Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права РФ и Комментарии к ней. М., 2015.

 

«Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права Российской Федерации и Комментарии к ней» М.: Юрлитинформ, 2015. 304 стр.

ISBN 978-5-4396-1021-1

http://www.urlit.ru/Katalog/1607.html

Аннотация

Настоящая работа необычна по своему формату и содержанию, а потому не может быть отнесена ни к одному из традиционных жанров – монографии, учебному пособию и пр. Она состоит из двух частей. Основную часть составляет «Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права РФ» - плод научных изысканий нижегородской научной школы процессуалистов по проблемам теории уголовно-процессуальных доказательств, уголовно-процессуальных принципов, организации и деятельности обвинительной власти, судебного контроля и другим проблемам науки по специальности 12.00.09. Результаты исследований ведущих нижегородских ученых, а также их единомышленников из других регионов России, представлены в виде проекта нескольких глав и статей нового Уголовно-процессуального кодекса. Они соответствуют европейским стандартам справедливого уголовного судопроизводства и достижениям новейшего уголовно-процессуального законодательства стран ближнего и дальнего зарубежья. Будучи опубликована на сайте МАСП (Международной ассоциации содействия правосудию) Доктринальная Модель (в первоначальной редакции) уже вызвала большой интерес научной общественности, как в России, так и за рубежом. В данной книге представлена «Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права РФ» в существенно доработанном с учетом критических замечаний виде, в качественно новой редакции.

Вторая часть настоящего произведения представлена отзывами, поступившими на «Доктринальную модель уголовно-процессуального доказательственного права РФ» во время специальной конференции, проведенной 20-21 мая 2015 г. в г. Нижнем Новгороде. Это положительные и отрицательные оценки Доктринальной Модели ученых из Белоруссии, Казахстана, Украины, Киргизии, Таджикистана и России, а также пояснения самих авторов Доктринальной Модели относительно ее положений. По ним можно составить представление о значении научной разработки нижегородских ученых-процессуалистов, а также о состоянии современной процессуалистики по наиболее актуальным направлениям.

Работа призвана ознакомить научную общественность с одним из возможных вариантов реформы отечественного уголовно-процессуального права и с новой теорией уголовно-судебных доказательств. Она будет интересна как отечественным, так и зарубежным специалистам по уголовному процессу, равно как правоведам, так и всем лицам, неравнодушным к надлежащему правовому обустройству России, включая депутатов Федерального Законодательного Собрания.

 

Александров Александр Сергеевич, доктор юридических наук, профессор, Н.Новгород

Автор основной идеи – А.С. Александров

Исполнители: А.С. Александров, Н.Н. Ковтун, С.А. Грачев, В.В. Терехин, М.В. Лапатников, А.Е. Босов, А.О. Машовец, М.А. Никонов, П.С. Пастухов, И.А. Александрова, И.В. Бандорина, И.Г. Воронин, С.И. Кувычков, М.В. Лелетова, Э.Ф. Лугинец, И.И. Никитченко, Т.В. Хмельницкая, В.Н. Тангриева

При участии А. Афанасьева, А. Кузнецовой, Ю. Никифоренко, А. Романовой, Л. Фетищевой, И. Тутиковой и Д. Уракова

 

 

Оглавление

Ведение

1.Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права России

2.Комментарии

РОЗОВСКИЙ Борис Григорьевич

Праву и процессу требуются пассионарии с лестницей в небо

 

ХАН Александр Леонидович

БИНДЮКОВА Татьяна Сергеевна

Заметки по доктринальной модели уголовно-процессуального доказательственного права РФ

 

НОВИЦКИЙ Виталий Анатольевич

Реформа правил доказывания начала ХХI века: мнение теоретика и практика

 

КЛИМУК Людмила Вацлавовна

Новая теория доказательственного права и адвокатское познание

 

ЮЛДОШЕВ Рифат Рахмаджонович

Реформа уголовной юстиции Таджикистана

 

ОМЕЛЬЧЕНКО Тарас Владимирович

Практика применения некоторых положений «Доктринальной модели уголовно-процессуального доказательственного права РФ» в уголовном судопроизводстве Украины

 

НИКОНОВ Максим Андреевич

О причинах и следствиях введения в УПК РФ разделения доказательств на судебные и досудебные

 

МИХАЙЛОВ Михаил Анатольевич

Риски внедрения негласных методов, сил и средств в уголовно-процессуальное доказывание

 

ГРАЧЕВ Сергей Александрович

Начальный этап производства по уголовному делу

 

ДИКАРЕВ Илья Степанович

Дефекты понятийного аппарата теории состязательного уголовного процесса

 

ЗОРИН Роман Георгиевич

Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права – перспективный путь развития российского уголовного судопроизводства

 

