Ввожу для вас специальный курс по ликвидации правового нигилизма и повышению уровня правовой культуры... Реабилитация «левого проекта».... о «Проблематике справедливости в разрезе проблемы допустимости средств доказывания истины в уголовном процессе»...

«Бедный, но честный»
/ работа над смыслами по случаю 7 ноября
 

«Среди безумцев я самый безумный, а среди
Справедливых я всех справедливее»

Архиназаврус: Ты какую программу смотришь по ТВ?
Крабби: «Боец», преимущественно.
Архиназаврус: А ты, чучело?
Червь: 2x2
Архиназаврус: Все ясно.
Стыдитесь, молодые люди. Посмотрите на себя, до чего вы дошли! Нет, так жить нельзя!
Надо вам немедленно поднять свой культурный уровень.
Телеканал «Культура» смотрите?
Червь: Не-а.
Архиназаврус: Приказываю с этого дня смотреть в обязательном порядке «Культуру».
Специально для молодежи там читают лекции наши выдающиеся ученые.
И я вот недавно загрузил там не по детски о смыслах великой русской православной уголовно-процессуальной правовой культуры.
Самого на слезу пробило.
Как начал перечислять имена наших министров внутренних дел Блудов, Горемыкин, Ягода, Ежов, Берия, Пуго…
Короче, ввожу для вас специальный курс по ликвидации правового нигилизма и повышению уровня правовой культуры.
Сам же и буду его вести! Мамой клянусь!
На следующем занятии обсуждаем смысл выражения «Бедный, но честный». Каждый должен написать эссе на данную тему в разрезе уголовно-процессуальной проблематики.
(назидательно) Без таких упражнений воспитание молодого метросексуала невозможно.
(удаляется в сопровождении Мыши с чувством выполненного долга)
Червь (Крабби): Да, знаем мы эти смыслы.
Старые московские крысы, вроде Грюзы пытаются втуюхать молодому поколению мысль, что бедным быть нехорошо, надо стараться и становиться богатым.
Одна такая мыслительница, филолог, культуролог и пр.пр. пыталась доказать (и «успешно доказала»), что разделительный союз «но» в выражении «Бедный, но честный», которое использовал в качестве эпиграфа Ален Милн к своей сказке о рыбаке, означает противопоставление бедного честному. Типа таково суть английской культурной традиции http://www.tvkultura.ru/news.html?id=780488&cid=10524
Бедный – нечестный, а честный соответственно это тот, кто небедный, то есть богатый. А вот русские, типа, дураки, раз они думают наоборот («на доходы праведные не выстроишь хоромов каменных»), отсюда все наши проблемы. Надо, типа, нам менять менталитет.
Итак, добро ассоциируется с богатством, зло – с бедностью.
Вот и вся нехитрая идеология правых интеллектуалов – властителей дум в эфире.
Отсюда оправдание двойных стандартов не только на уровне правоприменения, но и на уровне законодательства (явление «груздевщины»).
Вся реклама, весь масскульт заточены под это дело.
Гламур и Дискурс.
Крабби: Люди всегда будут глупенькими жертвами обмана и бессоветсной манипуляции, если не будут иметь наготове кодов к расшифровке коннотативных смыслов, потенциально прочитываемых в текстах (в виде ли законов, а также разного рода публичных обращений к городу и миру).
Приведенный пример истолкования смысла - ошибка. Намеренная причем, подтасовка. Ничего подобного в западной культурной парадигме нет.
Червь: В основе западной культуры (правовой) лежат слова мудреца Солона (в изложении Аристотеля).

«Много людей и худых богатеет, а добрые – бедны,  
Но у худых ни за что не променяем своей
Доблести мы на богатство: она ведь при нас неизменно
Деньги же сегодня один, завтра захватит другой»

Именно в этих словах матрица европейской правовой культуры. В них пардигма , где добро, а где зло.  
Остается только баланс найти, как его нашел сам Солон, установив законы, примиряющие бедных и богатых, на основе компромисса, справедливости.
Крабби: Надо учитывать, что судя по всему Солон-то был из бедных.
