Гилинский Я. Преступность, девиантность и социальный контроль в эпоху постмодерна.

Некоторые характеристики современной эпохи постмодерна (глобализация, виртуализация, консьюмеризм, релятивизм и др.) оказывают влияние на особенности преступности, девиантных проявлений и социального контроля. Так, происходит глобализация преступности, особенно организованной (торговля наркотиками, оружием, людьми); появляются киберпреступность и кибердевиантность; консьюмеризм мотивирует корыстные преступления и девиантность (проституция, гемблинг и др.). Традиционные средства социального контроля над девиантностью и преступностью неэффективны.

 

 Гилинский Я.

Преступность, девиантность и социальный контроль в эпоху постмодерна. Тезисы к размышлению[1].

 

Ключевые слова: преступность, девиантность, социальный контроль, постмодерн.

 

Повторять в названии доклада название конференции не очень прилично. И все же я рискну. Пусть постмодерн послужит мне оправданием. С него и начнем.

 

Немного о постмодерне

 

Постмодернизм производит

опустошительное действие.

П. Бурдье

Anything goes.

П. Фейерабенд

 

Понятие постмодерна неоднозначно понимается и в разное время, и в разных областях науки и искусства[2]. Не вдаваясь в многочисленные дискуссии, попытаюсь обозначить наиболее значимые для криминологии / девиантологии характеристики современной эпохи постмодерна.

Глобализация всего и вся - финансовых, транспортных, миграционных, технологических потоков. Одновременно формируется (очень медленно!) глобальное сознание, миропонимание. Соответственно осуществляется глобализация преступности и проявлений девиантности (наркотизм, проституция и др.). Как результат массовой миграции неизбежен «конфликт культур» (Т. Селлин[3]) и цивилизаций со всеми вытекающими криминогенными (девиантогенными) последствиями.

«Виртуализация» жизнедеятельности. Современники шизофренически живут в реальном и киберпространстве. Без интернета, мобильников, смартфонов и прочих IT не мыслится существование. Происходит глобализация виртуализации и виртуализация глобализации. Как одно из следствий этого – киберпреступность и кибердевиантность[4].

Релятивизм/агностицизм.  История человечества и история науки приводят к отказу от возможности постижения «истины». Очевидна относительность любого знания (включая криминологическое/девиантологическое). Как известно, «есть много истин, нет Истины». «Принцип дополнительности» Н. Бора. Полипарадигмальность. «Постмодернизм утверждает принципиальный отказ от теорий»[5]. Бессмысленна попытка «установления истины по делу» (уголовному, в частности). «Сама "наука", будучи современницей Нового времени (модерна), сегодня,  в эпоху постмодерна, себя исчерпала»[6].

Отказ от иллюзий возможности построения «благополучного» общества («общества всеобщего благоденствия»). Мировые войны, Освенцим, Холокост, гитлеровские концлагеря и сталинский ГУЛАГ разрушили остаточные иллюзии по поводу человечества. А современность стремится лишь подтвердить самые худшие прогнозы антиутопий. «Мы» Е. Замятина, «1984» Дж. Оруэлла, «дивный новый мир» О. Хаксли, «Москва 2042» В. Войновича, «кошачий город» Лао Шэ оживают у нас на глазах…  «Рабовладение – плохо, феодализм – плохо, социализм – плохо, капитализм – плохо…»[7]. Растет социально-экономическое неравенство, а с ним – криминальное и/или ретретистское девиантное поведение[8].

Власть – всегда насилие (от М. Фуко до С. Жижека)[9]. Разочарование в демократии толкает население даже образцово демократических государств то вправо, то влево. Тем более, в странах с авторитарным/тоталитарным режимом. Отсюда «арабская весна», «цветные революции», «Occupy Wall Street!», «Майдан». Продолжение не заставит себя долго ждать…

Критицизм по отношению к модерну, власти, возможностям науки. Отрицание достижений Нового времени, модерна. Но что на смену?

Восприятие мира в качестве  хаоса — «постмодернистская чувствительность» (W. Welsch, Ж.-Ф. Лиотар). «Мы летим в самолете без экипажа в аэропорт, который еще не спроектирован» (З. Бауман).

Фрагментарность мышления как отражение фрагментарности бытия.

