Комментарии законодательства – кризис жанра
2007, , , , Поздняков Михаил Львович помощник судьи Красноярского краевого суда, Осмысливать реальность это значит ее моделировать. Констатировать имеющееся, и исходя из собственного понимания истинности, полезности, целесообразности находить долженствование. И уже используя разные методы утверждать это долженствование. Именовать методы установления тождества между должным и имеющимся главным звеном в восхождении разума было бы верно только при очевидности полноты и целостности нашего понимания реальности, когла весь вопрос сводится к способу перевода этого понимания в наличность. Если говорить о правовых реалиях, то сейчас это далеко не так. В лучшем случае можно констатировать очаговость новаций, не говоря уже о не имеющем рационального обоснования железном занавесе между наукой и практикой, что выступает труднопреодолимым препятствием для перехода к этапу практической реализации наработанных новаций. То есть сейчас проблема метода распространения уже кристаллизованного понимания отнюдь не центральная. Сейчас юриспруденция скрывает в себе массу проблем одним из проявлений которых является атомизация правового пространства. Разрушение системности выработки правовых позиций и правоприменительной деятельности, проявляется в закрытии каждой структуры, ведомства, объединения, с тенденцией к последующей внутренней дискретности. До определенного момента эта замкнутость всех в себе работает на поддержание стабильности. Замораживание информационных потоков снижает количество раздражителей. Но это не значит, что они отсутствуют. По достижении определенной точки произойдет переход количества в качество, когда накопление кризисных проявлений приведет к началу тектонических подвижек в судопроизводстве. Пока же состояние российской юриспруденции именуется в худшем случае «глубокая ночь», а в лучшем «перед пробуждением», для того чтобы по изменении ситуации активно включится в процесс реформирования, целесообразно разобраться с методами по управлению правовой реальностью. Сейчас рассмотрим такой популярный метод как комментарии законодательства.
Вряд ли кто-то задавался вопросом «Какова сейчас эффективность комментариев законодательства?». Да и даже если этот вопрос и может возникнуть, он будет автоматически вынесен за пределы того, что традиционно именуется предметом юриспруденции. Для отечественной юриспруденции характерно смотреть на окружающий мир как на статику, что конечно никак не согласует с научным мышлением[1]. Если же мы все таки претендуем на научность, или, хотя бы на ее подобие, то имеем право задаться этим вопросом. Здесь следует признать, что «эффективность» как характеристика динамична. Причем эта динамика исходит не от расширения доступа к издательствам и увеличения самой возможности выдавать печатные тексты. Основная причина этой динамики заключается в изменениях способа управления правовой реальностью.
В советский период комментарии законодательства занимали четкое место среди имеющихся методов. Особенностью именно этого метода было то, что издательская деятельность жестко контролировать, и само печатное слово работала не на «пищу для ума», а представляло из себя сам «ум». Читателю предлагалось не искать, а схватывать (в разговорной терминологии «хавать»).[2] Примитивно, но в обстановке безмыслия срабатывает.
А теперь взглянем на сегодняшний день - на официальном уровне та же пустота в глазах, то же безмыслие, что позволяет предположить о том, что комментарий законодательства как метод продолжит существовать в прежнем качестве. Однако изменения есть и именно эти изменения позволяют сомневаться в эффективности популярных вчера методов, по крайней в сохранении их в прежнем качестве. Изменения заключаются в изменении местоположения правовой реальности в системе координат российского общества. Ранее эта сфера была всего лишь одной из возможностей доказать конкретному человеку собственную пригодность для решения задач стоящих перед партией и правительством. Таких возможностей было много - сельское хозяйство, строительство, промышленность, в то числе и правовая сфера. В отечественной истории самоценностью правовые категории никогда не были (да и стали ли?), но как бы там ни было, прокачка инициативных партийных кадров, способных «конкретно управлять адвокатурой»[3] через суды, прокуратуру, юстицию шла полным ходом и практическая юриспруденция в полной мере являлась если не телом номенклатуры, то уж путем к этому телу это точно.
После того как сама номенклатура осознала бессмысленность идеологических оков, произошло разрушение многих социальных лифтов. Юриспруденция осталась «наедине с собой». Привычный рефлекс – прижаться к власти в полной мере сейчас не срабатывает. Идея разделения властей была продекларирована. В результате того, что человеческий поток замедлился, практическая юриспруденция стала превращаться в тихую заводь, плавно переходящую в болото. Теперь если и возможно движение то только внутри конкретного ведомства, да и то в ограниченных пределах. Теперь подходим к главной проблеме – это безидеологичность. Проще говоря безидейность практической юриспруденции. Приводящая к потере общего смысла. Интересно, что может сказать конкретный участник конвейера под названием правосудие на вопрос о смысле его деятельности. Рискну предположить, что все эти ответы будут крутиться вокруг «я просто хожу на работу».