Мне больше нравится эта же мысль в изложении Феогнида из Мегар:

«Пресыщение рождает гордыню, когда у дурного человека  
Довольство, а ум его небузепречен.
Деньги, Кирн, и прескверному дает божество,
А доблестный удел – у немногих».

Червь: Ну, Феогнид, был из аристократов. Потому маленько исказил первоначальный смысл. Но ведь доблесть и богатство не отождествляются и у него.
И какое же смешение у наших интеллектуалов (особенно шестидесятников, западников, современных законодателей).
Это уже дурной вкус! Хуже глупости.
Крабби: В общем, истолкование выражение «бедный, но честный» в системной связи с другими знаковыми текстами (Солона, Платона и пр) должно быть таким: «Бедный, но зато честный». И наоборот: «богатый, а вполне даже бесчестный».
Так что у русских все нормально с ориентацией.
Червь: Уточню.
Худым может быть как богатый, так и бедный. А вот доблесть, действительно, выше богатства.
А что такое доблесть, кстати, по-твоему?
Крабби: Доблесть – обобщенный показатель достоинств гражданина в их совокупности. Доблестный значит в высшей степени достойный гражданин (gentlman, конкрентный пацан).
Причем для античных героев: гражданские достоинства были неразрывны от физических. Скажем, сам Солон был воином (таким что в одиночку мог решить исход боя), поэтом и законодателем. Но плохим купцом.
Сомневаться в своей доблести он бы не позволил никому.
Червь: И даже сейчас без физической привлекательности гражданская доблесть какая-то не полная.
Наши публичные фигуры интуитивно осознают это – гламурятся вовсю. Яркий пример, Путин: работает над собой человек, чтобы казаться воином/спортсменом, а не только интеллектуалом.
Интересно только посмеют наши политические атлеты вступить в прямом эфире в теледебаты со своими противниками? Ведь это известное средство «политической гигиены»: вступить в прямой спор с противником, все поставить на кон и победить в честном состязании, один на один.
Не то, что вести нескончаемые монологи перед раболепствующей толпой сторонников.
Вот она где доблесть.
Мышь: А что разве он уже не уделал всех своих оппонентов в теледебатах? (См.: М. Швыдкой Вера в невидимое РГ. 2011. 9 ноября. № 251 (5627)
?!
Червь: Ну с тобой все ясно, ты как и с 50% добрых россиян, ежедневно наблюдающих ВВП на ТВ.
На спор, что не выйдет на поединок.
Крабби: Даже записные ботаны работают над имиджем, когда лезут в политику.
Скажем, Е. Гайдар (икона правых). Внешность мальчиша-плохиша (не говоря уже о поступках), но корчил из себя бойца, интеллектуала.
Может ли такой считаться доблестным мужем?
Крабби: Родословная у него того, подкачала. И предки его и потомки – по своей природе – самовлюбленные эгоисты, по психическому типу - истерики, по призванию – холуи, но пиарятся мастерски.
Смешно читать мифолога П. Басинского, выступившего с хвалебной речью в честь Гайдара (чуть ли тот не противником советской власти был). А по мне, разницы между ним и Михалковым нет никакой.
Помните миф о том, что псевдоним «гайдар» означает «Всадник, скачущий впереди». И Басинский тоже – Гайдар, дескать был прирожденным воином.
Какой к черту «Всадник, скачущий впереди», каратель – это подходящее название для него. И в 90-е годы его внучок таким же был.
Вот казак Б. Соловьев, которого безуспешно пытался выловить А. Гайдар – да, всегда уходил от погони, поэтому это он и есть «всадник скачущий впереди». «Гайдар» переводится с хакасского примерно так: «Голик, куда?»
Червь: Ничего не скажешь, хоть Соловьев по идее был правым, но выступал против власти, против карателей, за волю, за свободу, а главное верный своему слову был человек, достойный чел (потому и погиб от рук предателей). А уж в физическом плане (в отличии от того же Гайдара): джигит, рубака.
Я побывал на его могиле в Хакасии, как раз отмечали родственники дату его смерти: выпили за покой его души и за то, чтобы сдохли гай..ры и им подобные.

