице независимого суда, принципами деятельности которого стали несменяемость, гласность, участие народа в правосудии, состязание сторон перед судом, свобода в оценке доказательств при разрешении дела.

Несмотря на то, что последующие изменения в законодательстве в определённой мере допускали отступление от либеральных принципов, выраженных в Уставах, указанные начала предопределили будущее развитие уголовного судопроизводства в России. Сложился смешанный тип уголовного процесса, свойственный странам континентальной Европы.

Нельзя не отметить, что «на построении процессуальных форм уголовного судопроизводства в каждом отдельном государстве сказываются вместе с тем и его особенности. Речь идёт как о своеобразных чертах исторического развития уголовного процесса данного государства, так и в целом об особенностях условий исторического развития этого государства и его народа — развития его политических и  идеологических форм, культуры и т.п.»[2].

Сложившийся в России  тип уголовного процесса характеризовался наличием процессуальной стадии досудебного производства, хотя и с ярко выраженным розыскным началом. Расследование стало процессуальной деятельностью. Такое построение процесса имело определённые преимущества. Оно давало возможность в рамках процессуальной формы до судебного рассмотрения создать определённую систему гарантий защиты личности  от произвола власти. Этот потенциал процессуальной формы не был, конечно, реализован.

 

2. Развитие процессуальной формы в советский период происходило без изменения исторически сложившегося типа уголовного процесса.

 

Процессуальная форма данного типа с точки зрения положения личности характеризуется доминированием публичного начала в процессе. Невыполнение процессуальных обязанностей участниками процесса рассматривается как нанесение ущерба интересам правосудия, за что следуют определённые санкции. В случае коллизии личного и публичного интереса приоритет остаётся практически всегда за публичным интересом.

Можно привести ряд примеров тому из УПК РСФСР 1923 и 1960г. Например, при отказе потерпевшего подвергнуться освидетельствованию, оно могло быть осуществлено принудительно. До принятия Конституции 1993г. родители, если вызывались в качестве свидетелей, перед допросом предупреждались об ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний. Суд нередко рассматривался как орган борьбы с преступностью и имел полномочие возбуждать уголовное дело.

Всё это вызывало обоснованную критику в литературе уже в период действия этого законодательства.

Принятый в 2001г. Уголовно-процессуальный кодекс РФ  в ряде случаев смягчил публичное начало и расширил рамки диспозитивности в уголовном процессе. Развитие процессуальной формы стало происходить в либеральном направлении, когда личность стала рассматриваться как активный  субъект социальных отношений, способный активно действовать в защиту своего интереса. Признание за личностью такой способности – непременное условие состязательности как принципа судебного рассмотрения дела.

Обвиняемый получил право на выбор формы судебного разбирательства (право на рассмотрение дела с участием присяжных заседателей, право ходатайствовать о постановлении приговора по правилам упрощённого судопроизводства). Он имеет право настаивать на судебном разбирательстве при прекращении дела по нереабилитирующим основаниям. Лицо, пострадавшее от преступления, должно само решить, предъявлять ли ему гражданский иск или нет (такое право должно разъясняться). Суд уже по собственной инициативе не решает вопрос о возмещении материального ущерба потерпевшему, как это было по ранее действовавшему законодательству. В законе закреплено право потерпевшего участвовать в уголовном преследовании (ст.22 УПК РФ). Как ему реализовать это право – вопрос другой. Это уже вопрос о гарантиях прав, предоставленных потерпевшему.

Законодатель отказался от некоторых проявлений публичности в уголовном процессе с целью более последовательного проведения в процессе состязательных начал. Так, суд лишился полномочий возбуждать уголовные дела, а также возвращать дело для дополнительного расследования.

Отдельного разговора заслуживает норма, обязывающая суд при отказе прокурора от обвинения прекратить уголовное дело.

Здесь некоторые авторы усматривают даже проявление инквизиционного начала, будто бы суд лишается здесь самостоятельности и независимости, а следует  в своём решении за позицией стороны[3]. Всё обстоит как раз наоборот. Продолжение судебного разбирательства при отказе прокурора от обвинения  (подчеркнём, по делам публичного обвинения) находится в резком противоречии с принципом состязательности, на основе которого должно строиться судебное разбирательство.

При отказе прокурора от обвинения исчезает предмет спора, предмет судебного разбирательства. Суд как орган правосудия разрешает дело. В этом заключается его процессуальная функция. Но для разрешения дела (спора между сторонами в судебном разбирательстве), суд должен иметь дело с двумя сторонами, с двумя позициями. И если одна из них устраняется по причине, естественно, вытекающей из закона (нет достаточных доказательств или др.), то у суда нет предмета судебного разбирательства. Именно обвинение определяет предмет и пределы судебного разбирательства.