КООМБАЕВ Абдиш Абазович

КУЛБАЕВ Аслан Касымалиевич

О перспективах развития досудебного производства по уголовным делам в Кыргызстане

 

ИВАНОВ Николай Анатольевич

О перспективе перехода к безбумажному уголовно-процессуальному документоведению

 

СОЛОВЬЕВ Сергей Александрович

Процессуальная конструкция – благоприятствование защите (favor defensionis) – в свете новой (состязательной) теории уголовно-процессуальных доказательств

 

НАСОНОВА Ирина Александровна

Об отдельных аспектах понятия защиты, разъясняемого авторами Доктринальной модели уголовно-процессуального доказательсвенного права РФ

 

БУРМАГИН Сергей Викторович

Совершенствование судебного контроля в свете реформирования досудебного производства по уголовным делам

 

МУРАТОВА Надежда Георгиевна

МУРАТОВА Надежда Дмитриевна

Вера и достоверность в установлении фактических обстоятельств дела и их значение при оценке доказательств в уголовном судопроизводстве

 

ЧЕКМАЧЕВА Наталья Владимировна

О некоторых недостатках понятийного аппарата новой теории доказательств

 

БОЙЦОВ Юрий Михайлович

Значение института допустимости доказательств при разработке новой теории уголовно-процессуальных доказательств в России

 

АФАНАСЬЕВ Алексей Юрьевич

Стадийность уголовного процесса как коррупциогенный фактор

 

ЛУГИНЕЦ Эльвира Фаильевна

Негласные следственные действия как элемент «процессуальной свободы»

 

БОСОВ Артём Евгеньевич

Терминологическая база Доктринальной модели уголовно-процессуального доказательственного права Российской Федерации в семиотическом, прагмалингвистическом и юридическом аспектах

 

ЗИНЧЕНКО Игорь Анатольевич

Доктринальная модель  доказательственного права о присяге (клятве) свидетеля

 

ПОЗДНЯКОВ Михаил Львович

Вопросы развития научных школ в юриспруденции

 


Введение

Александров Александр Сергеевич, профессор кафедры уголовного процесса Нижегородской академии МВД РФ, д.ю.н., профессор

О нижегородской Доктринальной модели уголовно-процессуального доказательственного права России: «никто кроме нас»[1]

«Полно вам, казаченьки, горе горевать,
Оставим тоску-печаль во тёмном во лесу.

Оставим тоску-печаль во тёмном во лесу,
Будем привыкать мы к азиатской стороне.

Будем привыкать мы к азиатской стороне,
Казаки-казаченьки, не бойтесь ничего».

(Походная песня кубанских и терских казаков)

 

20-21 мая 2015 года от Р.Х. в Нижнем Новгороде на базе двух учебных заведений - Нижегородской академии МВД России и Нижегородской правовой академии, при информационной, финансовой и организационной поддержке Ассоциации юристов России (Нижегородский филиал), РГНФ (Российского гуманитарного научного фонда)[2], МАСП (Международной ассоциации содействия правосудию) и других организаций[3], прошла наша конференция  «Новая теория уголовно-процессуальных доказательств» (в рамках 6-х «Бабаевских чтений»).

Центральным пунктом повестки конференции и, бесспорно, главным раздражителем для большинства конферентов стала «Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права России». Как один из инициаторов и создателей проекта, попытаюсь объяснить, какими причинами он был обусловлен, на какие вызовы мы – его создатели хотели ответить, каковы полученные уроки. Кроме того, хотел бы предвосхитить Комментарии к нашей Доктринальной модели, поступившие от наших сторонников и противников: они изложены во второй части данной книги.

«Доктринальная модель»[4] - это в первую очередь мой проект, результат многолетней работы по созданию новой теории уголовно-процессуальных - судебных доказательств, которая должна прийти на смену аналогичной советской теории.  Одновременно, это и проект об идеальном уголовно-процессуальном порядке - в демократическом правовом государстве, информационном - открытом обществе. В нем я воплотил свои мысли, с которыми носился в разные годы своей надо признать уже довольно продолжительной, хотя и малопродуктивной карьеры.

Доктрина, как и сама конференция, стали ответом не только на самые злободневные вопросы российской науки об уголовном процессе, но и помогли разобраться нам с самими собой: кто мы - ученые, какова наша роль, нужна ли «наша теория» властям и обществу, есть ли вообще юридическая наука в России.

Я воспринимаю все мероприятие как призыв к свободе – в уголовном процессе и в той сфере, что его окружает – науке. Стать свободными людьми. Хотя бы в текстовом поле. Мы сами должны и можем решать свою судьбу и вправе придумывать для себя законы. Или хотя бы мечтать об этом! Это была попытка прервать порочную традицию в разработке теории уголовно-процессуальных доказательств, предложить качественно иной материал для обсуждения, дать новый вектор развития мысли и по-новому организовать дискуссию.