Крабби: Я вот не уважаю своего оппонента, когда вижу, что могу завалить его первым же ударом.
Червь: Во истину так, друг мой.
Судебный оратор должен обладать статью борца и всем видом внушать уважением к своим словам. В случае чего всегда должен быть готов перевести словесный поединок в обмен ударами.
Поломанные уши, перебитый нос, шрамы на бритом черепе – придают особую весомость словам.
Крабби: О да. Кольт или что-то подобное (нунчаки там) очень убедительны в дискуссии.
Это вам не метросексуальные розовые брючки в обтягон.
Вообще, Архиназаврус не в курсе моды, теперь в моде стиль дровосека (свитера исландские там, сапоги и пр.)?!
Червь: Сама характерная черта современной духовной жизни России состоит в том, что отсутствуют внятные критерии определения добра, доблести, справедливости.
За годы социализма сформировалась стойкое неприятие интеллигенции к народу, к левому проекту в целом. Стало дурным тоном позиционировать себя на стороне простых людей.
На знамени русских интеллектуалов имена: Булгаков, Довлатов, Бродский, Солженицын и пр. Эти властители дум антикоммунисты, органически не переносили левый фронт. Хотя если подумать тот же Бродский или Давлатов, учитывая их национальность, взвыли бы при самодержавии, а при советской власти они имели русских женщин, пили, жрали, а потом еще и имя сделали на том, что хаяли Россию (как сказал Изя Бродский в интервью полякам («Газете Выборчи»): «Вы можете встать из-за карточного стола». Типа, Россия проиграла навсегда).

Реабилитация «левого проекта»

(Показательно: почти одновременно опубликованы тексты уважаемых мною людей: Д. Быков «Чума и Чумка» НГ. 03.11.2011, и особенно – Захар Прилепин «Хомо Агрессикум» РГ. 2011. 8 ноября. № 250. Они наиболее ярко выразили этот тренд).  
До сих пор порядочность связывается с правыми ценностями (персонажи типа Гайдара, Ясина и пр. считаются совестью нации).
Политические партии соревнуются в правой половине политического спектра (даже коммунисты – скорее клерикалы и государственники, чем леваки).
Презираю эту публику. Мафия. Монополизировала право на дискурс. Оболванивает свой народ. Всеми доступными средствами.
В сущности правые прихватизировали право на весь публичный дискурс. Они доминируют везде в области публичной речи, во всех жанрах они задают тон. Несмотря на внутривидовые различия (от националистов, фашистов до лощеных либералов) в основе их убеждения лежит вера в то, что бедный и нечестный – однопорядковые понятия.
Крабби: Внутривидовая борьба самая жестокая. Дело в самках.
Червь: Угу.
Но в одном они едины: Богатый же он же и добродетельный. Бедный – подлый.
Крабби: Дело неновое. Это фактическая презумпция (еще Квинтилианом приводимая). Средневековые схоласты подхватили и развили в системе формальных доказательств. А теперь и наш законодатель ее воспользовался и реализовал в позитивном уголовно-процессуальном и уголовном праве. Вишь какая загогулина.
Забыли только, что все юридические системы, стремившиеся законсервировать неравенство, рано или поздно осознавались как несправедливые и были разбиты.
Чтобы смыслы понимать нужно равновеликое давление и с правой и с левой стороны. Великое противостояние испокон веков, известное античным мудрецам и вошедшее в плоть и кровь европейской культуры.
Не забывай, современные мыслители западные мыслители – леваки: Ж. Делез, Ф. Гваттари, Фуко, Лиотар. Ги-Эрнест Дебор. Антонио Негри. Наум Хомский. Даже Ж. Деррида и Бодрийяр.
Неомарксизм расцветает. КПИ.
Наши записные интеллектуалы опять на обочине мирового прогресса.
Как можно быть молодым интеллектуалом и одновременно правым? Клерикалом? Националистом?
Даже Ходор стал писать, что-то в левом духе (НГ. 31.10.2011. № 122. «Современный социальный либерализм в России»)
Червь: Бубенцы прищемили вот и прозрел.