 Правда, со стороны обвинения остаётся ещё потерпевший, позиция которого может быть иной. Безусловно, он должен быть выслушан. Если мы признаём за ним право на субсидиарное обвинение, то ему должна быть предоставлена возможность представить суду материалы, подтверждающие его позицию. Иначе право потерпевшего, указанное в ст.22 УПК РФ, право на участие в уголовном преследовании, существует без надлежащих средств его реализации. В ином случае данная статья ничего не добавляет к комплексу прав потерпевшего, перечисленных в ст.42 УПК.

Норма ст.22 УПК, хотя она и существует сейчас без достаточных правовых гарантий её реализации, тем не менее, очень важна. При надлежащем правовом механизме она вносит  определённые коррективы в процессуальную форму, что отвечает  тенденции её развития в направлении предоставления личности возможностей для более активной позиции в уголовном процессе.

Потерпевший уже не рассматривается как участник процесса, исключительно опекаемый заботливым прокурором.

Конечно, прокурор, как орган обвинения, представляет интересы потерпевшего. Ведь защита граждан от преступлений – функция государства. Но уважение личности как социально активного субъекта требует соответствующего подхода и к регламентации прав потерпевшего и гражданского истца.

При отказе прокурора от обвинения судебное разбирательство могло бы быть отложено по ходатайству потерпевшего с целью подготовки для поддержания им обвинения и предоставления дополнительных материалов для обоснования своей позиции. Думается такое решение вопроса будет в более полной мере отвечать и состязательному началу, так как признание, а не название, потерпевшего стороной требует и соответствующих гарантий для реализации прав, предоставленных потерпевшему для защиты своего интереса.

 

3. Отношение к проблеме истины во многом влияет на содержание формы судопроизводства.

Представляется более чем странным, что эта идея, казалось бы, прочно утвердившаяся в российском уголовном процессе, в период реформы оказалась как бы  опороченной своим происхождением из недр инквизиционного процесса.

Исторически инквизиционные формы процесса были оправданы. И если что дали они в развитии уголовного процесса позитивного, то это стремление к установлению истины. Казалось бы, что с позиций охраны личности в рамках уголовного процесса задача установления истины в процессе доказывания по уголовному делу не может быть признана негуманным началом.

Устранение идеи истины в уголовном процессе обескровливает процесс, лишает его гуманного начала, средства защиты личности и превращает во многом в социальную игру.

Могу предположить, что противники истины в уголовном процессе связывают её исключительно с доминированием публичного начала и игнорированием определённых прав личности, когда приоритет личных прав препятствует установлению истины по делу. Кроме того, длительное отсутствие полнокровной состязательности в процессе привело к её переоценке в решении задач судопроизводства.

Требование установления истины пугает некоторых авторов, на мой взгляд, потому, что за этим требованием они  видят стремление власти подчинить этой задаче права личности, устанавливать истину любыми средствами, ставить публичный интерес выше интереса личности в уголовном судопроизводстве.

Здесь можно возразить, что истина вовсе не есть препятствие охране личного интереса.  Так или иначе, уголовно-процессуальное законодательство устанавливает границы публичного и частного и определяет меру охраны частного интереса. И если в ряде случаев истина не может быть достигнута теми средствами и при той охране личной свободы, которая определяется законом, то это не отрицание истины вообще. Это всего лишь признание реальных вещей, что  ни в каждом случае она может быть достигнута. Истина не любой ценой в уголовном процессе – вот правило, которое сегодня с позиций уважения прав личности должно быть отражено в нормах процессуального законодательства.

Отрицание истины в уголовном процессе нелепо уже потому, что установление фактов реальной действительности – основа правоприменения.

Право вообще лишилось бы смысла как регулятор общественных отношений, если бы применение норм права (гражданского, трудового, семейного, авторского, жилищного и т.д.) не имело бы в своей основе установление фактических отношений между субъектами. Точно также применение норм материального уголовного права должно основываться на установлении фактов реальной действительности, что происходит в рамках уголовного судопроизводства. Лишь признание того, что эти факты установлены правильно, придаёт нравственное оправдание судебному решению и уголовной репрессии.

Признавать, что в основе судебного решения может лежать вероятный вывод (даже очень высокой степени) о существовании тех или иных фактов, значит, изначально допускать неизбежность ошибки в судебном решении, а по сути, её оправдывать.