«Мы не рабы. Рабы не мы». Рабы – немые. А мы свободно говорим то, что думаем, без оглядки на панические слухи и многозначительные предупреждения. Да, я офицер полиции, но считаю, что критиковать официальную доктрину и уголовно-процессуальное законодательство – не только право, но и мой долг. Говорить о достоинстве  личности, о ее правах и свободах, оставаясь при этом личностью, гражданином – это обязанность ученого, офицера полиции, мужчины.

Работа над «Доктрмоделем» и подготовка конференции «показали, какого мы рода» - представители нижегородской школы процессуалистов и других школ, что «расцветают» в научных и учебных заведениях системы МВД РФ и классических академических научных центрах. Во истину: «Много званых, да мало избранных». Многие, кто называет себя учеными, добился или добивается званий и степеней, на поверку оказались или трусами, или не состоятельными в профессиональном отношении. Впрочем, это субъективные оценки.

Однако не оставляет мысль о том, что наш случай не исключение, а общее правило. Есть какая-то закономерность в научном и правовом развитии России. Почему либеральные реформы, в частности судебная реформа 1991 года, судебная реформы 1863 года, проходят по павловской схеме: «хотели как лучше, а получилось как всегда?». Думается потому, что реформы спускаются сверху, на неподготовленную почву. Научная теория по большому счету не востребована ни властью, ни обществом.

Законы имеют только тот смысл, который мы понимаем (Джемс), а текст – смысл, который мы вкладываем в него (Барт). На конференции устами одного из ее участников (Тараса Омельченко, Крым) прозвучала во многом парадоксальная, но созвучная мысль – «законы у нас лучше всего применяются тогда, когда правоприменитель не понимает закон». То есть, как только он «переварит» его, то начнет действовать по-прежнему. По другому тонкому наблюдению Т. Омельченко: следственный изолятор пустеет после вступления в силу очередного нового УПК, но потом опера к нему привыкают, и СИЗО заполняется. Так что введен новый показатель эффективности уголовного процесса: процент заполняемости СИЗО. Сходную мысль высказал в своем выступлении и проф. Н.Н. Ковтун, говоря о вариантах института следственного судьи, он напомнил старый советский анекдот о несчастном рабочем, который пытался собрать из разных деталей, вынесенных им с разных заводов, изделие, с неизменным результатом в виде пулемета.

Реакция на «Доктрмодель», явная – в виде нижеследующих комментариев коллег, и неявная – она есть на сайте МАСП, в какой-то мере позволяют предположить, что причина в нас самих – «ученых». Право не может быть выше уровня правосознания. Уголовно-процессуальные нормы надстраиваются над базовыми неформальными нормами поведения, а последние в свою очередь усваиваются с языком. Какая может быть судебная реформа, если большинство ученых читало только советскую теорию уголовно-процессуальных доказательств, знает только УПК РФ и мечтает жить по старине; впрочем, как большинство соотечественников?

Ученые ждут приказа начальства, чтобы начать «делать науку». Страх сковал свободу творчества правоведов (это скорее страх перед фантомом, а не перед реальной угрозой) и не позволяет критически анализировать правовой быт. Гораздо безопаснее, по мнению многих, а главное выгоднее – писать тексты ни о чем, но зато на продажу. Для многих ведь наука теперь рифмуется со словам «жрать».

Мы попытались нарушить этот привычный для России ход вещей. Наш «Доктрмодель» - вызов научному «истэблишменту», и попытка вырваться из порочного круга «наукопроизводства» - бизнеса. Сама наша конференция задумывалась как антипод тем мероприятиям, которые у нас традиционно называются конференциями: за бабки завезти несколько «випов», развлекать их (попить-поесть, попариться в бане), заодно «порешать вопросы» о диссертациях. Между делом «побухтеть о том, как космические корабли бороздят просторы большого театра». Мы хотели и частично получили мероприятие иного рода. О чем скажу далее.

Принятие нового УПК, матрицей которого должна стать новая теория уголовно-процессуальных доказательств – это объективная закономерность правового развития нашей страны. Россия может прогрессивно развиваться только через развитие институтов правового государства, демократии; переходя на европейские стандарты справедливого уголовного судопроизводства. Поэтому состязательная процедура из области деклараций и благих пожеланий должна превратиться в реальное право и уголовное правосудие.  Инвесторы это оценят по заслугам.

Наше уголовное судопроизводство из так называемого «смешанного»[5], а по сути следственного должно стать по-настоящему, а не псевдо состязательным. Институты правового государства в сфере уголовного процесса, а не их симулякры, не декларируются, а культивируются. Так что, если кратко, то назначение «Доктрмоделя», «Новой теории уголовно-судебных доказательств», нашей конференции, как сказал бы О. Бендер - «культуртрегерское». Мы постарались создать состязательную парадигму доказывания истины и присущую ей информационно-коммуникационную модель взаимодействия участников предварительного и судебного расследования/доказывания фактов, и заставить говорить о ней, мыслить в ней.