Крабби: У народа сумятица в головах. Где право, где лево?
Могу проиллюстрировать это на примере такого явления как советский/русский рок.
Ведь рок-музыканты выступали в принципе против советского строя, против КПСС; но их как и всех сторонников перемен (т.е. антикоммунистов) долгое время считали левыми.
Традиционное обозначение правых и левых произошло к 1993 году. Но в виду дискредитации коммунизма и социализма, левизна стала вообще-то маргинальной.
Червь: И во что превратилось рок-движение, бунтарское, нонкомформистское по своей сути?
Сейчас молодежь не больно-то и увлекается роком. Это отмирающий жанр. У нас среди курсантов кроме меня никто больно-то и не следит за этими старыми пердунами.
Крабби: Был на рок фестивале 4 ноября в Питере. По случаю 30-летия ленинградского рок-клуба.
Видел, кстати там и нашего шефа.
Как вам там было уютно в костюме за 10 тысяч евро?
Архиназаврус: Да молодые люди, я не мог не быть там. И меня временами подмывало пуститься в танец «пого», тряхнуть стариной.
Испытал и горечь по безвозвратно утраченной молодости и идеалам.
В наше время было серьезное отношение к серьезным вещам: свобода, солидарность, достоинство личности.
Не то, что нынешние гримасы и прыжки.
Все было всерьез: «Красное на черном», «Мы вместе», «Перемен», «Революция», «Анархия», «Весна».
Сейчас пафосность этих слов деконструирована.
Усталость легла на плечи.
Правильно, история повторяется дважды: вначале как трагедия, потом как фарс.
Так и с роком. Смотрел на «героев вчерашних дней» и думал: а ведь слабо им начать все сначала: БГ. Н.О.М. и пр.
А все вы постмодернисты проклятые. Ничего не оставили святого. Как можно быть серьезным, когда все высмеивается, остается одна разъедающая ирония и пустота.
И все-таки велика сила искусства: у меня мурашки по коже пошли как зал подхватил за Шевчуком
 

«Свобода, свобода, так много, так мало,
Ты нам рассказала, какого мы рода,
Ни жизни, ни смерти, ни лжи не сдаешься,
Как небо под сердцем в тоске моей бьешься...»

Крабби: Да были, были моменты, когда почудилось что мы вместе, мы едины; солидарность, свобода – вот здесь.
Согласитесь и Шевчук, и Борзыкин и Федя Чистяков –красавчики.
Червь: А меня штырило все пять часов. Чего вы все ноете?
Классный был концерт.
Крабби: Я-то понимал, что потом все разбегутся. Как тараканы по углам.
Иллюзий, что были в конце 80-х годов, больше нет.
Как не вспомнишь знаменитые «Структуры не выходят на улицы».
(Россия оказалась в середине рейтинга протестности стран http://www.vedomosti.ru/politics/news/1219192/rossiya_okazalas_v_seredine_rejtinga_protestnosti_stran)
Если на западе выходят на улицы, то у нас не общество, а быдло, не народ.
Мышь: Ерунду какую-то говорят, Заладили одно: когда народ выйдет, когда народ выйдет... Да не выйдет никуда ваш народ! Русский народ напился водки давно да ушел делать дебилов. Отдыхать бы шли. Вот смешные, честное слово! http://www.utro.ru/articles/2011/11/10/1009923.shtml
Червь: Посмотрим, революция придет с запада («Человечество ждет эпоха революций» РГ. 2011. 7 ноября. № 249 (5625).
Я таки не прочь поучаствовать еще раз в уличных боях на улицах Лондона. А Россия пусть, действительно, отдохнет.
Архиназаврус: Иллюзии свободы и братства стали тускнеть еще в Фергане, Сумгаите, Душанбе, Тбилиси…
А в 90-е все вообще пошло крахом. Народ перестал быть народом и рокдвижение стало в этом отношении наиболее показательным примером. (Россия разложилась снизу http://news.rambler.ru/11635310/)
Червь: Это все националисты.
Эти суки, развалили СССР. Они заменили народу идеалы братства, свободы, равенства на свои вонючие идейки о превосходстве одних над другими.
Так что, братцы, какими бы лощеными и европейскими не выглядели маски у прибалтийских, польских, западноукариинских и многих других восточноевропейских интеллектуалов – рыло зоологического национализма, клерикализма остается при них.
Страшно далеки они от передовой европейской мысли. Полный отстой.
Архиназавриус: Вывод, друзья такой.
Надо называть вещи своими именами.
Есть Правое и Левое. Это ни хорошо, ни плохо. Есть свои плюсы и свои минусы и у правых и у левых.
Но без этого фундаментального различАния понимание некоторых вещей, вроде справедливости, невозможно.
Невозможен и осмысленный выбор.
О теперь, друзья мои, о «Проблематике справедливости в разрезе проблемы допустимости средств доказывания истины в уголовном процессе».
На наш взгляд, может быть два подхода к определению стандарта допустимости: абсолютный и относительный. «Абсолютная» правовая доктрина идет по пути формализации требований к допустимости, она стремится ограничить не только правоусмотрение судьи в вопросе о допустимости доказательства, но и ставит в жесткие, формальные рамки следователя, оперативника, обставляя детальными правилами получение, документирование доказательств, под предлогом обеспечения прав личности (что, на практике приводит к обратному результату: повсеместному и постоянному игнорированию искусственно созданных преград, мешающих выявлять и раскрывать преступления, усиливая пресловутый правовой нигилизм).
Сторонник абсолютного подхода С.И. Пашин писал, что единственный собственно юридической характеристикой доказательства становится его допустимость. Правовая форма работы (с доказательствами) всеобща, обязательна и самоценна. Такого рода умозрительные суждения одно время получила популярность среди наших правоведов.
Такого рода суждения в русле доктрины отравленного дерева получили популярность среди наших правоведов. Впрочем, жизнь скорректировала идеалы приверженцев доктрины плодов отравленного дерева. Хроническая слабость обвинения, издержки следственной формы, возведенной в абсолют либеральными доброхотами, которые создавали УПК РФ (в виде запрета, содержащегося в ст. 89 УПК РФ) привели к обратному результату: строгость нормативных требований к допустимости доказательств радикально была ослаблена повсеместным их игнорированием на практике. Законодатель создал такую правовую рамку доказывания, что ее несостоятельность очевидна всем, в том числе и судье (с его обвинительным/государственническим уклоном), и адвокату, который зачастую просто «отыгрывает» свой гонорар перед доверителем, симулируя защиту. Паразитирование адвокатов-защитников на доказательственном материале, полученном органами предварительного расследования, формирует стратегию, которую мы называем «процедурной деконструкцией», когда придираются к каждой опечатке, каждому слову в протоколе, заваливают ходатайствами о признании недопустимости доказательств обвинения. А у судей, в свою очередь, сформировался стереотип отторжения подобного рода инициатив защитников, недоверие к стандартным доводам защиты по поводу допустимости доказательств.
В судебном дискурсе проблематика допустимости доказательств вращается вкруг проблемы существенности (фундаментальности) нарушений уголовно-процессуального закона и их последствий для утраты силы доказательства. Сама по себе постановка этой проблемы вводит критерий оценочности, т.е. относит разрешение вопроса о допустимости судебного доказательства к дискреционному усмотрению суда. А значит, на наш взгляд, выводит на повестку дня обсуждение критерия справедливости при оценке допустимости доказательства.
Судя по всему, формируется более продуктивный подход к стандарту допустимости, основанный на понятии справедливости судебного разбирательства. Сюда можно отнести доктрину «серебряного блюда» (Доктриной «серебряного блюда» в США именуется способ легализации в качестве доказательств данных, которые были первоначально добыты субъектом с нарушением закона, однако впоследствии приняты судом из рук другого, неопороченного, субъекта доказывания. Иными словами, незаконно полученные данные – подобно плодам отравленного дерева, помещённым на серебряное блюдо, – как бы санируются и становятся приемлемыми для правосудия).
