Посмотреть на Яндекс.Фотках

Шадрин Виктор Сергеевич, заведующий кафедрой уголовного процесса и криминалистики Санкт-Петербургского юридического института (филиала) Академии Генеральной прокуратуры РФ, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ

ЖЕЛАЕМОЕ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ В ДОСУДЕБНОМ ПРОИЗВОДСТВЕ
РОССИЙСКОГО УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА

В отечественном уголовном процессе, как известно, досудебное производство, под которым понимают, прежде всего, производство предварительного расследования, - важнейшая его часть, условия и результаты функционирования которой способны во многом определять характер, содержание и результаты осуществления уголовного судопроизводства в целом.

Недаром принятию в царской еще России Устава уголовного судопроизводства 1864 года, воплотившему в себе итоги довольно радикальной для того времени судебной реформы и положившего начало кодификации российского уголовно-процессуального законодательства, предшествовало  реформирование предварительного расследования.  В результате чего 8 июня 1860 г. был учрежден институт судебных следователей, приняты Наказ судебным следователям и Наказ полиции о производстве дознания, включенные позднее в качестве составной части в Устав уголовного судопроизводства[1].

Модель предварительного расследования, закрепленная в названом уставе, использовалась впоследствии при создании УПК РСФСР 1922, 1923 г.г., а также УПК РСФСР 1960 г. и, хотя претерпела значительные изменения, по существу, реализуется и сейчас, в современном российском уголовном процессе.

Отцы судебной реформы 1860-1864 г.г., под влиянием доминировавшего в то время в континентальной Европе французского, и, в известной мере, германского уголовного процесса, ввели в России уголовное судопроизводство смешанного типа, при состязательном судебном разбирательстве и следственном (розыскном) досудебном производстве, в котором следователю отводилась роль форпоста судебной власти. На судебного следователя возлагались большие надежды. Предполагалось,  что, во-первых, именно результаты осуществляемого следователем расследования по уголовному делу приводят к формированию судебных доказательств, на основании которых суд в дальнейшем правомочен принимать по уголовному делу итоговое решение в форме приговора. Согласно ст. 254 УУС при производстве дознания полиция, по общему правилу, должна была  все нужные ей сведения собирать посредством розысков, словесными расспросами и негласным наблюдением, не производя  ни обысков, ни выемок в домах. Во-вторых, следователь мыслился как объективный исследователь расследуемого преступления, способный беспристрастно, как и подобает органу судебной власти, разобраться во всех обстоятельствах его совершения. В отличие от современного российского следователя он никому не предъявлял обвинение, на него не возлагалась обязанность в каком-либо официальном документе излагать свои выводы о возможной виновности  в преступлении того или иного лица. После передачи следователем уголовного дела прокурору последний, при наличии оснований, составлял обвинительный акт, имевший значение заключения о предании обвиняемого суду (ст. 519 УУС).

Однако, как показала практика деятельности судебного следователя, выяснение им обстоятельств совершения преступления не может не включать в себя установления того, кто преступление совершил, степень причастности данного лица к преступлению, и изобличение его в преступлении собранными по уголовному делу доказательствами. Функция уголовного преследования неизбежно проявляется в следственной деятельности и способна приобретать преобладающее значение, что представляется неизбежным в уголовного процессе смешанного типа, где досудебное производство построено и осуществляется на розыскных началах. Спустя полвека после введения в действие Устава уголовного судопроизводства составители Комментария к нему вынуждены были констатировать, что судебный следователь «определенно занял сторону обвинительной власти»[2].