Огрубляя наш замысел, можно так его объяснить. Сейчас у нас хозяином уголовного дела и главным субъектом доказывания является следователь. А мы хотим, чтобы им стал судья (следственный судья) и равноправные стороны: обвинения и защиты. Соответственно, субъектом доказывания со стороны обвинения должен быть прокурор, а со стороны защиты - обвиняемый и его защитник. Их права должны быть равны, в том числе в части получения фактического материала и участия в судебном доказывании. Следователь же из хозяина должен превратиться в слугу прокурора, который выявляет, раскрывает преступление, получает фактический материал путем производства гласных и негласных следственных действий. Иными словами следователь превращается в оперуполномоченного. «Оперативник» – это тот же следователь в нашем понимании. Мы предлагаем вывести досудебное уголовное производство из состава судебного доказывания и одновременно с этим снять различия между оперативно-разыскной деятельностью, предварительным следствием и адвокатским расследованием. Такова модель поведения основных субъектов уголовно-процессуального доказывания во всех развитых уголовно-процессуальных порядках.

Все просто и одновременно сложно.  Для меня - просто, поскольку в свое время не загружал себя советской доктриной и не испытываю когнитивного диссонанса, а тем более экзистенциональной фрустрации при встрече с реалиями состязательного уголовного процесса[6]. А вот моим коллегам, как выяснилось на конференции, это трудно, невозможно. Как было сказано одним из ученых экспертов (проф. В.Н. Григорьевым) – это «научная фантастика», а не модель уголовно-процессуального права России. Другой участник конференции федеральный судья, член областного суда и кандидат юридических наук Р.В. Ярцев откровенно заявил, что наш судья с таким законом работать не будет. Как увидит читатель из Комментариев, такого же мнения придерживаются большинство, как практиков (прокуроров, адвокатов), так и ученых отечественных[7]. Как постмодерниста меня такая реакция даже радует, как патриота России – слегка огорчает.

Несмотря на явное неравенство в силах и отсутствие шансов на победу, считаю необходимым бороться за свой проект на научном фронте. Почему? На это есть несколько причин. Первая причина – политико-идеологическая.

В целом наш проект[8] в политико-идеологическом плане – лево-либеральный. Он конкурирует с право-либеральным проектом, с одной стороны, а с другой стороны - с консервативным проектом[9], последний сейчас особенно востребован, моден. Хотя и с теми и другими у меня, у нас есть точки соприкосновения. Полные наши антагонисты – это правые консерваторы, то есть те, что за авторитарное государство (царя) и за всевластие богатых. В виду нарастания обеих вышеуказанных тенденций в нашем праве, в том числе в уголовно-процессуальном праве, наш проект идет как бы против течения. Мы – создали третий, альтернативный проект развития нашего уголовно-процессуального права. Это западно-европейский, либеральный, левый, антиклерикальный проект. Мы сторонники формулы: «свобода+справедливость = состязательность и равноправие сторон». Все равны перед законом. Право на голос в судоговорении, право на доказывание должно быть у всякого участника процесса, имеющего признаваемый законом интерес в деле, одинаковое у всех. Все имеют права на самозащиту уголовно-процессуальными средствами своих законных интересов. Каждый вправе отстаивать свою истину любыми, незапрещенными законом способом. Недолжно быть никаких изъятий из уголовно-процессуальных правил в пользу «богатеньких», как это сплошь и рядом делается в наших законах сейчас. Народный элемент должен быть, как можно шире представлен в обвинительной и доказательственной деятельности[10]. Опорой на общество сильна правоохранительная система. Мы против сворачивания таких демократических институтов, как суд присяжных, против восстановления процедур типа «возвращения уголовного дела прокурору судом на дополнительное расследование» и пр.

За демократию надо бороться. Наш вклад в дело демократии – «Доктрмодель». Хотим сиять заставить заново великие слова, затертые пошляками от науки: свобода, демократия, права и свободы, достоинство личности – в  грамматике «Новой теории доказательств», на языке «Доктрмодель». Эти слова и стоящие за ними смыслы, нашли теперь более или менее  адекватное воплощение в теоретических уголовно-процессуальных конструкция. Во всяком случае, мы попытались это сделать.

Третья причина, побудившая взяться за данный проект – методологическая (извините за выражение). В области методологии наша программа носит скорее деконструктивный характер; это анти-логоцентричный, анти-методологический проект.  Полагаем, любая «методология» есть совокупность ограничений, добровольно принятых на себя исследователем. Это неоправданное предпочтение одного метода над другими и значит обеднение своих возможностей не только в исследовании, но даже в обнаружении предмета; проявление логоцентрического мировоззрения, которое мы отрицаем. Правильное «устройство ума» начинающего исследователя - освобождение сознания.

Мы выступили за отказ от диалектического материализма как метода познания и конструирования уголовно-процессуальной реальности. Разумеется, мы против концепции объективной истины – в пользу истины  судебной – вероятной, конвенциональной, перзуазивной[11], когерентной[12].  Поэтому вопреки своим принципам я таки дал «нормативную дефиницию» процессуальной истине, как я ее понимаю[13].

Мы распрощались с теорией отражения, которая лежала в основании советской теории уголовно-процессуальных доказательств. Судебная истина есть результат судоговорения (борьбы интерпретаций, судебной аргументации). Судебная истина должна быть правдоподобной, а наиболее правдоподобно то, что ближе всего к знакомому, обычному, повседневному. Потому в области судебной аргументации в качестве индикатора истины выступают здравый смысл и общественное мнение. «Объективность» судебной истины состоит в ее проверяемости - вначале на уровне вышестоящей судебной инстанции, затем в универсальной аудитории (которая ассоциируется скорее с доксой («общественным мнением», а не «абсолютным разумом»). Истинными скорее должны быть порядок, форма, процедура судебного познания, а не цель, результат. Суду надо стремиться не к тому, чтобы познать «объективную истину», а обеспечить справедливый порядок судебного процесса, в его рамках найти оптимальное решение по делу. В идеале каждое судебное решение и уголовное правосудие в целом должны объединять нацию, скреплять социальную структуру, умиротворять мир.

Постмодернизм, последователем которого являюсь лично я, отказывает любой концепции и идеологии в притязании на «метадискурс» (еще раз извиняюсь за выражение). Постмодернизм и сам не претендует ни на что более, чем на текст. Его главный постулат в области познания – нет ничего кроме текста. И в современной ситуации – это весьма актуально. Имеется виду, информационно-технологический вызов традиционному уголовно-процессуальному мировоззрению, определяющему познавательную модель УПК РФ (2000г.).

Когда в средине 90-х годов прошлого века я начинал обдумывать философию новой теории судебных доказательств, то не вполне осознавал последствия ключевых тезисов постмодернистской философии. Теперь становится более понятным их значение. «Субъект» и познает, и познается (в юридическом деле) номинально, символически; его существование в экстра-лингвистической реальности является разумным предположением. Мы мыслим, познаем посредством языковых структур. В языковом мышлении «мир» – это набор понятий и моделей их соединения. Языковая картина мира представляет аналоговую реальность посредством дискретных цифровых единиц, равных словам и соединяет их в совокупности, имеющие определенную синтаксическую структуру. Грамматика, синтаксис – первичное условие упорядоченности наших представлений о мире (правовом) при нас. Субъективность имеет дело не с реальностью, но с синтаксисом, рождающим маркировки, доступные прочтению в виде знаков. Судоговорение, судебное доказывание – это речедеятельность, опосредующая смыслопроизводство. Уголовно-процессуальное доказывание представляет собой семиозис – порождения и функционирования знаков, выстраивание семиотической структуры. При этом происходит распознавание «действительности» в виде языковых (знаковых) структур, которые создаются речью в судебном заседании. Они воспринимаются, понимаются судебной аудиторией рациональным путем и на бессознательном уровне по тем схемам и моделям (когнитивным), которые заложены в психику человека языком. Знаки отсылают не к реальности, а возбуждают когнитивную структуру, которая и есть система усвоенных с языком представлений о мире.

Уголовно-процессуальное (судебное) знание надо рассматривать не с точки зрения дихотомии «правильное-неправильное», а как полезное или вредное для социально-биологического организма, включенного в систему контуров обратной связи с окружающей его средой. Поскольку ценность знания определяется его способностью дать адаптироваться к окружающей среде, постольку и уголовно-процессуальное ценно своей способностью наилучшим образом позволить обществу адаптироваться к реальности. Целью познания является не схватывание «объективности», а приспособление к ней. Судебное знание должно быть полезным[14], потом все остальное. «Полезным» является то знание, которое поддерживает жизнеспособность системы (социума). Такова и «судебная истина» – она инструмент адаптации индивида и общества к окружающей среде. Следует говорить не об истинности судебного решения, а о его способности выполнять функцию разрешения уголовно-правового спора, шире - конфликта, стабилизации системы.

Все эти идеи я воплотил в конкретные определения: истины, стандартов истины, доказательств и их свойств. Теперь никто не упрекнет в абстрактности и заумности Новую теорию уголовно-судебных доказательств, созданную мной с помощью коллег.

