Государственная природа уголовного судопроизводства, как ни странно, крайне мало изучена. С позиций современной науки можно сказать, что она не изучена вовсе. Восприятие им­манентной связи уголовного судопроизводства с государством остается инерционным. В практической плоскости она сомне­ний не вызывает — негосударственного уголовного процесса не существует, включая международные уголовные суды, которые также покоятся на соглашениях соответствующих государств. Но в плоскости теоретической все сложнее. С одной стороны, признание того, что только государство обладает правом при­менять в уголовно-процессуал ьном порядке уголовные санкции, что исключительно ему принадлежит монополия на уголовную юстицию («принцип власти или официальной инициативы»), по-прежнему является в уголовно-процессуальной теории общим местом. С другой стороны, за этим не следует никакой внятной концептуализации — государственное начало уголов­ного процесса специально не исследуется, не отражается в боль­шинстве актуальных доктринальных построений. Оно словно выводится за скобки дальнейшего уголовно-процессуального дискурса, в лучшем случае скрываясь за разнообразными эв­фемизмами наподобие «принципа публичности», «публичного интереса» и т.п. Их коннотация с государством очевидна, но требует определенной интеллектуальной реконструкции, упи­рающейся в фразу Ульпиана о том, что «публичное право есть то, которое относится к положению римского государства»², когда государственная природа уголовного процесса превра­щается в жесткую цепочку смыслов: государство > публичное право > уголовный процесс > принцип публичности. Но если для французского или швейцарского юриста данная цепочка смыслов отчетливо выражена в пропитанном римскими корнями повседневном юридическом языке, r^epublique (публичный) и etatiquc (государственный) есть полные и взаимозаменяемые синонимы, то для юриста российского это уже не всегда так. Он вполне может броситься в рассуждения, например, о том, что на смену публичности в уголовный процесс приходит диспозитивность.

Означает ли это, что уголовный процесс перестает быть государственным? Нет, не означает — столь радикальные трансформации, как правило, в виду не имеются. Это означает другое: эвфемизмы, по традиции отсылающие нас к «публичному» вместо государственного, не являются более самодостаточными, лишь выхолащивая из уголовного судопроизводства его изначальную сущность. К ней требуется вернуться, взглянув на уголовный процесс с позиций именно государства, а не его косвенных юридических обозначений.

Более того, сегодняшнее уголовное судопроизводство живет в условиях фундаментального идеологического разлома, когда под сомнение ставится всё: и государство, и право, и, следовательно, само уголовное судопроизводство. Вспомним модные в последние десятилетия теории об «обществе без государства», о том, что государство должно исчезнуть вместе со своей «принудительной монополией на оказание услуг по защите (полиция и суды)», быть может, «даже вместе с правом». Звучит чрезмерно радикально? Наверное. Но, строго говоря, очень многие современные идеи, построенные на доктрине глобализации, направлены именно на преодоление государств вместе с их национальным правом, пусть иногда и в относительно завуалированной форме. Стоит ли удивляться, что подобный дискурс ныне можно услышать в среде не только экономистов и философов, но и специалистов по уголовному праву и процессу: дескать, не настала ли пора, когда «концепция "всепроникающего государства" в сфере уголовной юстиции начинает разрушаться», и может ли это «положить однажды конец самому уголовному праву», а также, разумеется, уголовному процессу?

Следовательно, если сегодня и есть в уголовно-процессуаль­ной науке что-то по-настоящему актуальное, то это проблема государства и его роли в организации и функционировании уголовного судопроизводства. Данная проблема в явной или не всегда явной форме красной нитью проходит через все со­временные дискуссии и инновации, будь то цифровизация, значение решений ЕСПЧ, медиация или, допустим, европейский ордер на арест. Избавиться от государства, права, уголовного права, уголовного процесса пока никому, конечно, не удалось. Но «вышивание» вокруг государственной, системообразующей для уголовного процесса линии разнообразных «стяжек» и «узел­ков» становится тем лейтмотивом, который определяет в наше время почти все серьезные уголовно-процессуальные реформы и начинания, в силу чего взгляд на уголовное судопроизводство со стороны государства необходим не только для заполнения концептуальных лакун, скопившихся за период инерционного развития доктрины государственного характера уголовного судопроизводства, но и для понимания логики происходящего, а также перспектив дальнейшего развития в условиях идеоло­гического противостояния государству и его институтам.

Таков замысел настоящей книги. Что касается ее струк­туры, то она очевидна и, думается, в особых пояснениях не нуждается: государство творит уголовное судопроизводство, институционально конструирует его в организационном и про­цессуальном смыслах, затем участвует в нем, но не напрямую, а посредством образованных и легитимированных им органов и учреждений, их должностных лиц. Более того, сегодня оно еще и отвечает за уголовное судопроизводство — больше отвечать за него (политически и юридически), как оказалось, некому. Внутри каждой из этих трех опций анализа находятся очень многие проблемы уголовного процесса, которые сегодня при­нято считать «актуальными» и которые на поверку лежат в русле великого современного концептуального столкновения между государственным естеством уголовного процесса и попытками его размывания. Но последнее косвенно также означает, что без государства уголовное судопроизводство не только не может существовать, но и быть правильно понято.