Консьюмеризация сознания и жизнедеятельности[10].

 

Преступность в эпоху постмодерна

Преступность – нормальное

явление  потому, что

общество  без  преступности

совершенно невозможно.

Э. Дюркгейм

 

Прежде всего, отметим постмодернистское релятивистское понимание преступности (и иных девиантных проявлений) как социального конструкта. «Преступность» и «преступления» не есть нечто объективное по содержанию, не онтологическая реальность, а субъективный конструкт, творимый законодателем по воле власти, режима и поддерживаемый провластными структурами и СМИ[11].

Можно назвать несколько тенденций преступности в современном мире постмодерна (не претендуя ни на «истину», ни на полноту представлений).

Как уже упоминалось, глобализация преступности, особенно ее организованной составляющей (торговля наркотиками, оружием, людьми, человеческими органами).

«Преступления ненависти» (Hate crimes) как проявление ксенофобии на основе (а) взаимопроникновения и конфликта культур в процессе массовой миграции и (б) политики «разделяй и властвуй» некоторых правящих режимов.

«Гуманизация преступности» (В.В. Лунеев): относительное сокращение доли насильственной преступности во всем мире при относительном росте корыстной. Возможно – как результат «консьюмеризации» преступности.

С конца 1990-х – начала 2000-х годов во всем мире наблюдается тенденция сокращения объема и уровня преступности и большинства ее видов. Имеется несколько гипотез, пытающихся объяснить этот феномен, тем более неожиданный, что сохраняются основные криминогенные факторы, включая экономическое неравенство. Назову здесь только мои личные гипотезы. Во-первых, преступность, как сложное социальное явление развивается по своим собственным законам, не очень оглядываясь на полицию и уголовную юстицию, и, как большинство социальных процессов, – волнообразно[12] (напомню, что с начала 1950-х — до конца 1990-х преступность росла во всем мире). Во-вторых, бόльшую часть зарегистрированной  преступности составляет «уличная преступность» (street crime) - преступления против жизни, здоровья, половой неприкосновенности, собственности. «Беловоротничковая преступность» (white-collar crime), будучи высоколатентной, занимает небольшую часть зарегистрированной преступности. А основные субъекты «уличной преступности» - подростки и молодежь, которые в последние десятилетия «ушли» в виртуальный мир интернета. Там они встречаются, любят, дружат, ненавидят, стреляют, убивают, совершают мошеннические действия и т.п., удовлетворяя - осознанно или нет – потребность в самоутверждении, самореализации. В-третьих, возможно имеет место «переструктуризация» преступности, когда «обычную» преступность теснят малоизученные и почти не регистрируемые, высоколатентные виды преступлений эпохи постмодерна, в частности, киберпреступность.

Развитие киберпреступности, недостаточно изученной и  высоколатентной.

Высокая степень коррупции, особенно в  «развивающихся» странах.

 

Постмодернистская девиантность

 

Феномен девиации – интегральное

будущее общества

P. Higgins, R. Butler

 

Основные тенденции девиантных проявлений в эпоху постмодерна:

Глобализация некоторых видов девиантности (наркопотребление, проституция, гэмблинг и др.).

Рост корыстной девиантности (от краж и мошенничества до экономической и должностной преступности,  коррупции, слияния организованной преступности с white-collar crime), как результат консьюмеризации бытия и сознания. «Все на продажу», «разве я этого не достойна?», жить «не хуже других» и т.п. лозунги, отражающие массовое мировосприятие. Отсюда, ответ девушки-крупье одного из бывших петербургских казино на попытку устыдить ее за хищение: «Стыдно? Да я за деньги мать родную убью!». Отсюда, американская 11-летняя девочка, выставившая в интернете на продажу свою бабушку…

Ретретистские формы девиантности (алкоголизация, наркотизация, суицид), как реакция исключенных (excluded) на рост социально-экономического неравенства, сокращение вертикальной мобильности, безысходности существования. «Постмодернистская чувствительность», ненадежность, непредсказуемость бытия может приводить к преступлениям или ретретизму (алкоголизация, наркотизация, суицид). Не случайно Россия занимает одно из первых мест в мире по уровню самоубийств. Россия и на одном из первых мест в мире по душевому потреблению алкоголя (16-18 л абсолютного, 100% алкоголя в год на одного человека), значительно опередив лидера 1980-х годов - винодельческую Францию (13,5-14,0 л).

