Трубникова Т.В., ПРАВО НА СПРАВЕДЛИВОЕ СУДЕБНОЕ РАЗБИРАТЕЛЬСТВО В АКТАХ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

 

Трубникова Т.В., доцент кафедры уголовного процесса, прокурорского надзора и правоохранительной деятельности Томского государственного университета, кандидат юридических наук, доцент

ПРАВО НА СПРАВЕДЛИВОЕ СУДЕБНОЕ РАЗБИРАТЕЛЬСТВО
В АКТАХ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
[1]

Содержание предусмотренных Конституцией РФ права каждого на судебную защиту (ст. 46) и права потерпевшего на доступ к правосудию (ст. 52) не может рассматриваться в отрыве от содержания права на справедливое судебное разбирательство, закрепленного в ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Европейская Конвенция) и его толкования Европейским Судом по правам человека.

Конституционный Суд Российской Федерации (далее – Конституционный Суд) сыграл чрезвычайно важную роль в становлении современного представления о содержании права на судебную защиту, включающего в себя основные составляющие права на справедливое судебное разбирательство, в отстаивании необходимости обеспечения реальной, а не формальной, иллюзорной возможности реализовать свое право на судебную защиту.

В частности, Конституционный Суд в своих актах: 1) неоднократно подчеркивал, что конституционное право каждого на судебную защиту должно толковаться с учетом положений статьи 6 Европейской Конвенции и решений Европейского Суда по правам человека, раскрывающих содержание права, предусмотренного ст. 6 Конвенции; 2) внес огромный вклад в понимание права на судебную защиту как права на определенную правовую процедуру, необходимую, при этом, по его мнению, для обеспечения эффективного восстановления в правах; 3) распространил право на судебную защиту на уголовный процесс, включив в число субъектов, этого права обвиняемого, подозреваемого, иных лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство, если их права были ограничены в ходе производства по уголовному делу;[2] 4) внес неоценимый вклад в отстаивание необходимости реального обеспечения права на судебную защиту (а не формального его провозглашения). При этом он далеко не ограничился одним только указанием на необходимость реализации этого права, но сформулировал, а фактически – создал целый ряд гарантий реализации данного права (прежде всего, применительно к уголовному процессу). Речь идет о трактовке Конституционным Судом состязательности как разграничения процессуальных функций, освобождении суда от обязанностей по поддержанию функции обвинения, обеспечении участникам уголовного процесса реального права знакомиться с аргументами противоположной стороны, права быть выслушанным судом (право потерпевшего принимать участие в прениях), права обжалования в суд решений, преграждающих доступ к правосудию, об ограничении возможностей отмены приговора в порядке надзора и т.д. В результате, содержание права на судебную защиту в актах Конституционного Суда стало более разработанным для уголовного процесса, чем для процесса гражданского.[3]

Законодатель, принимая УПК РФ, не просто воспринял сформулированные к тому времени позиции Конституционного Суда относительно права на судебную защиту, но отразил их в УПК зачастую «с перехлестом», нарушив тем самым баланс интересов различных участников уголовного процесса, найденный ранее Судом. Так, Конституционный Суд не отрицал необходимости возвращения в некоторых случаях дела из суда для производства дополнительного расследования, а лишь признал неконституционным возложение на суд обязанности по собственной инициативе возвращать дело на дополнительное расследование по некоторым основаниям. Он не признавал абсолютно недопустимой отмену оправдательного приговора в порядке надзора, а лишь указывал на необходимость сужения оснований для такой отмены. Он, наконец, в своем Постановлении от 20 апреля 1999 г. № 7-П, указывал на то, что оправдательный приговор должен быть постановлен, «если прокурор и потерпевший отказались от поддержания обвинения в суде», а не связывал возможность продолжения рассмотрения дела исключительно с позицией государственного обвинителя.

В этой ситуации Конституционному Суду приходится вновь, в изменившихся условиях, отыскивать утраченный в уголовном процессе баланс интересов общества, потерпевшего и обвиняемого, который позволил бы гарантировать реальную возможность реализации права каждого на судебную защиту. При этом, как представляется, есть необходимость более четко сопоставить современные правовые позиции Конституционного Суда применительно к праву на судебную защиту с позициями Европейского Суда по правам человека о содержании права на справедливое судебное разбирательство. При этом становится очевидным, что между пониманием права на судебную защиту Конституционным Судом и требованиями справедливости судебного разбирательства, вытекающими из ст.6 Европейской Конвенции (в том виде как они понимаются Европейским Судом по правам человека), имеются существенные расхождения.