Я чувствую, созрели предпосылки для признания новой доктрины относительной допустимости доказательств, получаемых обеими сторонами в любой незапрещенной законом форме. Это более адекватный нашим реалиям подход, который позволяет суду применять не только формальный критерий допустимости, но и общепризнанный в мировой юридической практике стандарт справедливости. В пользу этого подхода говорят и некоторые недавние решения ЕСПЧ, Конституционного Суда РФ.
Если обратиться к Постановлению Конституционного Суда РФ от 9 июня 2011 г. № 12-П «по делу о проверке конституционности положений пункта 7 статьи 16 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» и части первой статьи 9 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» в связи с жалобой гражданина И.В. Аносова», то вывод такой напрашивается: своим окончательным решением КС оправдал проявление усмотрения, не только со стороны суда, но и со стороны органа обвинительной власти, т.е. органа, уполномоченного осуществлять ОРД (Именно по этому поводу сокрушался судья Клеандров, несогласный с тем, что нельзя ставить превыше всего (прав человека) потребность органа, осуществляющего ОРД, в создании доказательственной базы по делу). Ну а нам так нравится. Значит, косвенно КС признал, что ради изобличения опасного преступника в совершении преступления можно ограничить права личности. Воспользуемся и мы часто используемой КС для обоснования своих суждений категорией справедливости, под прикрытием которой проводится идея о балансе ценностей, а фактически – приоритет публичного начала (Постановление от 5 февраля 2007 г. № 2-П).
В решении по жалобе А. Быкова ЕСПЧ избрал именно такой подход, проявив конструктивную двусмысленность по вопросу об определении допустимости доказательств обвинения. ЕСПЧ, с одной стороны, в очередной раз подчеркнул важность формальной определенности закона, регулирующего получение доказательства в связи с вмешательством в права личности. Публичный интерес не может оправдывать меры, затрагивающие существо прав заявителя на защиту (п. 93 постановления). Соответственно, Европейский Суд пришел к выводу, что вмешательство в право заявителя на уважение его личной жизни не было "предусмотрено законом", как того требует пункт 2 статьи 8 Конвенции (п. 82). Соответственно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции (п. 83). Вместе с тем, ЕСПЧ не признал убедительным довод заявителя о том, что доказательства, полученные при негласной операции были недостоверными и допускали иное толкование, не совпадающее с мнением судов страны. По поводу этого довода Европейский Суд напомнил, что, если оспаривается достоверность доказательства, наличие справедливых процедур проверки допустимости доказательства приобретает еще более важное значение (Постановление Европейского Суда по делу «Аллан против Соединенного Королевства», § 47). Европейский Суд констатировал, что в настоящем деле заявитель имел возможность оспорить негласную операцию и все полученные в ее результате доказательства в рамках состязательной процедуры суда первой инстанции и при обжаловании приговора. Европейский Суд отметил, что заявитель не обжаловал процедуру, в рамках которой суды пришли к своим выводам относительно допустимости доказательств (п. 95). И далее указал, что оспариваемая запись и вещественные доказательства, полученные при негласной операции, не были единственными доказательствами, на которые опирался национальный суд в качестве основания для осуждения заявителя (п. 96). Европейский Суд не был убежден заявителем, что получение доказательств было опорочено элементом принуждения или подавления (п. 105). Исследовав гарантии, сопровождавшие оценку допустимости и достоверности указанных доказательств, природу и степень предполагаемого принуждения и характер использования материала, полученного при негласной операции, Европейский Суд пришел к выводу, что в целом разбирательство по делу заявителя не противоречило требованиям справедливого судебного разбирательства (п. 104). Соответственно, по делу требования пункта 1 статьи 6 Конвенции нарушены не были (105).
Получается, что недопустимость или сомнительная допустимость некоторых средств доказывания, при соблюдении права на защиту и состязательности, само по себе не подрывает справедливости судебного разбирательства и обвинительного приговора.
По-видимому, доктрина относительной допустимости доказательств может быть основана на двух базовых предпосылках: во-первых, оставление окончательного решения вопроса о допустимости доказательства на дискреционное усмотрение судьи; во-вторых, вводится справедливость относительная ценность допустимости. Следовательно, предлагается отказ от формализма доказательственного права в пользу с деформализации.