Повышение роли и значения позитивных девиаций – творчества (технического, научного, художественного и др.), как реакции на динамичность, мобильность постмодерна, запрос на бесконечно расширяющиеся возможности самоутверждения, самореализации при реальной ограниченности средств («напряженность» Р. Мертона).

Кибердевиантность[13].

 

Социальный контроль в эпоху постмодерна

 

Основа закона есть ни что

иное как произвол.

Б. Паскаль

 

Следует отказаться от надежд,

связанный с иллюзией контроля.

Н. Луман

 

Все попытки архаики и модерна установить в обществе «порядок», существенно ограничив негативные девиации, окончились – как и следовало ожидать – провалом. Хаос и порядок,  «норма» и «аномалия» (отклонения), «прогресс» и «регресс», энтропия и негэнтропия – неразрывно связаны, дополнительны (Н. Бор). Без отклонений (clinamen) «ничего никогда породить не могла бы природа» (Лукреций).

Без негативных девиаций, включая преступность, не было бы и позитивных девиаций – творчества. Как известно, лишь «на кладбище всё спокойненько».

Гипотетически существует «баланс социальной активности» (Я. Гилинский). И тогда лучший способ сокращения негативных девиаций – обеспечение возможности развития девиаций позитивных, творчества.

Неэффективность (более того, минусовая, отрицательная эффективность!) наказания хорошо известна. «Кризис наказания» вполне осознан в эпоху постмодерна[14]. В частности, «Известны все недостатки тюрьмы. Известно, что  она опасна, если не бесполезна. И все же никто "не видит" чем ее заменить. Она – отвратительное решение, без которого, видимо, невозможно обойтись»[15]. Да, пока не обойтись. Но стремиться к этому нужно. «Реализация уголовного закона может стать совершенно непереносимой для общества, заблокировав иные социальные процессы… Разумное снижение объема законного насилия может в большей степени обеспечить интересы страны… Наказание – это очевидный расход и неявная выгода… Следует учитывать хорошо известные свойства уголовного права, состоящие в том, что оно является чрезвычайно затратным и весьма опасным средством воздействия на социальные отношения»[16].

В этом отношении весьма креативна мысль «культуральной криминологии» о том, что не только преступность есть порождение культуры данного общества, но и средства, методы социального контроля над ней[17]. Поэтому, очевидно, есть тюрьмы Норвегии, Швеции, Финляндии и есть колонии России; отменена смертная казнь в европейских странах, но она сохраняется в США, и ежегодно тысячами казнят в Китае.

Мировая криминология ломает голову над тем, как минимизировать негативные для общества последствия наказания. Лишь в некоторых отдельных изолированных государствах сохраняется надежда на «усиление наказаний», как панацею…

 

Заключение

 

Мы живем в совершенно новом мире, в совершенно новой реальности. Это плохо осознается (или совсем не осознается) большинством населения нашего единого, но фрагментарного мира. Хуже (и опаснее) того, - это не понимается правителями, властями (и не только российскими).

У нас есть неограниченные возможности (за несколько часов переместиться в любую точку планеты; поболтать в скайпе с приятелем, находящимся в Австралии или Японии; молниеносно отреагировать на любую новость, высказавшись - «на весь свет» - в интернете) и неограниченные риски, вплоть до тотального самоуничтожения - омницида… Общество постмодерна есть общество возможностей и рисков (вспомним У. Бека).

Мы традиционно стремимся к «порядку», к запретам «плохого» – где ничего нельзя запретить (в интернете!), и к «усилению наказаний», как «средству» уменьшить «плохое», порождая, в действительности, «худшее», ибо наказание еще никого никогда не «исправило» и не «перевоспитало»[18]. Повышение максимального срока лишения свободы при совокупности преступлений с 25 до 30 лет и при совокупности приговоров с 30 до 35 лет[19] – «решение» проблемы рецидива или элементарная глупость?

При этом мы ничего не делаем для расширения Свободы – творчества, инноваций, инакомыслия (Freiheit zum Andersdenken!) и инакодействий, как единственной альтернативы негативным девиациям, включая преступность.