Первое из них касается понимания принципа состязательности. Европейский суд, считая состязательность непременным элементом справедливости судебного разбирательства, в то же время понимает ее иначе, чем Конституционный Суд. Согласно правовой позиции Европейского Суда по правам человека, «принцип состязательности означает, что стороны в уголовном или гражданском процессе вправе знакомиться со всеми доказательствами или замечаниями, приобщенными к делу, комментировать их».[4] «Право на состязательный процесс в уголовном деле означает, что как обвинению, так и защите должна быть дана возможность знать и комментировать поданные заявления и представленные доказательства другой стороны»[5]. Сформулированное Конституционным Судом понимание состязательности как разграничения процессуальных функций в свое время имело безусловно положительный эффект, акцентируя внимание не на теоретической возможности спора (состязания) между сторонами, но на необходимости ее реального гарантирования, поскольку возможность спора превращалась в фикцию в ситуации, когда на суд фактически были возложены обязанности по поддержанию обвинения.

В настоящее же время, когда в сознании юридической общественности необходимость разделения процессуальных функций в уголовном процессе уже является аксиомой, понимание состязательности только как разделения процессуальных функций (плюс равноправие сторон) начинает приносить существенный вред обеспечению справедливости судопроизводства. Некоторые следователи, прикрываясь состязательностью, отказываются собирать оправдательные доказательства. Некоторые ученые и практики во имя состязательности призывают не знакомить сторону защиты со всеми материалами уголовного дела по окончании предварительного расследования (ведь сторона защиты не обязана знакомить обвинение с собранными ею материалами). Признание за государством (государственным обвинителем) права распорядиться обвинением, невзирая на позицию потерпевшего также формально соответствуя состязательности, нарушает права потерпевшего. Возложение судом на сторону защиты обязанности самостоятельно обеспечивать явку в суд свидетелей (из числа перечисленных в обвинительном заключении), о допросе которых защита ходатайствует (поскольку в условиях состязательности суд не должен брать на себя функции сторон), предложения разрешить оглашать по ходатайству стороны обвинения протоколы допросов любых свидетелей, не явившихся в суд, поскольку иное, якобы, противоречит состязательности, ставя обвинение в неравное положение со стороной защиты – все это последствия неполного, узкого понимания состязательности, при котором разграничение процессуальных функций, должное служить гарантией реальной возможности спора, считается более значимым, чем обеспечение стороне реальной возможности знакомиться с доводами противоположной стороны, оспаривать представляемые ею доказательства (в том числе лично допрашивая ее свидетелей или участвуя в их допросе), представлять свои доказательства и доводить до суда свою позицию по делу, которую суд был бы вправе учесть при вынесении решения по делу, то есть более значимым, чем, собственно, возможность спора, являющегося существом состязательности.

В этих условиях, возможно, Конституционному Суду стоит откорректировать свою позицию относительно понимания принципа состязательности с тем, чтобы исключить такое неправомерное его толкование.

Второе обстоятельство, которое существенным образом разводит позиции Европейского Суда по правам человека и Конституционного Суда, касается соотношения состязательности с другими элементами, включаемыми в понятие справедливого правосудия. Европейский Суд неоднократно подчеркивал, что состязательность является «только одной из черт более широкой концепции справедливого судопроизводства по уголовным делам»[6]. Судебное разбирательство в целом должно иметь справедливый характер. В отличие от этого, Конституционный Суд, кажется, отдает предпочтение началу состязательности (как разделению процессуальных функций) перед всеми другими элементами справедливого судебного разбирательства даже в том случае, если это способно привести к невозможности реализации права потерпевшего довести до суда свою позицию по делу и обязывает суд выносить постановление о прекращении уголовного дела вне зависимости от позиции, сложившейся у него в результате исследования «всех значимых материалов»[7].

Наконец, если Европейский Суд регулярно подчеркивает необходимость обеспечения не иллюзорных, а реальных прав на справедливое судебное разбирательство, то Конституционный Суд, так много сделавший для реального обеспечения права на судебную защиту, в последнее время, как представляется, в некоторых случаях отступает от этого требования. В качестве примера можно привести уже упомянутое выше Постановление от 8 декабря 2003 г. № 18-П, в котором Суд, обосновав наличие у потерпевшего права иметь реальную возможность довести свою позицию относительно всех аспектов дела до сведения суда, не нашел нарушения конституционного права на судебную защиту в положении, при котором суд, выслушав мнение потерпевшего, не имеет возможности учесть это мнение при вынесении итогового решения по делу. При таких условиях заслушивание мнения потерпевшего судом по вопросу о прекращении дела, очевидно, превращается в формальность, в бессмыслицу, а само право потерпевшего на судебную защиту в этом случае приобретает иллюзорный характер. Более того, отказ потерпевшему в судебной защите не может быть компенсирован и в последующем, поскольку обжалование потерпевшим постановления о прекращении уголовного дела в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения также представляет лишь иллюзорную, а не реальную возможность защиты его прав, ввиду того, что такое постановление выносится судом в полном соответствии с законом.