Правовая регламентация судебного доказательства не должна ставить искусственных ограничений для использования средств познания истины. Наблюдаемые издержки формализма, усиление догматизма в доказательственном праве, на практике дают обратный эффект. Этот новый формализм (мы бы назвали его «дурным»), проявляющийся в издержках толкования критерия допустимости доказательств, имеет целый ряд негативных последствия: привычке закрывать глаза на нарушения требований закона к порядку получения доказательств; снижению эффективности уголовной политики; реальному снижению обеспеченности прав личности.
Требуются преобразования порядка получения доказательств сторонами в ходе досудебного производства, пересмотр параметров допустимости доказательств. Система правил, определяющих допустимость доказательств, должна быть пересмотрена с акцентом на судебный порядок удостоверения фактов, доказательства которых представляются обеими сторонами. Судебное доказывание, уголовно-процессуальное доказывание в собственном смысле должно начинаться с момента предъявления обвинения обвиняемому в суде, тогда же обвинитель представляет свои доказательства (в виде конкретных источников), содержание которых он развивает в доводы, призванные убедить суд. Когда, где и поскольку агент обвинительной власти получает сведение о преступлении, изобличающее обвиняемого, тогда, там и постольку он может сделать это посредством наблюдения, опроса, эксперимента; зафиксировать любым средством, в том числе негласно, тайно. При этом сведения, лично им полученные, могут быть представлены суду путем дачи показаний либо представлены иным образом (через воспроизведение аудио-, видеозаписи и пр.). Контроль суда за получением доказательств необходим тогда, когда это сопряжено с ограничением прав личности.
Справедливым будет считаться то правосудие, в котором обвинительные власти используют для уголовного преследования обвиняемого те средства, которые общество считает допустимыми в борьбе с преступностью. Поскольку коррупция стала одной из главных угроз национальной безопасности, постольку следует считать оправданным расширение пределов вторжения государства в сферу «privacy», справедливо радикализировать меры борьбы с этим социальным злом.
В основе критериев допустимости тех средств, к которым могут прибегать власти для установления юридической истины, в конечном счете, лежат общепризнанные представления о том, что можно считать соразмерным в использовании силы публичной власти против преступности. Необходим отход от формального подхода к допустимости материалов, полученных сторонами в качестве доказательств.
Наличие состязательных гарантий проверки доказательств обвинения, большое количество доказательств, подвергнутых оценке судом, проведение справедливого судебного разбирательства может обезвредить сомнительное доказательство (или его части) путем поглощения. Суд, как арбитр в уголовно-правовом споре, является последней инстанцией в решении вопроса о соблюдении принципа справедливости при получении доказательств и в первую очередь – при проведении негласных ОРМ.
Представления о справедливости объединяют людей в единое общество. Без фундаментальной доктрины справедливости невозможно определить критерии допустимости используемых обвинительной властью средств изобличения преступников. Задача государства состоит в том, чтобы уголовная политика, в том числе, в сфере борьбы с коррупцией, воспринималась обществом как справедливая. Публичная власть должна пользоваться мандатом доверия со стороны общества на ведение войны с коррупцией и тогда используемые им меры будут встречать поддержку и считаться справедливыми, а значит допустимыми. Но если социальный договор между обществом и государством поставлен под сомнение (прежде всего, спорна легитимность верховной власти), и суды и правоохранительные органы вынуждены имитировать «противодействие коррупции», перемалывая «бытовое взяточничество».
Уф, все.
Между тем, обитатели уже давно потеряли интерес к обсуждаемой теме и занимались более актуальными вопросами.
Червь (Мыши): Ответь как процессуалист процессуалисту. Ты чем волосы на ногах бреешь? Почему, сука, у тебя кожа на ногах как шелковая?
Мышь: Иди ты в ж….
Червь ( Крабби): Между тем вопрос не праздный. К тебе теперь обращаюсь.
Крабби: Успокойся, братишка. Я вообще паяльной лампой их опаливаю.
Червь: Ага. Понятно.
Это хоть как-то оправдает меня в глазах реальных пацанов (ГГ НШП).