Точно также нельзя судебное решение основывать на успехе стороны в судебном состязании, просто потому уже, что сторона защиты имеет право быть пассивной в споре и может отказаться оспаривать обвинение. Позиция активной стороны может выглядеть убедительнее и психологически оказывать влияние на принятие решение, особенно в суде присяжных.  

Требование, чтобы в основе обвинительного вывода суда лежали достоверно установленные факты (истина) – нравственное требование. Только такое правосудие может быть принято общественным мнением. Я встречала потерпевших, которые, изучив материалы дела, мучились вопросом, а действительно ли обвиняемый то лицо, которое в действительности совершило преступление. Кстати, этот вопрос приобретает значение и при рассмотрении права потерпевшего на субсидиарное обвинение.

 Требование установления истины действительно берёт начало в инквизиционных формах процесса. Но существует великая разница в способах её достижения. С развитием демократических принципов процесса (состязательности, свободы в оценке доказательств)  и признанием личных свобод произошли качественные изменения в содержании уголовно-процессуальной формы. И требование установления истины не относится к тем положениям, которые должны уйти в прошлое.

В российской правовой традиции идея необходимости установления истины всегда связывалась с нравственными требованиями к  судопроизводству, с идеей справедливости.

«В области уголовного правосудия только то решение может быть признано справедливым, которое … вполне соответствует действительности, самой жизни. …Трудность задачи, к выполнению которой призваны судьи, вызывает необходимость установить наиболее совершенные с современной точки зрения пути к отысканию истины, установить  такие правила или формы суда, которые бы, не стесняя свободу исследования и суждения, предохраняли в то же время судью от ошибок; подобные правила в процессе называются правилами о доказательствах»[4].

Практически у всех авторов учебников по уголовному судопроизводству, изданных в пореформенную эпоху во второй половине XIX - начале XX века можно встретить упоминание об истине как важнейшей идее, придающей смысл уголовно-процессуальной деятельности. В советское время гуманистические традиции в уголовном судопроизводстве, связанные с отстаиванием принципов объективной (материальной) истины, состязательности, презумпции невиновности, активно отстаивались Н.Н.Полянским, М.С.Строговичем, Я.О.Мотовиловкером, А.М.Лариным, В.М.Савицким и др.

 

4. Требование установления истины находится в тесной связи с существующей формой процесса, которую принято относить к смешанному типу.
Одной из определяющих черт его является наличие процессуальной стадии расследования. Такой тип процесса сложился в России исторически.

Несмотря на то, что в литературе иногда можно встретить название нового процесса России как состязательного, это не соответствует законодательному регулированию.

Неудачная формулировка в ст.123 Конституции о состязательности как принципе судопроизводства породила ряд схоластических споров. Дело в том, что в принятом профессиональном языке термин судопроизводство понимается не как судебные стадии процесса, а как весь уголовный процесс.

 Состязательность можно считать принципом всего процесса, поскольку он определяет построение процесса, распределение функций между участниками процесса. Однако проявляется он непосредственно лишь в судебных стадиях. На этапе расследования «закладываются» условия для будущего состязания в суде. Этому способствует самое широкое участие защиты на предварительном следствии, права сторон, не только обвиняемого, но и потерпевшего в процессе, а также обязанности должностных лиц, осуществляющих расследование, принимать меры для реализации прав участниками процесса.

При всём этом природа расследования остаётся инквизиционной, или, если не нравится слово, можно сказать, поисковой, изыскательской. Здесь есть свои преимущества. И преимущества эти связаны с охраной прав личности на этапе подготовки материалов для судебного разбирательства.

Главным преимуществом здесь является то, что с момента возбуждения дела установление всех обстоятельств преступления происходит в процессе доказывания. При этом закон чётко отграничивает доказывание от иных способов установления фактов в ходе расследования. Уже в ходе расследования обвинение формулируется, основываясь исключительно на базе допустимых доказательств, проверенных  и оцененных как достоверные.

Это является важной гарантией как обоснованности самого обвинения, так и гарантией того, что применённые к лицу меры принуждения также являются обоснованными.

Расследование, которое осуществляется должностными лицами под надзором прокурора, не может быть состязательным. Просто уже потому, что при совершении следственных действий по собиранию доказательств у должностных лиц есть властные полномочия. Могут применяться и меры принуждения. Иные участники процесса ограничены в своих возможностях по собиранию доказательств, а точнее, по собиранию сведений, которые могут стать доказательствами по делу. Равноправия здесь нет, и не может быть.