Имеются и другие акты – определения – Конституционного Суда об отказе в принятии к рассмотрению жалоб лиц, применительно к которым закон предусматривал лишь формальные, иллюзорные, а не реальные гарантии защиты их конституционного права на судебную защиту. Например, Определение от 2 апреля 2009 г. № 477-О-О, в котором Суд счел не противоречащей Конституции Российской Федерации возможность оглашения в судебном разбирательстве показаний лиц, которые в суде воспользовались правом, предоставленным им ст. 51 Конституции РФ, невзирая на право обвиняемого допрашивать показывающих против него свидетелей. При этом Суд указал, что сторона защиты может оспаривать оглашенные показания путем заявления ходатайств об исключении недопустимых доказательств или об истребовании дополнительных доказательств в целях проверки допустимости и достоверности оглашенных показаний, а также с помощью иных средств. Между тем, такое право является явно формальным, поскольку согласно действующему законодательству такие показания являются допустимым доказательством, а иными способами (с помощью истребования других доказательств) далеко не всегда возможно оспорить показания лица, которое не было допрошено в суде. Между тем, Европейский Суд по правам человека уже высказывал свое мнение по аналогичной проблеме в Постановлении по делу «Унтерпертингер против Австрии» от 22.10.1986 г., сформулировав позицию, согласно которой судебное разбирательство будет иметь в целом несправедливый характер, если приговор суда будет основан исключительно или преимущественно на показаниях свидетелей, которых суд не имел возможности заслушать, а сторона защиты – допросить.

В качестве еще одного примера можно привести Определение Конституционного Суда от 8 февраля 2007 г. № 325-О-О, в котором Суд, противореча приведенной им же позиции Европейского Суда по правам человека, согласно которой беспристрастность судьи должна оцениваться, в частности, в соответствии с объективным подходом, который определяет, имелись ли достаточные гарантии, чтобы исключить какие-либо сомнения по данному поводу (Постановление от 24 мая 1989 года по делу «Hauschildt v. Denmark»), записал, что участники судебного разбирательства должны испытывать доверие к суду, которое может быть поставлено под сомнение только на основе достоверных и обоснованных доказательств, свидетельствующих об обратном. В результате Суд пришел к выводу, что предусмотренный ГПК РФ (и УПК РФ также) порядок разрешения вопроса об отводе, заявленном судье, рассматривающему дело единолично, не противоречит Конституции. Возникают, между тем, существенные сомнения: действительно ли такой порядок обеспечивает достаточные гарантии, исключающие сомнения в беспристрастности единоличного судьи?

Представляется, что приведенные выше примеры, в которых Конституционный Суд признает достаточными формальные гарантии права на судебную защиту, не обращаясь к вопросу о том, достаточно ли их для обеспечения реального гарантирования данного права, а также случаи расхождения позиций Конституционного Суда с правовыми позициями Европейского Суда по правам человека могут нести достаточно серьезную опасность для реализации права каждого на судебную защиту в РФ, а потому должны быть скорректированы.

 


[1] Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект № 07-03-00132а

[2] Более того, Конституционный Суд однозначно отнес потерпевшего к числу субъектов права на судебную защиту. Европейский Суд по правам человека в настоящее время также рассматривает потерпевшего от преступления в качестве лица, имеющего право на справедливое судебное разбирательство, однако исключительно как участника спора о его гражданских правах и обязанностях, не признавая за потерпевшим «права на месть» (См., например, Постановление ЕСПЧ по делу «Перес против Франции» от 12 февраля 2004 года (№ 47287/99). Конституционный Суд РФ сформулировал отличающуюся правовую позицию по данному вопросу, указав, что потерпевший заинтересован, в частности, в том, чтобы способствовать раскрытию преступления, установлению истины по делу, изобличению преступника и справедливому воздаянию за содеянное (См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 15 января 1999 года № 1-П). При этом Конституционный Суд признал за потерпевшим права стороны по уголовному делу («стороны, противостоящей обвиняемому (подсудимому)»), а в более поздних актах конкретно указал на отнесение потерпевшего к стороне обвинения.

[3] Например, в Определении от 12.05.2005 г. № 244-О Конституционный Суд РФ формулирует понятие состязательности для гражданского процесса, опираясь на содержание состязательности, выраженное в его правовых позициях, сформированных при оценке конституционности норм УПК РФ.

[4] Постановление ЕСПЧ по делу «Вермюлен против Бельгии» от 20.02.1996 г.

[5] Постановление ЕСПЧ по делу «Оджалан против Турции» от 12.05.2005 г.

[6] См.: Постановление по делу «Экбатани против Швеции» от 26.05.1988 г.

[7] См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 8 декабря 2003 г. № 18-П.