Одним из важных следствий указанных трансформаций произошло разрушение образа законодателя. Если ранее комментарий законодательства был своего рода диалог с законодателем, возможность ощутить его волю, предоставить себе возможность плыть в правильном направлении, то сейчас этого нет. Разрушен этот отчасти мифологизиорванный образ законодателя. На смену ему приходит понимание того, что «законодатель» это не более чем пространство, в пределах которого идет своя игра.
Право в широком смысле (и законотворчество, и судопроизводство, и научная деятельность) может быть только как мышление, выраженное в юридических терминах. Мышление о полезности и целесообразности того или иного движения власти, мышления о пределах уголовной репрессии, о соизмерении происходящего в рамках правосудия шоу с ожиданиями общества. Это не значит, что на каждом участке правовой реальности, на каждом рубеже, должно воспроизводится это мышление. В роли практикующего юриста всегда будет доля ремесленничества. Но это не значит, что на этапе правоприменительной деятельности мышления не должно быть. Не надо в каждую секунду «изобретать велосипед», достаточно им пользоваться. Для этого и существует законодательство, разъяснения и собственно комментарии законодательства. Если угодно комментарии законодательства эта наиболее мягкая форма законотворчества.[4] Ведь толковать значит устранять пробелы, давать решение как уйти от тупиковых ситуаций. Вообще любое суждение о правоприменительной деятельности содержит в себе задел на моделирование реальности. Если же это суждение выражено в максимальной целостности, чем и является комментирование кодифицированных законов, то и эта претензия является максимально возможной.
Надо отметить, что с размыванием прежних идеологических оков, возникла возможность по превращению юриспруденции из роли декоратора усмотрений власти, из разновидности объяснялки, в источник движения социального развития. При этом и методы по управлению правовой реальностью должны стать более содержательными. Рассматриваемое комментирование законодательства должно предстать не разъяснением, а утверждением. Но для того чтобы это произошло должна быть воссоздана точка отсчета, от которой и должна разворачиваться логика, вскрываемая в тексте комментария. Ранее такой точкой отсчета был образ законодателя, сейчас этот образ если и есть, то он уже не тянет на роль константы. Точкой отсчета должны выступить правовые школы, работающие на утверждение определенной концепции судопроизводства.
Сегодня комментарии не дают того ощущения уверенности, которое они давали в советское время, когда любой комментарий заключал в себе дыхание законодателя. Сейчас с учетом постижения все большим числом людей, что ведомственные интриги важнее неуловимой воли законодателя, печатное слово девальвируется. Возможно в силу дани традиции, или по иным соображениям каждое ведомство выдает свои комментарии. Однако в силу и скорости изменения законов и, что гораздо существеннее, безконцептуальности российского правосудия,[5] плюс еще ряд факторов - свободу предпринимательства в издательском деле никто не отменял, приходится констатировать, что на столах практикующих юристов (и в умах) все меньшее место занимают комментарии законодательства. То изобилие, которое сейчас присутствует в жанре комментариев законодательства вовсе не согласуется с эффектом, который этот метод мог бы и должен был бы оказывать на разворачивание правоприменительных процессов.
В чем причина? Отнюдь не в качестве выдаваемых комментариев. Очень много интересного и дельного в них говорится. Проблема сейчас в другом, в том, что в глазах юридического сообщества никто не наделен правом определять реальность. Каждый свободен в выборе точки зрения и единственным условием к тому чтобы прислушаться к чужой точке зрения является то, с кем вести диалог, ведь в каждом замкнутом мирке свои правила, свои кумиры.[6] И различие это проистекает не от злого умысла, а от дискретности правосудия сопровождающейся закрытием ведомств. На разных стадиях процесса могут воспроизводится совершенно разные точки зрения, при этом (!) не конфликтуя с друг другом.
Не на один государственный орган сегодня не возложена задача по унификации судопроизводства, поэтому все этой задачи усиленно сторонятся, уделяя главное внимание маневрам, с целью выживания. Деятельность Конституционного Суда, с учетом решений выдержанных в духе «и да, и нет» также не обнадеживает. И уже хочется спросить - Когда, тот кто его сторожит (или должен его сторожить) произнесет фразу «Караул устал», с известными последствиями? Хотя, учитывая ряд событий с переездом, может быть, что уже все сказано...
В этом разрезе думаю, что второе рождение комментариев законодательства возможно только как результат становления отечественных правовых школ, с формированием соответствующих научных центров и их периферии. И если говорить об участии конкретных ведомств в этом процессе, то только через людей признающих себя служителями конкретной школы, и через свою профессиональную деятельность утверждающих суждения конкретной правовой школы.
Пока же мы не прошли фазу становления юридических школ, от имени которых и должно происходить расширение того или иного толкования. Сейчас нет школ, есть имена. В большинстве публикаций, в том числе и в жанре комментариев законодательства, не просматривается принадлежность к школе, концепции. Многое из того, что сегодня пишется и публикуется замыкается на конкретных личностях, а их место работы, выступает не более чем географическим рубрикатором. Вырастание мышления, чем и является процесс восхождения к праву, возможно только в системе, которою и должны представлять научные центры. Только при наличии полноценных научных центров производящих широкие аналитические исследования, когда количество их сторонников превышает количество преподавателей замкнутых в стенах учебных заведений, можно рассуждать о полноценном использовании такого метода как комментарии законодательства.
Комментарии законодательства сейчас не могут выступать той целостностью, которой они выступали раньше. В новых условиях уже не может быть «книжки с ответами на все случаи жизни». И ее не может быть не потому, что это невозможно в принципе, а потому сегодня нет авторитетности. Каждое ведомство, порождает своих мимолетных кумиров. Нарастающая дискретность правового пространства делает эту временность, мимолетность главной характеристикой, что еще более снижает эффект комментариев.
Любые попытки протянуть комментарий к законодателю, посредством введения к разряд авторов (редакторов) тех или иных должностных лиц, только обнаруживает то, что сегодня законодатель это не более чем одежды, которые набрасывают на себя разные «группы товарищей». Апеллировать сегодня к законодателю, это тоже самое как схватывать воздух.
Должна быть конкуренция школ, а не структур. Если агония правового пространства завершится с переходом на следующий этап по структурированию, с созданием двух-трех направлений, в большем количестве необходимости нет (здесь просматривается аналогия с партийной жизнью), то комментарии законодательства будут необходимы. В той целостности, которую представляет комментирование кодекса, присутствует вскрытие всей той логики которая обволакивает закон, которая и является его смыслом, причиной того почему кодифицированное право существует.
В сложившихся условиях считаю наиболее целесообразным концентрироваться на определенных узлах, с глубокой проработкой деталей. Когда же эта работа будет проделана, и она будет основываться на углубленном толковании принципов, тем самым создадутся условия к кодификации теоретических положений, что является иллюстрацией кристаллизации правовых школ. Допускаю, что ряд научных центров уже сейчас готовы изложить целостное представление о конкретной отрасли права, но поскольку сейчас процесс расщепления правовой реальности не дошел еще до той, точки, когда маятник качнется в обратную сторону, на комментарии законодательства должен быть наложен временный мораторий.
Кроме того, любой вуз, претендующий на то, чтобы именоваться научным центром, должен пройти фазу подавления потенциальных претендентов. На деле утвердить свое интеллектуальное превосходство. Для этого необходим не один год, ведь результаты могут быть только как соединение полноценных теоретических конструкций и большего количества практикующих юристов каждый на своем рубеже утверждающих пригодность именно этих теоретических конструкций
В сложившихся условиях будет неверным выводить собственное право «именоваться школой» просто указывая на портреты висящие в коридорах и кивая на год основания. Как я уже упомянул, эпохальный разворот совершенный (совершаемый?) Россией, заключается в обнулении авторитетов.[7] Важно не то, что было, а то что есть, и особенно то, что будет. Если глубина мышления конкретного вуза такова, что он обоснованно претендует на роль самостоятельного научного центра, то после прохождении фазы утверждения собственного права быть, он не уйдет в историю.
Очевидно, что особенностью России, в отличии от западноевропейской цивилизации является движение к единому толкованию. Поливаринтность может быть только как этап пути к унификации, к наполнению выражения «правовое регулирование» реальным смыслом. Поэтому фаза взаимного уничтожения должна быть разыграна до финала. Только это избавит нас от какофонии якобы школ и якобы научных центров. Парад интеллектуальных карликов должен быть остановлен! Практика, когда традиции автоматически выводятся из наличия структурного образования (вуза), должна быть прекращена. Надо четко сформулировать, что есть заводы, производящие товар, а есть конструкторские бюро. При конкретном заводе может быть свое конструкторское бюро, а может и не быть. В автомобилестроении очень четко видно, кто ограничивается отверточным производством, а кто не только производит, но и разрабатывает новые модели. Ровно такое же разделение труда должно быть и в процессе подготовки юристов.