Лица, наделённые властными полномочиями, в ходе расследования несут ответственность за свои действия. За их деятельностью существует надзор прокурор, а также и  контроль начальника следственного органа. Гражданин может жаловаться и в суд, если посчитает, что его права необоснованно ограничены действиями следователя. При таком порядке (я опять говорю только о законодательстве, а не о практике его применения) можно считать, что создана достаточная система гарантий для защиты личности от необоснованного ограничения его прав.

Будет ли лучше другая конструкция уголовного процесса, если расследование перестанет быть собственно процессуальной стадией, а собирание сведений об обстоятельствах совершения преступления  станет административной деятельностью. К каким последствиям это может привести на практике? Вопрос можно поставить так: выиграет ли личность при изменении процессуальной формы, когда исчезнет расследование как процессуальная стадия, а будет симбиоз легальных и нелегальных методов «расследования», но уже за пределами уголовного процесса. Досудебный этап сбора сведений о преступлении будет носить тот же, инквизиционный, характер, правда, в худшем варианте для личности из-за слияния легальных и нелегальных (а, значит, практически бесконтрольных) способов сбора информации.

Такая форма досудебного производства существует в мире. Но вопрос в том, лучше ли она в смысле защиты личности от произвола должностных лиц правоохранительных органов?

 

5. Определённые тенденции в направлении «размывания» процессуальной формы на этапе досудебного производства можно проследить в ряде норм УПК.

Наметилось явное сближение процессуальной и оперативно-розыскной деятельности. Формулировка ст.89 УПК РФ такова, что практически приравнивает сведения, полученные в ходе оперативно-розыскной деятельности, к доказательствам.

Уже само появление такого следственного действия как контроль и запись телефонных переговоров является своего рода  «поднятием шлагбаума» для  данных, полученных в ходе оперативно-розыскной деятельности.

Процедура этого действия, описанная в законе, не изменила существа действия. А существо заключается в том, что оно является негласным, а потому неконтролируемым. Следователь использует готовый продукт в виде доказательства, в получении которого он не участвует.

Практически нет разницы в получении и использовании информации  между просушиванием телефонных переговоров как оперативным действием и контролем и записью переговоров  как следственным действием. Процедура, описанная в ст.186 УПК призвана как бы украсить негласное действие, природа которого одна. И она не может измениться оттого, что это действие поместили в Уголовно-процессуальный кодекс.

 

6. Демократической чертой уголовного процесса всегда считалось участие представителей народа в правосудии.

Для российского правосудия это всегда было традицией. С самого зарождения уголовного судопроизводства в Русском государстве к отправлению правосудия привлекались представители населения. Менялись формы судопроизводства, а с ними и формы участия населения в правосудии, но  был неизменен сам принцип, согласно которому в правосудии всегда участвовали представители общества.

В настоящее время  участие народа в правосудии ограничивается судом присяжных. Это сужение народного участия в деятельности судебной власти, что, безусловно, снижает авторитет суда и судебных решений. При всей заботе государства о судейской корпорации, в ходе реформы не прибавилось доверия к суду.

Сужение сферы участия народных представителей в правосудии означает сужение коллегиальности при рассмотрении уголовных дел. В подавляющем большинстве случаев правосудие осуществляется единолично. Это может  порождать негативные тенденции: тенденциозность (односторонний взгляд на вещи, который вырабатывается при отсутствии оппонента, иного мнения), шаблонность в принятии решений.

 

7. Дифференциация процессуальной формы является неизбежной. Однако дифференциация процессуальной формы должна диктоваться не только соображениями процессуальной экономии, но и учитывать различия в особенностях предмета доказывания в зависимости  от составов преступлений. Недостаточно принимать во внимание лишь санкцию статьи уголовного закона, как это имеет место сейчас применительно к порядку судопроизводства, урегулированному главой 40 УПК РФ.

Принцип, положенный в основу дифференциации, должен быть таким: чем более суровое наказание грозит за деяние, тем выше уровень процессуальных гарантий. Эта идея выражена  в статье 20 Конституции, которая предусматривает процедуру суда присяжных для лиц, кому за преступление против жизни грозит наказание в виде смертной казни. Это же отступление от важнейших основ правосудия, его нравственных принципов, когда  рассмотрение дел о тяжких преступлениях может совершаться по упрощённому порядку.

 Любые упрощённые процедуры ограничивают возможности обжалования судебного решения по вопросам установления фактических обстоятельств дела. Применение строгих мер наказания не должно ограничивать возможность проверки этих решений по жалобам, в том числе и в части обоснованности вывода о виновности лица в совершении преступления.

Ныне действующий УПК установил упрощённую процессуальную форму по большинству дел, правда, ограничив их количество добровольным волеизъявлением обвиняемых. В связи с этим следует отметить, что в законодательстве наблюдается отход от сложившихся исторически форм судопроизводства, когда судебное разбирательство рассматривалось как важнейшая гарантия правосудия. Именно с принципами устности, гласности, состязательности, непосредственности, реализуемыми в полной мере в стадии судебного разбирательства, в правосознании граждан связывается представление о справедливом правосудии.

При дифференциации процессуальных обрядов следует принимать во внимание соображения целесообразности, рациональности и простоты, в том смысле, чтобы процедура была понятна подсудимому. Если обвиняемому предоставляется право выбрать процедуру судебного разбирательства, то им в полной мере должны осознаваться последствия сделанного им выбора. Диспозитивность не должна конкурировать с  таким публичным началом как охрана прав личности должностными лицами и государственными органами, осуществляющими производство по делу.

 

8. Оценивая процессуальную форму с точки зрения наиболее эффективного решения задач уголовного судопроизводства, на мой взгляд, следует принимать во внимание задачу быстрой, по возможности, ресоциализации лица, подвергнутого мерам уголовной репрессии.

Известно, что при выборе меры наказания принимаются во внимание особенности совершения преступления, личность подсудимого. Но не менее важно учитывать также возможность последующей адаптации лица, подвергнутого мерам уголовной ответственности, после исполнения наказания. Особенно актуально это в отношении несовершеннолетних. Следует положительно отнестись к опыту примирительных процедур, к идее так называемого восстановительного правосудия.

Здесь вырисовываются два направления в развитии этой идеи. Во-первых, возможность примирения должна быть предусмотрена в рамках уголовно-процессуальной формы. Пример тому — статья 25УПК РФ. Во-вторых, определённые процедуры могут существовать и вне процесса. Но здесь необходимо предусмотреть механизм общественного контроля. Такой контроль при осуществлении примирения был бы нелишним и в рамках уголовно-процессуальной процедуры. Необходимы определённые правовые гарантии защиты интересов пострадавших от преступлений, ограждение их от давления со стороны лиц, совершивших преступное деяние и желающих посредством примирительных процедур избежать уголовного преследования.

 

 



[1] Цитирую по кн: «Суд и права личности»: Сборник статей / Под ред. Н.В.Давыдова, Н.Н.Полянского. – М.: Статут; РАП, 2005.С.39.
 

[2] Якуб М.Л. Процессуальная форма в советском уголовном судопроизводстве. М.: Юрид. литература. 1981. С. 33-34.
 

[3] См.: Кононенко В.И. Гарантии прав личности в судопроизводстве России. Вступительная статья // Суд и права личности. С.11.

[4] Тальберг Д.Г. Русское уголовное судопроизводство. Т.1.Киев.1889. Цит. по кн.: Хрестоматия по уголовному процессу России. Автор-сост. Э.Ф.Куцова. М.: Городец, 1999. С.118.
 


: 23/10/2007
: 3359
:
Барабаш А.С. Вклад Ивана Яковлевича Фойницкого в определение места состязательности в российском уголовном процессе
Зайцева Л.В. Реформирование уголовно-процессуального законодательства республики Беларусь: проблемы и перспективы
Мартышкин В.Н. Пределы судебного усмотрения и механизмы его ограничения в уголовном судопроизводстве
Панькина И.Ю. Основные элементы внесудебного способа разрешения уголовно-процессуального конфликта
Цыганенко С.С. Дифференциация как модель уголовного процесса (уголовно-процессуальная стратегия)
Калинкина Л.Д. Совершенствование норм УПК РФ о нарушениях уголовно-процессуального закона – необходимое условие обеспечения должной процедуры производства по уголовным делам
ТУЛАГАНОВА Г.З., ФАЙЗИЕВ Ш. Классификация мер процессуального принуждения по характеру воздействия
Алексеев С.Г. , Лукичев Б.А. Взгляды И.Я. Фойницкого на институт судебной экспертизы и их отражение в зеркале современности
Галюкова М.И. Реализация функции защиты в состязательном уголовном процессе
Гамбарян А.С. Реформа досудебной стадии уголовного процесса в Республике Армения

| |


.:  ::   ::  :.

RusNuke2003 theme by PHP-Nuke -
IUAJ

(function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] || []; w[n].push(function() { Ya.Direct.insertInto(66602, "yandex_ad", { ad_format: "direct", font_size: 1, type: "horizontal", limit: 3, title_font_size: 2, site_bg_color: "FFFFFF", header_bg_color: "FEEAC7", title_color: "0000CC", url_color: "006600", text_color: "000000", hover_color: "0066FF", favicon: true, n
PHP Nuke CMS.
2005-2008. Поддержка cайта