Когда же постмодернизм вразумит нас? И не будет ли это слишком поздно?

 


Gilinskiy Y. Crime, Deviance and Social Control in Epoch of Postmodern.

Theses to Reflections.

Keywords: crime, deviance, social control, postmodern.

Abstract: some characteristics of a postmodern (globalization, virtualization, consumerism, relativism, etc.) have influence on features of crime, deviant behavior and social control. So, there is a globalization of the crime especially organized (drug trafficking, the weapon, human trafficking); there are a cybercrime and cyberdeviance; the consumerism motivates crimes for profit and deviance (prostitution, a gembling, etc.). Traditional means of social control over deviance and crime are inefficient.

 



[1] Опубликовано в: Преступность, девиантность и социальный контроль в эпоху постмодерна. Материалы Международной научно-практической конференции. СПб: Алеф-Пресс, 2014. С.36-40.

[2] См., например: Жмуров Д.В. Криминология в эпоху постмодерна. В поисках новых ответов. Иркутск: БГУЭиП, 2012; Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. СПб: Алетейя, 1998; Социо-Логос постмодернизма. М.: ИЭС, 1996; Честнов И.Л. Постклассическая теория права. СПб: Алеф-Пресс, 2012.

[3] Селлин Т. Конфликт норм поведения. В: Социология преступности. М.: Прогресс, 1966. С.282-287.

[4] Humphrey J. Deviant Behavior. NJ: Prentice Hall, 2006. Ch.13 Cyberdeviance, pp. 272-295.

[5] Ядов В.А. Современная  теоретическая социология. СПб: Интерсоцис, 2009, с.20.

[6] Спиридонов Л.И. Избранные произведения. СПб, 2002. С. 25.

[7] Гилинский Я. Ultra pessimo, или Homo Sapiens как страшная ошибка природы... // URL: http://crimpravo.ru/blog/3112.html#cut ; http://www.cogita.ru/cogita/a.n.-alekseev/publikacii-a.n.alekseeva/homo-sapiens-kak-strashnaya-oshibka-prirody (дата обращения 25.03.2014).

[8] О криминогенной и девиантогенной роли социально-экономического неравенства см. подробнее: Гилинский Я. Криминология: теория, история, эмпирическая база, социальный контроль. СПбь: Юридический центр Пресс, 2009. С.188-193.

[9] Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999; Жижек С. О насилии. М.: Европа, 2010. См. также: Гилинский Я. Социальное насилие. Монография. СПб: Алеф-Пресс, 2013.

[10] Девиантность в обществе потребления / ред. Я. Гилинский, Т. Шипунова. СПб: Алеф-Пресс, 2012; Ильин В.И. Потребление как дискурс. СПб ГУ, 2008.

[11] Гилинский Я. Криминология: теория, история, эмпирическая база, социальный контроль. 2-е изд. СПб: Юридический центр Пресс. 2009, с.34-46; Maguire M., Morgan R., Reiner R. (Eds.) The Oxford Handbook of Criminology. Fourth Edition. Oxford University Press, 2007, pp. 179-337.

[12] См., например: Волновые процессы в общественном развитии.  Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та, 1992.

[13] Humphrey J. Deviant Behavior. Ibid.

[14] Обзор в: Гилинский Я. Криминология (2009), с.404-410; Гилинский Я. Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других «отклонений». 3-е изд. СПб: Алеф-Пресс. 2013, с.522-556.

[15] Фуко М. Надзирать и наказывать. Указ. соч. С.339.

[16] Жалинский А.Э. Уголовное право в ожидании перемен. Теоретико-инструментальный анализ. 2-е изд. М.: Проспект, 2009. С. 9, 15, 18, 56, 68.

[17] Ferrell J., Hayward K., Young J. Cultural Criminology. SAGE, 2008; Garland D. The Culture of Control. Crime and Social Order in Contemporary Society. Oxford University Press, 2003; Presdee M. Cultural Criminology and the Carnival of Crime. Routledge, 2000.

[18] Подробнее см.: Гилинский Я.И. Что же делать с преступностью? // Российский криминологический взгляд. 2013. №3; Гилинский Я.И. Уголовное право: возможности и пределы // Российский криминологический взгляд. 2011, №1.

[19] Федеральный закон от 5 мая 2014 г. N130-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации».