Султанов Айдар Рустэмович, начальник юридического управления ПАО «Нижнекамскнефтехим», член Ассоциации по улучшению жизни и образования. Опубликовано в Вестник гражданского процесса №6.2017. С.225-246.

 

Кому можно заявить встречный иск
или толкование ограничивающие средства защиты

 

«Каждая юридическая норма не есть явление непосредственно вызванное потребность, но явление, вызванное потребностью при содействии мышления человека».

С.А. Муромцев

 

О силе толкований кассационных инстанций

Иногда практика порождает крайне удивительные толкования закона. Причем такие толкования, которые находятся в противоречии с доктриной и логикой, в тоже время, порождение  их вышестоящей инстанцией, делает их обязательными для нижестоящих судов.

В таком случае это может быть большой проблемой, еще в 19 веке проф. Г.Ф. Шершеневич, писал: «Судебная практика рабски ловит каждое замечание кассационного департамента, старается согласовать свою деятельность со взглядом сената. Эта масса решений, нарастающая с каждым годом все крепче и крепче, опутывает наш суд, который, как лев, запутавшийся в сетях, бессильно подчиняется своей участи, отказывается от борьбы и живет разумом высшей судебной инстанции… Борьба перед судом ведется не силой логики, не знанием соотношения конструкции института и системы права, не искусством тонкого  толкования, а исключительно ссылкой на кассационные решения…»[1].

Теперь у нас две кассации и толкование каждой кассации может создавать проблемы, поскольку преодолеть такое толкование в нижестоящем суде доводами, основанными на системном и доктринальном толковании, становится очень сложным.   

Можно также вспомнить слова Дж. Свифта, которые на наш взгляд, предостерегают нас от создания системы, которая воспроизводила бы судебные ошибки, возводя их в ранг права: «В этом судейском сословии установилось правило, что все однажды совершенное может быть законным образом совершено вновь; на этом основании судьи с великою заботливостью сохраняют все старые решения, попирающие справедливость и здравый человеческий смысл. Эти решения известны у них под именем прецедентов; на них ссылаются как на авторитет, для оправдания самых несправедливых мнений, и судьи никогда не упускают случая руководствоваться этими прецедентами»[2].

Мы никоим образом не выступаем против того, что прецеденты могут быть полезны, поскольку они рождаются в поисках справедливости, но мы не хотели бы, чтобы ошибочное судебное решение, ведущее к тиражированию несправедливости, могло бы быть расценено в качестве прецедента.

Как отмечает Б. Кардозо, правила и начала прецедентного права никогда не рассматривались, как истина в последней инстанции, но всегда были рабочими гипотезами, постоянно перепроверяемыми в этих огромных лабораториях права – судах. Каждое новое дело – эксперимент; и если ранее принятое правило, представляющееся применимым, дает результат, который кажется несправедливым, правило пересматривается[3].

Наше процессуальное законодательство не предусматривает в качестве прецедентов решения кассационных инстанций. В ст. 170 АПК РФ законодатель допустил лишь возможность ссылаться в мотивировочной части решения на постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации и сохранившие силу постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации по вопросам судебной практики, а также на постановления Президиума Верховного Суда Российской Федерации и сохранившие силу постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. Более того, Россия убедила ЕСПЧ в том, что обе кассации в гражданском процессе являются ординарными инстанциями, что нашло отражение в Решении ЕСПЧ от 4 июня 2015 по делу Абрамян и другие против России (жалобы № 38951/13 и № 59611/13)[4].

Соответственно, можно утверждать, что любая ссылка в решении на судебный акт кассационной инстанции является незаконной. Однако, писать об этом в жалобе будет несколько легкомысленно, поскольку субъектом, кому будет направлена жалоба будет либо апелляционная инстанция, которая также ориентируется на судебные акты кассационной инстанции, либо сама кассационная инстанция.

Таким образом, оспаривание толкования суда кассационной инстанции может стать делом весьма неблагодарным, но отстаивать справедливость порой кажется также делом бесполезным, в тоже время, без надежды на справедливость, без веры в победу правды любые действия обречены на неудачу.

 Спорное толкование об условиях подачи встречного иска

Полагаем общеизвестным, что встречный иск представляет собой средство защиты права ответчика, предъявленное через суд в качестве требования истцу для совместного рассмотрения с первоначальным иском[5]. Процессуалисты также определяют правовую природу встречного иска, как разновидности соединения исков (требований)[6], такой подход полностью соответствует всем доктринальным подходам о встречном иске[7].

Понимая, что институт встречного иска направлен на соблюдение баланса процессуальных прав истца и ответчика[8], мы всегда полагали, что необоснованный возврат встречного иска является грубым процессуальным нарушением[9].