На мой взгляд, «Доктрмодель» дает конкретные ответы на ключевые проблемы, возникающие в сфере уголовного судопроизводства в связи с развитием информационных и теле-коммуникационных технологий. В этом проекте закрепляются такие понятия как «беспредметное» - информационное вещественное доказательство (информационные следы компьютерного преступления), анонимный электронный документ, источники информации в интернете, а также предлагается переход на бездокументраный способ коммуникации в сфере уголовного судопроизводства. Вместе с тем отрицается возможность замены судьи машиной (полиграфом), судья был и останется единственным субъектом оценки доказательств – по своему внутреннему убеждению и совести. Мы за то, чтобы оставить человеческое правосудие человеческим: только судья-человек вправе судить другого человека-обвиняемого и оценивать доказательства его виновности.

Далее – еще об одной детерминанте «Доктрмоделя». Я думаю любого российского интеллектуала, хотя бы и процессуалиста, не может не тревожить следующий факт. Если раньше Россия давала культурные и правовые образцы всей Евразии и даже всему миру, то теперь она фактически осталась в изоляции – мы неинтересны даже для коллег из ближнего зарубежья[15]. Пока правящая элита была занята своими проблемами, а интеллектуальная элита – своими, наши соседи, даже из Таможенного союза – Казахстан, Армения – создали и создают принципиальное иное уголовно-процессуальное законодательство, далекое от модельного кодекса стран СНГ. Я уже не говорю о Грузии, Украине, Прибалтике, те –  давно отрезанный ломоть. На очереди Киргизстан и т.д. Они перестраиваются на новые стандарты уголовно-процессуальной деятельности, осваивают язык состязательного уголовно-процессуального права.

А мы, россияне остались в интеллектуальной провинции, причем винить в этом должны только самих себя. Мягкой силы, которой действуют наши соперники на геополитической арене, у нас нет. Мы почти проиграли СНГ как культурно-правовой проект. Почему наши соседи пошли другим путем? Потому что модель, которую им предложили «западные партнеры» более привлекательная, чем наша. Они хотят жить «как в Европе»: в правовом государстве, в условиях демократии, с состязательным правосудием. Мы в своем «Доктрмоделе» обобщили передовой правовой опыт наших соседей,  но также и наших западных партнеров[16]. И, как думается, пошли дальше некоторых из них (институт общественных обвинитель, наделенных правом доказывания, «электронные доказательства»), а главное учли наш российский опыт и какие-никакие теоретические наработки. Что ж, даже если наши пути на данном этапе исторического развития разошлись, будем привыкать к «азиатской стороне» и «Доктрмодель» согреет нас мыслью о том, что мы тоже могли бы…

Вот те вызовы, на которые мы хотели ответить, таковы проблемы, которые мы решали.

Теперь – об уроках, полученных в ходе всей этой затеи. Вначале надо прямо сказать о разочарованиях, которые постигли меня. Если честно, то планы реализовались на 25%, не больше. Можно сказать и жестче –  нас замолчали, сделали вид, что ничего не происходит[17]. Задуманной всероссийской научной юридической революции не случилась. Что вместо этого: «буря в стакане воды? «Пластмассовый мир победил. Макет оказался сильней»?

Конечно, причину неуспеха надо искать в себе. Значит, плохо написали, значит, были не достаточно профессиональны и пр. Я вполне осознаю то, что наши тексты - неидеальны[18]. Но есть и другая неприятная реальность.

Затевалась интеллектуальная провокация, чтобы диагностировать болезнь науки и начать ее лечение. А оказалось надо вызывать могильщиков. Пациент-то скорее мертв, чем жив. Так что речь идет не о диагностировании болезни, а об определении степени трупного окоченения, причины и времени смерти. И после непродолжительной гражданской панихиды – предать тело земле. Советская теория умерла в 1991 году вместе с философией марксизма-ленинизма, но остались трупоеды, которые размножились до невозможности и выдают продукты своей жизнедеятельности за науку. Удивительно: многим нравится  это  трупоедство! Не этим ли занимаются наши мэтры теории уголовно-процессуальных доказательств? Впрочем, я не вижу ни одной достойной персоны, ни одной заслуживающей внимания мысли относительно теории доказательств. С такими интеллектуальными лидерами как из академии СК РФ мы скорее воскресим советскую теорию уголовно-процессуальных доказательств. А заодно и весь советский репрессивный правовой механизм.

Подготовка конференции и ее результаты в полной мере позволили осознать мудрость, которую мне напомнил проф. М.П. Поляков: 1. Будь готов к тому, что твое дело никому не нужно. 2. Будь готов к тому, что твое дело окажется не нужно тебе самому.

Да, наше дело оказалось никому не нужно: ни коллегам-ученым, ни властям. Это ярко показала конференция. Но когда, спрашивается, у нас была принципиально иная ситуация? Когда реформы проводились по инициативе снизу, а не сверху? Когда поощрялась свободная научная мысль[19]? Да никогда такого не  было. Хотя сейчас, по ощущениям – менее всего в обществе и в научном сообществе есть запрос на перемены: общий тренд скорее консервативный, мягко говоря.