В годы советской власти деятельность следователя наполнилась еще более ярко выраженным обвинительным содержанием, и в процессуальном, и в организационном смысле. Значение его как ведущей, олицетворяющей судебную власть фигуры в досудебном производстве, последовательно снижалось. Следователь стал выносить по уголовному делу постановление о привлечении в качестве обвиняемого и предъявлять обвинение, завершать производство предварительного следствия составлением обвинительного заключения. Уже в момент принятия УПК РСФСР 1923 г. вместо УПК РСФСР 1922 г. явственно проявилась тенденция процессуального подчинения следователя прокурору, что нашло отражение в ряде статей вновь принятого уголовно-процессуального закона. Одновременно возрастало значение процессуальной деятельности органов дознания. После изменений, внесенных в УПК РСФСР по решению сессии ВЦИК 16 октября 1924 г., права органов дознания были расширены почти до полного уравнивания с правами органов предварительного следствия[3], а результаты их познавательной деятельности по уголовному делу признавались такими же доказательствами, как и доказательства, полученные следователями. Сделано это было из благих побуждений ускорения и упрощения предварительного расследования. Но в результате было упущено из виду или сознательно предано забвению то, что имеет принципиальное значение для теории и практики уголовного судопроизводства, а именно, - что доказательственные данные, полученные органами дознания, не могут считаться доказательствами судебными в буквальном смысле этого слова.

Как правило, одно отступление от основополагающих норм влечет за собой другие подобные отступления. Если  после принятия первых советских уголовно-процессуальных кодексов следователи еще состояли при судах,  то в 1928 г. следственный аппарат был передан в прокуратуру по мотивам необходимости ликвидации двойного подчинения следователей, организационного – суду, процессуального прокуратуре и повышения, тем самым, эффективности предварительного следствия. В результате следователь окончательно перестал быть судебным, его деятельность, по существу, утратила юстиционный характер. Предварительное следствие же, вопреки ожиданиям, отнюдь не поднялось на более высокий уровень. Наоборот, как отмечалось в периодической юридической печати, качество предварительного следствия в 1929-1934 гг. даже ухудшилось[4].

В дальнейшем так сложилось, что работники органов дознания по поручениям следователя выполняли значительную часть процессуальной деятельности по уголовным делам, вплоть до того, что следователю оставалось по уголовному делу только составить обвинительное заключение и направить уголовное дело в суд. Хотя подобная практика не соответствовала требованиям действующего уголовно-процессуального закона, прокуратура, органы судебной власти находили ее приемлемой с точки зрения возможности преодоления, таким образом, организационных и кадровых проблем обеспечения предварительного расследования. С течением времени в милиции фактически образовался следственный аппарат, производивший расследование значительной части совершаемых преступлений, однако, не без нареканий в отношении качества следственной работы. В связи с принятием в 1960 нового УПК РСФСР он был ликвидирован, но с учетом опыта его существования в 1963 г. органы охраны общественного порядка (внутренних дел) наряду с органами прокуратуры и государственной безопасности были наделены правом производства предварительного следствия, в них возникли многочисленные подразделения, возглавляемые их руководителями. В связи с выявившейся невозможностью осуществлять непосредственный надзор за следователями всех следственных подразделений, начальники следственных отделов в 1965 г. были наделены процессуальными полномочиями, производными от полномочий прокурора в досудебном производстве. 

Это положило начало так называемому ведомственному процессуальному контролю, существование которого в конечном итоге привело к вивисекции прокурорских полномочий по надзору за предварительным следствием согласно федеральному закону от 5 июня 2007 г. № 87-ФЗ, принятому в связи с созданием Следственного комитета при прокуратуре РФ.  Полномочия прокурора не только по руководству предварительным следствием, но и во многом по осуществлению надзора перешли к новому участнику уголовного судопроизводства – руководителю следственного органа.  Среди одного из оснований данного решения указывалось на необходимость усиления процессуальной самостоятельности следователя. Но, как представляется, здесь также желаемое выдается за действительное. Поскольку процессуальную самостоятельность обрели не сами следователи, а их начальники. Вопреки, между прочим, Концепции судебной реформы в Российской Федерации. Согласно которой,  при возможном создании Следственного комитета России, -  к чему сейчас идет дело, - решение о процессуальном подчинении следователя административным начальникам (начальникам следственных отделов, комитетов и других подразделений) наделение последних процессуальными полномочиями, правом контролировать и ход и результаты расследования, пересматривать постановления следователя должно быть отвергнуто как неприемлемое[5].

Историческая панорама развития отечественного уголовного судопроизводства в его досудебной части наглядно свидетельствует, что законодатель не всегда способен предвидеть реальную жизнь принимаемых уголовно-процессуальных законов. Не избежали сей печальной участи и действующий в настоящее время УПК РФ.

Судя по всему нынешний УПК создавался как уголовно-процессуальный закон опережающего действия, содержащий модель уголовного процесса демократического правового государства, которую предстояло реализовать в практической деятельности по уголовным дела в расчете на ее понимание, признание и воплощение в повседневное и повсеместное правоприменение. Однако 8 лет, прошедших с момента введения в действие УПК РФ, не позволяют констатировать, что данная задача успешно решена.

Стремление  построить современный российский уголовный процесс по типу состязательного, что, очевидно, могло бы способствовать большему обеспечению прав вовлекаемой в производство по уголовному делу личности, привело создателей УПК РФ к закреплению в нем положений, заведомо не способных получить надлежащей реализации.  К ним, в частности, следует отнести формулу принципа состязательности, в соответствии с которой функции обвинения, защиты и разрешения уголовного дела не могут быть возложены на одни и тот же орган или на одно и то же должностное лицо (ч. 2 ст. 15 УПК РФ). А также разделение всех основных участников уголовного судопроизводства на представляющих судебную власть, обвинение и защиту (главы 5, 6 и 7 УПК РФ), в связи с чем следователь наряду с дознавателем и прокурором оказался в числе участников со стороны обвинения.

Поскольку тип отечественного уголовного процесса практически не изменился, досудебное производство осталось в своей основе, как было и ранее, розыскным, хотя с отдельными элементами состязательности, в деятельности следователя по-прежнему совмещается проявление функций и уголовного преследования, и защиты. На что в былые времена обращал внимание М.С. Строгович[6], и что характеризует деятельность следователя как всестороннее, полное и объективное исследование всех обстоятельств совершения расследуемого преступления. Соответственно, включение следователя в число участников уголовного судопроизводства со стороны обвинения не может быть столь определенным и категоричным, как сделано в УПК РФ.

Обозначенные в УПК РФ амбициозные устремления  его создателей, которые, как они, возможно, полагали, в будущем должны или могут привести к преобразованию отечественного уголовного процесса в состязательный, ни к чему явно положительному на сегодняшний день не привели. Издержки их проявления пытаются дезавуировать или смягчить Конституционный Суд РФ, законодатель, судебная и следственная практика производства по уголовным делам. В частности, Конституционный Суд разъяснил, что, осуществляя от имени государства уголовное преследование по уголовным делам публичного и частно-публичного обвинения, прокурор, а также следователь и иные должностные лица со стороны обвинения должны подчиняться установленному УПК РФ порядку уголовного судопроизводства, в том числе обеспечивать подозреваемому и обвиняемому право на защиту, принимать решения в соответствии с требованиями законности, обоснованности и мотивированности (ст. 7), в силу которых обвинение может быть признано обоснованным только при условии, что все противостоящие ему обстоятельства дела объективно исследованы и опровергнуты стороной обвинения. Каких-либо положений, допускающих освобождение прокурора, следователя, дознавателя от выполнения этих обязанностей, УПК РФ, в том числе ч. 2 ст. 15, согласно которой функции обвинения, защиты и разрешения уголовного дела и не могут быть возложены на один и тот же орган и или на одно и то же лицо, не содержит[7].

Приходится, к сожалению, признать, при определении дальнейшей судьбы российского уголовного процесса в УПК РФ не было в достаточной мере учтено наличие реальных условий для осуществления законодательных новелл на данном этапе развития государства и общества, опыт развития отечественного уголовного процесса, роль и значение для него досудебного производства.