Возможно, поэтому для нас было крайне удивительно увидеть определение суда первой инстанции о возврате встречного иска.

Для более полного понимания кратко изложим суть дела Истец, Центральный банк Российской Федерации, обратился с иском к ответчикам: ПАО "Татфондбанк" , г. Казань, ПАО "Нижнекамскнефтехим", г.  Нижнекамск, ООО "Новая Нефтехимия", г. Казань, о признании недействительным соглашения о переводе долга и перемене лица в кредитном договоре между первым и вторым ответчиком от 18.07.2016 и о применении последствий недействительности сделки. Право на иск Центральным Банком России было основано на том, что в сентябре 2016 им был дан кредит ПАО «Татфондбанк» с обеспечением в виде залога права требования по кредитному договору от 18.07.2016. В частности иск основывался на том, что Истец не знал о соглашении о переводе долга от 18.07.2016 и утверждении, что это незнание делает недействительным соглашение от 18.07.2016, поскольку существование этого соглашения противоречит критериям при которых Центральный Банк мог брать в залог право требования[10].

На первый взгляд, дело очень простое, поскольку очевидно, что истец немного попутал причинно-следственные связи, однако процесс был осложнен тем, что первый ответчик находился в стадии банкротства и его интересы представляли в суде сотрудники  Агентства по страхованию вкладов (АСВ), которые исковые заявления признавали в полном объеме. То есть, нужно было защищаться от «сговора» истца с первым ответчиком.

Исходя из этого ПАО «Нижнекамснефтехим» подал встречный иск  о признании недействительной сделки по передаче в залог Центральному банку Российской Федерации (прав требования ПАО «Татфондбанк» к ПАО «Нижнекамскнефтехим» по кредитному договору от 18.07.2016. Подача такого иска, на наш взгляд, была более эффективным средством защиты нежели просто возражением, основанным на недействительности. Удовлетворение встречного иска вело к отказу в удовлетворении иска первоначального истца.

Однако, суд вернул встречный иск, мотивировав возврат следующим образом: «анализ положений ч.1 ст. 132 АПК РФ показывает, что институт встречного иска изначально рассчитан лишь на те случаи, когда требования предъявляются исключительно к первоначальному истцу, т.е. правом предъявления встречного иска ПАО «Нижнекамскнефтехим», как ответчик по первоначальному иску, обладает только лишь к истцу по первоначальному иску, 2 А65-3901/2017 а именно к Центральному банку Российской Федерации (Банку России). Каких-либо исключений из данного правила нормы ч. 1ст. 132 АПК РФ не допускают. В тоже время, в предъявляемом встречном иске, ответчик ПАО «Нижнекамскнефтехим» оспаривает сделку по передаче в залог прав требования, сторонами которой являются как истец по первоначальному иску Центральный банк Российской Федерации (Банк России), так и ответчик по первоначальному иску ПАО «Татфондбанк», т.е. помимо истца по первоначальному иску, встречные требования предъявляются также и к лицу, имеющему иной процессуальный статус, а именно статус ответчика. Вместе с тем, предъявление иска к двум ответчикам в форме встречного иска в данном споре невозможно... Отказ в принятии встречного иска не препятствует ответчику реализовать свое право на судебную защиту посредством предъявления самостоятельного иска к обеим сторонам оспариваемой сделки. Гарантированное статьей 46 Конституции Российской Федерации право ответчика на судебную защиту отказом в принятии встречного иска не ограничено. В данном случае ответчик по первоначальному иску (ПАО «Нижнекамснефтехим») вправе предъявить самостоятельный иск к двум другим сторонам. Выводы суда прямо согласуются с правовой позицией Арбитражного суда Поволжского округа, изложенной в постановлении Ф06-723/2015 от 30.10.2015 года по делу № А65-408/2015».

Таким образом, право на защиту оказалось ограниченным судебным толкованием о том, что право на подачу встречного иска существует только, когда предметом встречного иска является требование, которое может быть предъявлено только первоначальному истцу. Согласно данного толкования встречный иск о признании сделки недействительной можно подать только, когда стороной сделки являются истец и ответчик, а не когда стороной сделки является также кроме первоначального истца, другое лицо.

К сожалению, в одном из комментариев к АПК РФ[11] мы нашли суждение о недопустимости подачи встречного иска, когда «помимо истца по первоначальному иску стороной в сделке (договоре) выступает также и субъект, имеющий иной процессуальный статус либо вообще не являющийся лицом, участвующим в деле…», однако автор комментария все же полагает уместным совместное рассмотрение исков, но полагает, что для этого  ответчику по первоначальному иску предъявить "обычный" (т.е. "невстречный") иск к обеим сторонам по сделке (договору), а затем ходатайствовать перед арбитражным судом об объединении дел в одно производство (ч. 2.1 ст. 130 АПК)»[12].