А мы вот, несколько заговорщиков  («горячие головы НШП»), игнорируем плохую правовую наследственность, неблагоприятный окружающий фон. Пусть не ко времени, невпопад, но мы собрались и придумали проект новой теории уголовно-судебных доказательств, который, как мы считаем, принесет пользу нашей науке и стране; доказали себе и другим, что юридическая мысль в России еще не умерла. Не стали дожидаться лучших времен, приказа начальника. Сами сделали то, что считали нужным и что смогли. По-моему весьма достойно. Все, кто были со мной в славные дни 20-21 мая в Нижнем Новгороде, подтверждают: было ощущение – «летим»! Правда, недолго и не высоко. «На ковре-вертолете - мимо радуги/ Мы летим, а вы ползете». Теперь ход за конкурентами – посмеемся, глядя на них с верху и «доставая небо головой».

На востоке говорят: ишака можно подвести к колодцу, но нельзя заставить его напиться воды. Это точно: нельзя принять идеи, которые противны твоей душе, всему тому, что вложено воспитанием, прежним опытом. Комментарии к «Доктрмоделю», изложенные в настоящей книге –тому подтверждение. Я выбрал наиболее яркие, характерные и злые. Они понравились мне – ценю своих врагов.

Неоднократные выступления перед аудиторией, широкой и узкой, личные общения с прекрасные людьми, которых я люблю – вернули меня к горькой реальности: меня не поняли. Но не заставили отказаться от попыток летать. Не смирюсь. Буду пытаться снова и снова, снедаемый недовольством: «I can't get no satisfaction/'Cause I try, and I try,/And I try, and I try. /I can't get no, I can't get no[20].

Немного о совсем малом - позитивном результате.

1. Новая теория уголовно-судебных доказательств теперь есть в России. Этим мы можем утешиться в ситуации, когда  все прочие деградируют. Мы лучшие.

2. Подтвердился факт существования нижегородской школы процессуалистов – настоящей школы, а не той клоунады, процветающей в заведениях МВД, которой кроме годового отчета «о развитии школы» нечего предъявить ни городу, ни миру. Теперь, полагаю, многие вопросы о научной состоятельности, как столичных «школ», так и отдельных представителей научного сообщества, сняты. Подготовка к конференции и участие в ней показали, кто есть ху в науке по специальности 12.00.09.

Так что, коллеги-конкуренты, побыстрее изучайте наш «Доктрмодель» и умнейте (разумеется, кто способен). А остальные – готовьтесь. Мы идем к вам – с экспортом нижегородской революции.

Вспомнился, кстати, один эпизод из античной истории. На закате эллинской цивилизации, когда традиционные ее центры – Спарта и Афины – пришли в упадок, на арену вышли «Семивратные Фивы». Два деятеля Эмпедокл и Пелопид, возглавив «священный отряд» фиванцев, стали ходить освободительными походами по всей Аттике: свергали тиранов, восстанавливали демократию и давали людям свободу. Так и мы будем «кошмарить»  идейных противников «Доктрмоделем». Везде – на публичных собраниях, на страницах печати каждый должен соизмерять свои попытки в теории судебных доказательств с нашим проектом. А корифеи отныне должны знать свое место в области «теории».

В заключение – слова благодарности.

Я благодарен тем женщинам и мужчинам, которые помогли мне довести проект «Новая теория уголовно-процессуальных доказательств» до уровня «Доктринальной модели» («Доктрмодель»), провести конференцию и пр. Спасибо моим друзьям – А. Босову, И. Дикареву, М. Позднякову, М. Шклярук, М. Никонову, Р. Зорину и другим, которые приехали и приняли роды «Новой теории уголовно-процессуальных доказательств».

Особо выделю профессора Н.Н. Ковтуна, моего старшего товарища, который как всегда внес неоценимый вклад в наше общее дело, а также коллег А.Е. Босова и М.А. Никонова, которые вычитали текст и внесли в него много ценных дополнений и исправлений. Все они, будучи людьми занятыми, нашли время и силы для работы над текстом, без них он не стал бы таким, какой он есть.

Благодарю РГНФ, МАСП и АЮР (Нижегородский филиал), руководство НА МВД РФ и НПА за финансовое и организационное обеспечение конференции.

Отдельная благодарность – председателю Нижегородского филиала Ассоциации юристов России, депутату Госдумы В.Е. Булавинову, начальнику Нижегородской академии МВД России А.Н. Коневу, заместителю начальника Нижегородской академии МВД России по науке М.П. Полякову и ректору Нижегородской правовой академии С.П. Гришину.