Завершить можно следующим утверждением:
Первое - миф о непогрешимости законодателя умер, и его уже не возродить несмотря на всю суету. Уже не получится реанимировать старые подходы.
Второе - на повестке дня рождение нового мифа: о праве научных центров быть и определять реальность, об их праве выступать критерием качественности и практики и законодательства.
Кто не понял первого - смешон, кто не понял и второго, тот смешон дважды.
По сути, происходит усложнение законотворческого процесса, захватывание науки с отданием ей первенства, приближение ее к реальной жизни. Роль легитимизатора происходящего для науки уже вчерашний день. Итоговый выбор, в признании того, где будет располагаться ядро сформировавшейся правовой школы, будет сделан не по принципу личных симпатий, этот выбор будет объективен и будет прямым следствием целостности и качества производимых исследований. Пригодности получаемых результатов для решения задач отнесенных к правовой сфере, в том числе и по управлению социальными процессами.
[1] Сразу должен оговорится, что я не отрицаю превращение ремесла «юриспруденция» в науку, причем в неограниченном числе умов. Единственное условие для этого это выход конкретного сознания на уровень когда причина юриспруденции становится ее предметом. Здесь возникает и возможность сомнения, отрицания отрицания, что немаловажно осмысление методологии, в общем все то без чего научному мышлению не быть. Это всегда личный выбор, и никаких дополнительных условий для этого не требуется. Сейчас же я говорю не о той палитре подходов, которая реально присутствует сегодня, а о том официозном понимании юриспруденции как роли обслуги власти, которое настойчиво (по крайней мере, пока) позиционирует себя как единственно верное толкование. [2] Здесь возникает проблема бытия свободно мыслящих людей, не готовых согласится с ролью пассивного восприятия, эта тема достаточно интересна но не может быть рассмотрена в настоящей заметке. Ведь она имеет своей целью установить деформации, которые пережило комментирование законодательства, как метод управления, а также влияние этих деформаций на поведение юридического обывателя, под коим я подразумеваю практикующего юриста. Крайне важно довести исследование именно до этой точки, потому что, эта точка и является рубежом, перед которым останавливается любое размышление о правовых категориях. По сути, становление юриспруденции как науки проходит под лозунгом «Заставить практикующих юристов рассматривать теоретические исследования именно как тот луч света, который освещает путь», то есть с повестки дня не снимается задача по анализу поведенческой мотивации чиновников от юриспруденции. [3] выражение взято из личного дела. [4] В этом сравнении есть некоторая условность. Ведь для того чтобы взглянуть на комментирование именно таким образом (как начальный уровень законотворчества) нужно мысленно разрезать целостный круг -практика, наука, законотворчество. [5] Имеется в виду отсутствие вменяемой политико-правовой доктрины, выраженной в официальных публикациях. [6] Наверное, многие сталкивались с фразой высказанной в разных интерпретациях, но суть сводится к тому, что «не знаю что там написано, но у нас свой Кодекс». [7] Я с большим уважением отношусь к российским юристам 19 века, но мне кажется, что нарочитое подчеркивание собственной близости к классикам, очень напоминает «соревнование» которое вел СССР с Россией 1913 года по количеству добытого угля, выплавленной стали и проч. Сейчас не время вдавливаться в прошлое и искать традиции. На повестке дня стоят конкретные вопросы, изменился мир, изменилась роль права, поэтому если и есть в прошлом какая-то ценность то она заключается не в том кто именно это говорил (писал), а в том, что именно говорилось (писалось).
: 14/06/2007
: 2234
:
Преступность как объект научных исследований: проблемы и перспективы.
Вещественные доказательства: дары волхвов.
Основания для производства повторных и дополнительных следственных действий в российском уголовном судопроизводстве
Гилинский Я.И. «Все действительное разумно»
Отдельные вопросы предварительного расследования по делам частного обвинения
РЕЗНИК Г. ПРАВА ЧЕЛОВЕКА И ДОСТОИНСТВО ЛИЧНОСТИ – ОСНОВА МИРОВОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Основные этапы законодательного регулирования дознания в Республике Узбекистан
Калиновский К.Б. Меры по защите участников уголовного процесса как общее условие предварительного расследования в российском уголовном процессе
Пирамида судебной власти
Особенности прекращения полномочий судьи по законодательству Республики Казахстан
|