Продолжив, исследования мы обнаружили также статью корифея гражданского процесса В.В. Яркова, в которой, комментируя Определение СК по гражданским делам Верховного Суда РФ от 17 января 2017 г. N 36-КГ16-26[13] ( на наш взгляд, дело рассмотренное Верховным Судом РФ, являлось наглядным примером манипуляции с подсудностью[14])  не только воспроизвел этот подход со ссылкой также на другие комментарии к ГПК РФ,  но и указал, что «привлечение в качестве соответчика по встречному иску лица, не являвшегося первоначальным истцом, грубо нарушает принцип диспозитивности и означает вовлечение в процесс участника, который не был истцом по делу, инициировавшим гражданский процесс, т.е. имеет место привлечение в процесс лица вопреки его воле, что прямо противоречит ст. 3 и 4 ГПК РФ».

Соответственно, наша задача несколько осложнилась с оспаривания толкования судебной практикой положений о подаче встречного иска до выяснения того, а как же правильно строить защиту, когда возражения против иска основаны на недействительности сделки заключенной между истцом и другим лицом?

Аргументы в пользу защиты путем подачи встречного иска

Прежде всего, полагаем необходимым отметить, что в ст. 132 АПК РФ нет ограничения на подачу встречного иска, когда ответчиком по встречному иску является только первоначальный истец. Такое ограничение могло быть выражено фразой «только» или иным указанием на ограничение права.

Мы полагаем, что требования Конституции РФ о возможности ограничения прав и свобод только федеральным законом предполагают, чтобы это ограничение было явно выражено в законе ( ст. 55 Конституции РФ).  

Конституционный Суд РФ разъяснял, что «положения Закона, касающиеся возможных ограничений прав и свобод, должны быть ясны и определенны…. Установленные ограничения должны быть четки и понятны любому гражданину и должностному лицу. Норма должна не допускать произвольного толкования, ясно устанавливать пределы ограничений и степень усмотрения исполнительных органов. В противном случае нарушается принцип верховенства закона  (статьи 76, 90, часть 3, 115, часть 3, Конституции Российской Федерации)»[15].

В отсутствие такого явно выраженного ограничения права не могут быть ограничены судебным толкованием.

Как мы уже говорили в тексте ст. 132 АПК РФ нет никакого запрета, ни явно выраженного ограничения на подачу встречного иска не только первоначальному истцу. Мог ли быть установлен запрет не через ограничение, а через дозволение? Конечно же, но для этого все равно нужно было указание законодателя на дозволение предъявление встречного иска только первоначальному истцу, такого дозволения в тексте нормы нет. Как отмечают, теоретики права – «в отношениях, где адресатами дозволительных норм являются граждане, общие дозволения могут быть конкретизированы лишь в плане расширения их прав»[16].

Попытка через толкование ч. 1 ст. 132 АПК РФ ограничить возможность существования во встречном иске института процессуального соучастия могла бы иметь право на существование если бы в ст. 132 АПК РФ все же было предусмотрено исключение из общего правила.  Однако,  наоборот, в ч. 2 ст. 132 АПК РФ закреплено, что предъявление встречного иска осуществляется по общим правилам предъявления исков, без каких-либо исключений ( такое же правило установлено и в ст. 137 ГПК РФ). Соответственно, положения ст. 46 АПК РФ (если идет речь о судах общей юрисдикции, то ст. 40 ГПК РФ), предусматривающей возможность предъявления иска к нескольким ответчикам применимы также и при подаче встречного иска.

Полагаем, что отсутствие в процессуальных нормах ограничения применения общих норм должно опровергнуть ограничение права на подачу встречного иска не только к первоначальному истцу.

В тоже время, как справедливо заметил наш коллега Э.А. Гатауллин - суды в собственных интересах применяют два правила: «АПК это не предусмотрено» и «АПК это не противоречит». Им был предложен следующий подход, который, на наш взгляд, может быть хорошим подспорьем: «…положения закона, регламентирующие властную деятельность судьи, могут быть истолкованы только ограничительно, но никак не расширительно. Принцип, провозглашенный в ст. 2 Конституции РФ, и правило, закрепленное в ее же ст. 18, служат достаточным обоснованием того, что нормы АПК РФ, регулирующие деятельность участника процесса, могут и должны быть истолкованы только расширительно. При этом надлежит использовать правило ч. 3 ст. 17 Конституции РФ – в части недопущения нарушения прав других участников процесса»[17]. Хотя, данные предложения и были сделаны на примере АПК РФ, нет оснований не применять их при возникновении проблем при применении положений ГПК РФ[18]. Данный подход вполне  мог быть применен в Определении СК по гражданским делам Верховного Суда РФ от 17 января 2017 г. N 36-КГ16-26. В этом деле со всей очевидностью лица, иницировавшие судебное разбирательство по встречному иску, имели цель обойти обязательность уже вступивших в законную силу судебных решений арбитражных судов, злоупотребление же правом в виде искусственного изменения и подсудности и подведомственности спора (нарушив субъективное право на рассмотрение дела его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом[19]), было лишь средством. Это дело лишь недобросовестная попытка обойти положения процессуальных кодексов о недопустимости повторного рассмотрения спора при наличии вступившего в законную силу судебного акта арбитражного суда, суда общей юрисдикции или компетентного суда иностранного государства. В странах общего права такой запрет известен как принцип estoppel by res judicata. Некоторые ученые относят его к общим принципам права[20]. Доктрина res judicata запрещает повторное разбирательство по одному и тому же требованию или вопросу между теми же сторонами[21]. В ее основании лежат следующие максимы: nemo debet bis vexari pro una et eadem causa («ни к кому нельзя предъявлять претензии дважды по одному вопросу»)  interest res publicae ut finis litium sit («публичный интерес требует, чтобы судебные споры имели конец»)[22].

Полагаем, что для того, чтобы найти решение проблемы данного дела было вполне достаточно обнаружить настоящую цель, а не пытаться ограничить право на подачу встречного иска, путем ограничительного толкования.

Ограничительное толкование права на подачу встречного иска нарушает справедливый баланс процессуальных прав истца и ответчика. Требование справедливости судебного разбирательства, защищаемое ст. 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, может быть реализовано только при условии, что стороны имели равные процессуальные возможности.  Принцип «равенства оружия»[23]  («equality of arms»[24]) - составной элемент более емкого понятия справедливого судебного разбирательства - требует, чтобы каждой из сторон была предоставлена разумная возможность представить свое дело в таких условиях, которые не ставят ее в существенно менее благоприятное положение по сравнению с оппонентом[25].

Поскольку в соответствии с российским правом и судебной практикой некоторые возражения (встречные требования) могут быть заявлены исключительно в форме встречного иска (например, требование ответчика о признании оспоримой сделки недействительной), то лишение возможности заявить встречный иск при том, что истец основывает свой законный интерес на сделке совершенной с лицом, не являющимся ответчиком по первоначальному иску, является серьезным поражением в правах и нарушением принципа «равенства оружия».

Судебная практика, следуя разъяснениям ВАС РФ[26], подталкивала ответчиков предъявлять именно встречные (а не самостоятельные) иски в случаях, когда требования ответчика направлены к признанию договора незаключенным (недействительным), к применению последствий недействительности сделки либо к изменению или расторжению договора. Мы могли отметить, что это определенное движение к институту «принудительного встречного иска», заложенный в доктрине estoppel by res judicata, который лишает сторону права ссылаться в последующем на обстоятельства, не заявленные ею во встречном иске[27].

В Постановлении Пленума ВАС РФ №57 от 23.07.2009 было высказана идея, что именно посредством предъявления встречного иска может быть обеспечена эффективная судебная защита нарушенных прав.

На наш взгляд, ключевым в этой идее является акцент на эффективности судебной защиты. Судебная защита должна быть эффективной, обеспечивающей реальную защиту нарушенных прав и законных интересов, а не видимость их защиты. 

Как отмечал Конституционный Суд РФ, «право на судебную защиту предполагает конкретные гарантии эффективного восстановления в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости… Право на судебную защиту относится к основным неотчуждаемым правам и свободам и одновременно выступает гарантией всех других прав и свобод, в силу статьи 56 (часть 3) Конституции Российской Федерации оно не может быть ограничено ни при каких обстоятельствах…»[28].

Эта цитата из Постановления Конституционного Суда РФ по делу, где также ставился вопрос об эффективности средств защиты. Правовая ситуация, легшая в основание для обращения в Конституционный Суд РФ, достаточно проста: в ходе «корпоративной войны» некими лицами было инициировано обращение в Замоскворецкий суд города Москвы ( с нарушением подсудности, и прочими злоупотреблениями) с целью преодолеть законную силу судебного решения, вынесенного Нижнекамским городским судом, без привлечения всех заинтересованных лиц и имитацией уведомления налоговых органов. Данный суд легко признал почти десяток решения и действия налоговых органов, касающиеся государственной регистрации изменений и постановки на налоговый учет коммандитного товарищества "Нижнекамскнефтехим и компания", признал незаконными, а также в решении от 30 августа 2004 года указал, что учредительный договор, подписанный в новой редакции Нижнекамскнефтехимом является недействительным, при этом Нижнекамскнефтехим к рассмотрению дела не привлекался.

В праве обжалования этого акта нам суд отказал, сославшись, что подача кассационной жалобы лицом, не привлеченным к рассмотрению дела, не предусмотрено ГПК РФ и что наше право на судебную защиту не нарушено, поскольку у нас будет право обратиться с надзорной жалобой или с самостоятельным иском. Мы вынуждены были обратиться за защитой своих прав в Конституционный Суд РФ.

Наш подход о необходимости обеспечения эффективности судебной защиты был поддержан и развит Конституционным Судом РФ, который отметил, что «пересмотр не вступивших в законную силу актов суда был наиболее эффективным и быстрым, а потому - основным и важнейшим способом обеспечения правосудности судебных решений, используемым для защиты субъективных прав лиц, нарушенных или не защищенных судебной властью, с тем чтобы - исходя из принципа справедливости - гарантировать закрепленное Конституцией Российской Федерации право на судебную защиту, в том числе от незаконных или необоснованных актов судебной власти»[29].

Конституционный Суд РФ также в своем Постановлении №1-П от 20.02.2006. обратил внимание на положения ст. 13 Европейской Конвенции: «Европейский Суд по правам человека, который неоднократно указывал на то, что данная статья гарантирует доступность на национальном уровне средств правовой защиты для осуществления материальных прав и свобод, установленных Конвенцией, независимо от того, в какой форме они обеспечиваются в национальной правовой системе; средства правовой защиты должны быть "эффективными" в том смысле, что они должны предотвращать предполагаемое нарушение или его прекращать, равно как и предоставлять адекватную компенсацию за уже произошедшее нарушение (Постановления от 26 октября 2000 года по делу "Кудла (Kudla) против Польши", от 30 ноября 2004 года по делу "Кляхин (Klyakhin) против Российской Федерации" и др.)».

Именно довод о необходимости предоставления эффективных средств защиты лег в основание данного Постановления Конституционного Суда РФ: «…отсутствие у лиц, не привлеченных к участию в деле, вопрос о правах и обязанностях которых разрешен судом первой инстанции, соответствующих процессуальных возможностей существенно снижало бы уровень реализации ими конституционного права на судебную защиту, противоречило бы конституционным целям гражданского судопроизводства, а потому не позволило бы рассматривать судебную процедуру в качестве эффективного средства правовой защиты».

Вооружившись правовыми позициями Конституционного Суда РФ и ЕСПЧ рассмотрим теперь ситуацию со встречными исками, заявленными не только к первоначальным истцам.

Как мы указывали в начале статьи позиция о недопустимости подачи встречного иска не только к первоначальному истцу была сформулирована в Постановлении Арбитражного суда Поволжского округа Ф06-723/2015 от 30.10.2015 года по делу № А65-408/2015. Нас заинтересовала судьба данного дела и мы обнаружили, что суд первой инстанции в соответствии с волей кассационной инстанции, выделил спор о признании сделки недействительной в отдельное дело. В тоже время, первоначальное дело было приостановлено, поскольку удовлетворение выделенного иска о признании сделки недействительной вело бы к отказу в удовлетворении первоначального иска[30]. Таким образом, рассмотрение первоначального дела было отброшено более чем на полгода. За это время выросли проценты за пользование денежными средствами и сумма иска была увеличена, таковы были плоды отсроченного правосудия и «процессуальной чистоты» в представлении кассационной инстанции.

Насколько это соответствует требованиям быстрого и эффективного разрешения споров? Конечно же, никто от этого не выиграл. Выше мы указали, что лица, участвующие в деле, получили «отсроченное правосудие»[31], –  стороны дольше находились в состоянии правовой неопределенности. Тот, кому были должны, был лишен возможности получить своевременно истребуемое, а у должника выросли обязательства по процентам, увеличилась нагрузка на судебную систему, вместо одного дела стало два, по каждому из которых отдельная процедура обжалования.  Насколько такие последствия мог предвидеть суд кассационной инстанции? Безусловно, наличие таких последствий было на поверхности и не нужно было много размышлений, чтобы предвидеть, что рассмотрение правового конфликта затянется.

Возможно, кто-то видит такие последствия издержками соблюдения процессуальной формы, некого правового пуризма, мы же полагаем, что это все же просто последствия ограничительного толкования, без учета целей создания института встречного иска.

 Как справедливо отмечает Н.И. Клейн - «соединение в одном процессе производства по первоначальному и встречному иску дает и процессуальную экономию, содействуя рассмотрению споров с возможно меньшими затратами участниками процесса сил, средств и времени. Одновременное рассмотрение исков предупреждает возможность вынесения противоречащих друг другу решений, позволяет суду и арбитражу полнее, глубже и правильнее выяснить действительные взаимоотношения сторон»[32].  В начале ХХ века Е.В. Васьковский обращал внимание на то, что при концентрации процессуального материала в уме судьи сама собой, автоматически возникает целостная, живая картина дела[33].

Использованием института встречного иска достигаются самые разные цели. Во-первых, обеспечивается концентрация в рамках одного арбитражного дела нескольких встречных требований, что в целом явление положительное, поскольку исключает дробление правового конфликта. Во-вторых, совместное рассмотрение встречного и первоначального исков исключает вынесение противоречивых решений. В-третьих, сам по себе институт встречного иска обеспечивает справедливый баланс процессуальных прав истца и ответчика[34].

Когда процессуалисты, выступая против недопустимости принятия встречного иска, когда помимо истца по первоначальному иску стороной в сделке (договоре) выступает также и субъект, имеющий иной процессуальный статус, и  предлагающим для совместного рассмотрения обоих исков, предъявить ответчику по первоначальному иску "обычный" (т.е. "невстречный") иск к обеим сторонам по сделке (договору), а затем ходатайствовать перед арбитражным судом об объединении дел в одно производство (ч. 2.1 ст. 130 АПК[35])», по всей видимости, забывают, что встречный иск это разновидность соединения исков.

Возможно, такой подход основан на том, что для соединения исков не важен субъектный состав, поскольку о субъектном составе нет никакого упоминания в ст. 130 АПК РФ. Однако, в ч. 5 ст. 132 АПК РФ также нет никакого упоминания о субъектном составе соединяемых дел арбитражным судом,  по собственной инициативе или по ходатайству лица, участвующего в деле, в одно производство для их совместного рассмотрения, отвечающим  условиям первоначального и встречного исков ( ч. 5 ст. 132 АПК РФ). Надо отметить, что в ГПК РФ норм аналогичных ч. 2.1 ст. 130 АПК и ч. 5 ст. 132 АПК РФ нет, что позволяет сделать вывод, что законодатель, учитывая более сложные правоотношения участников экономических споров, счел необходимым создать условия для разрешения конфликтных отношений путем концентрации конфликтного материала в одном процессе.

Именно практика арбитражных судов выявила необходимость для того, чтобы конфликт не дробился на большое количество процессов, порой сопровождавшееся противоречащими друг другу судебными актами. Это особенно ярко проявилось в эпоху «корпоративных войн» и «рейдерских захватов», где конкуренция судебных актов была обычным делом. В ходе таких споров стороны дабы избежать преюдиции выстраивали схему защиты или атаки путем исков с изменением субъектного состава. Собственно говоря, положения ч. 2.1 ст. 130 и ч. 5 ст. 132 АПК РФ появились в связи с обширнейшим изменением в АПК РФ, включавшим в себя новое регулирование корпоративных споров (Федеральный закон от 19 июля 2009 г. N 205-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации").

Однако, вернемся к толкованию ст. 132 АПК РФ, которая, конечно же, должна рассматриваться в системном единстве с положениями ст.  46, ч. 2.1 ст. 130 и ч. 5 ст. 132 АПК РФ. Конечно же, системное толкование ст. 132 АПК РФ с указанными нормами не дает оснований для вывода о том, что защита путем подачи встречного иска возможна лишь в том случае, когда стороной встречного иска может быть только первоначальный истец.

Напомним, в нашем случае, мы вынуждены были защищаться одновременно от истца и первого ответчика, признававшего иск (не можем не отметить, что первый ответчик в другом деле сам выступил истцом по оспариванию тех же сделок, что подтверждает совпадение интересов истца и первого ответчика). В такой ситуации, когда интересы истца и первого ответчика совпали, говорить о том, что второй ответчик нарушает интересы первого ответчика, заявляя его в качестве ответчика по встречному иску было бы, на наш взгляд, неуместным. Ограничивать второго ответчика в данной ситуации на подачу встречного иска означало бы оставить его без одного из эффективнейших средств защиты. Какое уж тут «равенство оружия»…  Если же встречный иск заявлен о признании оспоримой сделки недействительной и он возвращен, то ответчик фактически лишен возможности выдвигать возражение против иска, основывая его на недействительности сделки по признаку оспоримости. 

В п. 71 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" разъяснено, что «Отказ в иске на том основании, что требование истца основано на оспоримой сделке, возможен только при одновременном удовлетворении встречного иска ответчика о признании такой сделки недействительной или наличии вступившего в законную силу решения суда по другому делу, которым такая сделка признана недействительной».

Учитывая, что в настоящий момент большинство противозаконных сделок ( недействительных в силу ст. 168 ГК РФ) являются оспоримыми и что порой грань между оспоримостью и ничтожностью сделок зависит лишь от того удалось ли доказать, что сделка посягает на публичные интересы либо права и охраняемые законом интересы третьих лиц, ограничение возможности заявить встречный иск серьезнейшее поражение процессуальных прав ответчика. Такое поражение прав не всегда может компенсироваться возможностью самостоятельного иска, поскольку можно оказаться в положении, когда уже «догнать» первый иск и предотвратить негативные последствия удовлетворения первоначального иска уже будет невозможно. Можно запросто попасть ситуацию, когда уже поворот исполнения судебного акта уже невозможен. На наш взгляд, это не соответствует определению эффективной судебной защиты, правосудие должно защищать «реальные права», а не «иллюзорные». Должно их реально защищать, а не создавать видимость их защиты. Оказать в принятии встречного иска ссылкой на возможность подачи самостоятельного иска в ряде случаев приведет к невозможности защитить право и все судебные процедуры окажутся пустой формальностью – видимостью защиты, а не реальной ее защитой, поскольку не приведут к реальной защите нарушенных прав, свобод и законных интересов. Однако, ст. 45 и 46 Конституции РФ направлены именно на эффективную защиту прав, свобод и законных интересов, другой подход просто неконституционен.

Надо отметить, что Высший Арбитражный Суд РФ никогда не был сторонником ограничительного толкования ст. 132 АПК РФ и ограничения возможности подачи встречного иска в связи субъектным составом. В комментарии к АПК РФ под ред. Т. К. Андреевой заместителя Председателя ВАС РФ содержится лишь упоминание, что «принятие встречного иска может иметь значение для определения круга лиц, участвующих в деле: в частности повлечь необходимость привлечения соответчика ( см например, Постановление Президиума ВАС РФ от 16.11.2004 №3141/04)[36].

Судебная практика арбитражных судов всегда исходила, что если после принятия встречного иска возникла необходимость привлечь соответчика по встречному иску, то такое привлечение осуществляется в порядке предусмотренном ч. 5 и ч. 6 ст. 46 АПК РФ. Согласно данных норм: «При невозможности рассмотрения дела без участия другого лица в качестве ответчика арбитражный суд первой инстанции привлекает его к участию в деле как соответчика по ходатайству сторон или с согласия истца, а в случае, если федеральным законом предусмотрено обязательное участие в деле другого лица в качестве ответчика, а также по делам, вытекающим из административных и иных публичных правоотношений, арбитражный суд первой инстанции по своей инициативе привлекает его к участию в деле в качестве соответчика».

Применение данных норм при принятии встречного иска и привлечение соответчика обычная практика[37], которая не отрицается и Судебной коллегией по экономическим спорам Верховного Суда РФ[38]. 

Современные сторонники невозможности подачи встречного иска другим соответчикам - ООО "ИКЕА МОС (Торговля и Недвижимость)"( об этом можно делать вывод из Определения СК по гражданским делам Верховного Суда РФ от 17 января 2017 г. N 36-КГ16-26) ранее при рассмотрении дел в арбитражных судах также полагали возможным привлечение соответчиков по встречному иску и давали на это согласие  (см. Определение ВАС РФ от 20 сентября 2011 г. N ВАС-11736/11).

Против такой практики мы не нашли никаких возражений у ученых процессуалистов. Такая практика основана на том, что при принятии встречного иска и его рассмотрении применимы общие положения АПК РФ и, в частности, ст. 46 АПК РФ. Если допустима такая практика, то почему должен существовать подход о том, что во встречном иске нельзя сразу же указать соответчика?

Быть может надо заявлять встречный иск только к первоначальному истцу, а затем просить привлечь в качестве соответчика другое лицо? Вполне возможно и такое построение процессуальной формы, только она достаточно громоздкая и не способствует быстрому рассмотрению дела и самое главное насколько такой подход целесообразен? Мы всегда полагали, что положения ч. 5 и 6 ст. АПК РФ направлены на исправление ошибки совершенной истцом при подаче иске, а не способ обычного способа ведения процесса. Конечно же, это ничем не обоснованное усложнение процесса.

Иногда разрешая те или иные актуальные процессуальные вопросы мы находили ответы в трудах ученых, написанных уже давно. Соответственно, и в данной ситуации мы обратились к классике гражданского процесса и обнаружили, что рассматриваемая проблема достаточно подробно рассмотрена в книге Н.И. Клейн «Встречный иск в суде и арбитраже»[39].