Авторы тешат себя надеждой, что их труд дойдет до сведения депутатского корпуса Федерального Законодательного Собрания и лично до члена Совета Федерации – д.ю.н., профессора А.И. Александрова, одного из ведущих идеологов уголовной политики[21].

12 июня 2015 года, Н. Новгород

 

 

 


[1] Вместо «Пояснительной записки к законопроекту».

[2] «Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права РФ» создана на грант РГНФ, Проект № 14-03-00048.

[3] См.: Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права РФ  [Электронный доступ] - URL: http://www.iuaj.net/node/1766

[4] Кстати, почему модель названа доктринальной? Почему не концептуальной или просто концепцией? Эти вопросы может задать ученый читатель. Ведь всё, что можно назвать доктринальным, относится к теории, а Модель эвентуально может быть реализована в конкретных законопроектах, т.е. она практикоориентирована. Все этот так. Задним умом понимаешь, что могло бы быть более удачное название: та же «Концептуальная модель». Но тогда от усталости и недостатка времени остановились на том, что предложил В.В. Терехин. Так что спасибо ему: лучше ужасный конец, чем ужас без конца. «Модельная модель», «Доктринальная доктрина» - будут нам еще тыкать в глаза разные умники тем, что это тавтология. Не название красит проект, а содержание. Неформальное и более симпатичное мне название «Доктрмодель» (именно так – в мужском роде) родилось спонтанно позднее в ходе неформального общения с Р. Зориным. Так что далее им я и буду обозначать документ «Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права РФ». В неологизме «Доктрмодель», как нельзя лучше отражается и самопальность, и отвязность, и озорство нашего предприятия.

[5] Изобретенный процессуалистами эвфемизм, призванный прикрывать неприглядную физиономию нашего уголовного процесса и убожество теории, его оправдывающей.

[6] Кстати, писать текст «Доктрмодель» лично мне было легко, поскольку сомнений по поводу содержанию не было, надо было только подобрать слова и составить фразы. Так что, примерно 50 часов он занял у меня. Оказывается, написать Кодекс не так-то и трудно.

[7] Наибольшую поддержку наш проект получил от киргизских, таджикских, казахстанских коллег.

[8] Благодаря главным образом моим усилиям, остальных концессионеров я не ставил в известность об этом, и потому беру ответственность на себя.

[9] Вроде законопроекта «об объективной истине», с которым в третий раз штурмует Федеральное Законодательное собрание депутат ГосДумы Полозков и стоящий за ним Следственный комитет РФ.

См.: Законопроект № 440058-6 «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением института установления объективной истины по уголовному делу» [Электронный доступ] - URL: http: //asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/(Spravka)?OpenAgent&RN=440058-6&02

[10] В области защиты – то же. Но данная тема – не наш профиль, как профессиональных обвинителей, полицейских. Пусть другие ее развивают.

[11] Истина – это результат внутреннего убеждения судьи, сформировавшегося под влиянием аргументов сторон.

[12] Когерентность означает, что мера истинности высказывания определяется его ролью и местом в некоторой концептуальной системе: когерентность приговора определяется теорией доказательств, заложенной в Кодекс, в уголовно-процессуальное право.

[13] В кодексе не должно быть нормативных определений идеологических понятий.

[14] Эту тему мы развили  в «Доктрмоделе» через свойство доказательства и стандарт допустимости.

[15] Говорю это как автор книжки, которая вызвала кое-какой интерес у  зарубежных коллег.

См.: Александров А.С., Перехресний допит у суді: Навч.-практ. посібник [Текст] / А.С. Александров, С.П. Гришін, Я.П. Зейкан  К.: Алерта, 2014, Александров О.С., Перехресний допит у суді: навч.-практ. Посіб. – 2-ге видання, переробл. i доповн. / А.С. Александров, С.П. Гришін, Я.П. Зейкан  -  К.: Алерта, 2015.

[16] Будучи постмодернистским проектом, текст «Доктрмоделя» сделан в технике пастиша – это «расковыченная цитата»; набор цитат из КПК Грузии, Украины, Молдовы, Казахстана, Латвии, Литвы, Эстонии, а также ФРГ, а также некоторых других стран, переваренных, переосмысленных, но и первозданных. Особо отмечу КПК Грузии – песня, а не Кодекс.

[17] Особенно неприятно поразило молчание коллег - процессуалистов и полицейских - из Омска, Волгограда. Считаю, что побоялись.

[18] Мы признаем это. Боги и их дела - не идеальны.

[19] Российский гуманитарный научный фонд поддержал меня и это признак того, что ситуация меняется.

[20] (I Can't Get No) Satisfaction. The Rolling Stones

[21] Я помню его слова о том, что «законодатели в долгу перед наукой», сказанные в 19 ноября 2014 г. в Санкт-Петербургском университете. Пора платить долги.