Причем данному вопросу  был посвящен целый раздел книги, названный «присоединение к процессу посторонних лиц при предъявлении встречного иска»

По мнению Н. И. Клейн  вступление в процесс нового лица в качестве истца с новым требованием или предъявление встречного требования к лицу, ранее никаких требований не предъявлявшему, не противоречит общим положениям судебного процесса, вступление новых лиц в процесс в качестве сторон при предъявлении встречного иска отвечает как интересам ответчика и этих лиц, так и интересам правосудия[40].

Обобщение судебной практики, осуществленное Н.И. Клейн, показывает, что суды допускали присоединение к процессу при предъявлении встречного иска лиц, ранее не участвовавших в рассмотрении спора…

Она также обращает внимание на то, что «если по характеру материально-правовых отношений соучастие на стороне ответчика или истца необходимо, то отсутствие у ответчика права предъявить встречный иск к истцу и к лицу, ранее в деле не участвовавшему, или предъявить встречный иск совместно с лицом, не участвовавшим в процессе, по существу лишает ответчика возможности вообще воспользоваться встречным иском. Кроме того, запрещение привлечь в процесс при предъявлении встречного иска посторонних лиц нарушает их права и интересы, если встречный иск будет принят к рассмотрению».

Из этого она делает вывод, что если предъявление встречного иска совместно ответчиком и иным лицом, не участвующим в процессе, или предъявление встречного иска к первоначальному истцу и постороннему лицу основано на материальном правоотношении сторон, при котором соучастие необходимо, суд обязан присоединить этих лиц к процессу.

Относительно процессуального положения посторонних лиц, привлекаемых в качестве ответчиков по встречному иску, она отмечает, что «они также не являются ответчиками по встречному иску, так как ранее в процессе не участвовали и никаких требований не предъявляли. Встречный иск по отношению к ним является первоначальным, а не встречным»[41].

Таким образом, ранее сформированная доктрина вполне допускала присоединение к процессу посторонних лиц при предъявлении встречного иска. Изменилось ли, что-нибудь, что служило бы основанием для изменения данного подхода?

Таких изменений мы не нашли, более того, полагаем, что положения ч. 2.1 ст. 130 АПК и ч. 5 ст. 132 АПК РФ, появившиеся в 2009 году, наоборот подчеркивают правильность подходов Н.И. Клейн.

Если обратиться к иностранным правовым порядкам, то можно обнаружить, что «Нормы гражданского процесса США, устанавливающие порядок рассмотрения гражданских дел по групповым искам, содержат несколько способов возможной защиты ответчика: письменные объяснения или возражения; встречный иск; иск к третьим лицам или соответчикам (перекрестный иск)…»[42]; возможность предъявления встречного иска как к истцу, так и к лицу, не участвующему в деле (ст. 27 «Встречный иск» Правил судопроизводства провинции Онтарио)[43]. В Гражданском процессуальном положении Германии, хотя и существуют ограничения для подачи встречных исков по некоторым категориям дел, но никаких ограничений по субъектному составу для подачи встречного иска мы не обнаружили[44]. Гражданское судопроизводство Англии допускает предъявление встречного иска, в том числе, и не первоначальному истцу[45]. В ГПК Франции мы также не нашли ограничений заявления встречных исков по субъектному составу[46].

Все это наводит на мысль, что быть может поставленный вопрос является не следствием доктринальной проблемы, а всего лишь продолжением порочной практики надуманных отказов в принятии встречных исков? Как отметил Д.А. Фурсов – «Суд часто принимает все меры к отказу в принятии встречного иска. В большинстве случаев мотивы выносимого судебного акта бывают надуманными. На этом основании судей упрекают в непрофессионализме, поскольку в данных условиях имеет место явная или скрытая форма отказа в правосудии»[47].

Полагаем, что привлечение новых лиц в процесс в качестве сторон при предъявлении встречного иска в полной мере соответствует общим положениям АПК РФ, в том числе, о процессуальном соучастии, отвечает целям встречного иска и соответствует как интересам ответчика и этих лиц, так и интересам правосудия. Это, безусловно, может вызвать определенное неудобство для судьи, но все судебные процедуры созданы, прежде всего, для человека, ищущего защиту своих прав и свобод, а не созданы с точки зрения удобства органа, отправляющего правосудие[48].

Конечно же, соблюдение процессуальных прав сторон в процессе и вынесение справедливых процессуальных решений будет поднимать доверие к суду, а также и поднимет авторитет властей и доверие к государству, как основному защитнику прав и свобод человека.

 

 

Султанов Айдар Рустэмович, начальник юридического управления ПАО «Нижнекамскнефтехим», член Ассоциации по улучшению жизни и образования

Опубликовано в Вестник гражданского процесса №6.2017. С.225-246

ã 2017 Султанов Айдар Рустэмович